— Что ты! — испугался Топинь. — Разве об этом можно с девчонками разговаривать? Я ведь тебе только так, по-свойски. И вообще я с Веркой не могу сговориться. Раньше она все кипятилась, как самовар, а теперь слова из нее не выдавишь. Думает о чем-то и вообще «мечтательно взирает вдаль», как говорят поэты.

— Откуда ты это знаешь?

— С тех пор как Калнынь прогнал меня из парка, я всех поэтов знаю наизусть.

— Я не о поэтах. Я спрашиваю, откуда тебе известно, куда Верка смотрит. Не вздумал ли ты соперничать с Интом?

Топинь лукаво прищурился и сказал:

— Инт уже давно полечил отставку.

Потом он задорно щелкнул языком, посмотрел на Роланда — спасибо, мол, за оценку костюма, — и ушел, гордый и самоуверенный, словно он, Арвид Топинь, и в самом деле решил пригласить Веру на первый вальс назло Инту, Роланду и всем остальным.

Услышав разговор Роланда с Арвидом, Инт многозначительно сказал:

— «Господу не нравится хвастовство этого человека».

Ио Топинь был просто неуязвим.

— «Благородный мир идей — единственная отрада мечтателя!» — продекламировал он и поклонился Инту.

Что станешь с ним делать — всю поэзию наизусть знает!

Инт нахмурился, хотел еще что-то сказать, но промолчал. Должно быть, подумал, что Топиня сегодня все равно не переговоришь.

«Пусть хвастает», — проворчал он про себя. А Топинь не переставал суетиться. Обладатель нового костюма хотел показать себя во всей красе. Пусть смотрят и удивляются.

— Что ты будешь делать во время каникул? — спросил Топинь и, словно невзначай, коснулся локтя Веры.

— Буду ходить на лыжах, бегать. — Девушку немножко смутила развязность Топиня.

— Не-ин-те-рес-но, — протянул Топинь. — Я думаю заняться охотой.

Несколько парней посмотрели на Топиня.

— А ружье у тебя есть?

— Зайцев, наверно, лучше всего гонять хворостиной? — насмешливо сказал кто-то.

Но Топинь вовсе не обиделся.

— У моего отца есть ружье. Вообще-то у него два ружья. Да что удивительного — он у меня лесник. А я буду учиться на ученого-лесовода, и мне надо привыкать.

— А ты хоть раз кого-нибудь подстрелил? — простодушно спросил маленький Инерауд.

— А то как же! — Топинь даже грудь выпятил. — В прошлом году мы с отцом и еще одним лесником пошли на кабанов. Вот был номер!

— И ты видел живого кабана? — притворился восхищенным Инерауд.

— А как же! С нами была собачонка. Пинчер, или как она там называется, такая, с отвислыми ушами. Как вошли в лесок, она сразу куда-то пропала. А немного погодя залаяла. Дело ясное, кабаны идут! Мы разделились, я ушел в глубь леса, забрался в елки и жду. Вдруг в ветках как затрещит — чувствую, кабан прямо на меня идет.

— И ты не испугался? — удивилась одна из девочек.

— Конечно, струхнул немного. Как же не испугаться! Кабак такое натворить может, что долго помнить будешь.

— И ты бросился удирать? — насмешничал Инт.

— Куда побежишь? — Топинь провел рукой по лбу, словно вытирая пот. — Вскинул ружье и жду. Вижу — идут целых пять штук, килограммов на пятьдесят каждый. Ну. думаю, эти небольшие, сейчас пальну.

Прицелился в первого, прямо в грудь, и — бах! — подсвинок повалился. Я во второго стреляю — чего ждать? Тот тоже упал и завизжал. Саданул в третьего. Он сперва присел, а потом наутек пустился.

— Постой, как же ты из двустволки три раза подряд стрелял?

— Вообще-то у меня было ружье, у которого третий ствол с пулей. — И Топинь победоносным взглядом посмотрел на ребят: — Так вот, кабан пускается наутек, а я перезаряжаю. В правый ствол жакан, в левый — картечь, и — за кабаном. А он за кустиками сидит себе. Как дал из обоих стволов, так кабан и повалился вверх тормашками. Чуть погодя подходят отец с лесником, а кабан на земле лежит. «Здорово!» — обрадовались они и уже хотели было домой его тащить, но тут увидели, что немного поодаль другой лежит. «Что? И этого ты свалил?» — удивился отец «Идите за кустики. — говорю я. — Там еще один».

— С ума сойти! — покачал Инерауд головой. — В первый раз слышу эту историю.

— Разве непременно надо обо всем рассказывать? — Топинь пытался притвориться скромным. — Кто сам не охотился, не поверит, еще подумает, что хвастаю.

К ребятам подошла Валодзе.

— Но вы. Топинь, ведь никогда не хвастаете! — сказала она.

Аренд что-то пробурчал в ответ и решил, что лучше всего ему отойти.

— Ну ладно! — улыбнулась Валодзе. — Теперь только не расходитесь, минут через десять начнем.

2

«Что с ним происходят?» — думала Валодзе, наблюдая за Топинем. Казалось, сменив свою обычную куртку на новый костюм, парень переменил и характер. Раньше этот неуклюжий, застенчивый с девочками Топинь никогда не танцевал, теперь же он не пропускал ни одного танца, но чаще всего он кружил, вернее говоря, пытался кружить в вальсе Веру Ирбите.

Это выглядело довольно смешно — маленькая стройная Ирбите, легкая и грациозная, точно созданная для танцев и стремительных движений, а рядом с ней неповоротливый, как медвежонок, Топинь.

Правда. Арвид всегда был одним из самых разговорчивых в классе, но сегодня своими охотничьими рассказами он превзошел сам себя.

Валодзе ни разу не была на охоте я почти ничего не знала об этом увлекательном занятии, но она все же поняла, что в рассказе о трех кабанах в лучшем случае было тридцать три процента правды.

Тридцать три процента правды… Бирута Валодзе невольно улыбнулась. Так бы подсчитал Петер Сука, математик, который все вещи и явления любит выражать языком формул п чисел.

Бирута Валодзе посмотрела на часы. Было без четверти двенадцать. Скоро старый год уступит место новому, все пожмут друг другу руки и пожелают счастья в новом году. Это будет приятная минута. «Как хорошо было тогда, два года назад!» — подумала Валодзе и легко провела рукой но вискам. Студенты последнего курса собрались встретить Новый год у одной девушки. Там был этот серьезный студент — Паул, с ветеринарного. Он был немного старше остальных, но еще не прошел в занятиях и полпути, — видимо, воевал в партизанах. На пиджаке у него было несколько орденских ленточек. Очень странный парень. О себе он рассказывал Бируте мало, хотя потом они часто встречались. В этом году Паул окончит институт и приедет на работу в Лидайне. Во всяком случае, он так обещал. И тогда?… Звуки вальса оборвались, но танцующие не разошлись по местам. Валдис Абелит включил радиоприемник. В эфире тихо, но четко раздавалось равномерное тиканье часов. Кремлевские куранты отсчитывали последние секунды старого года.

И вот на всю нашу страну, на весь мир часы столетий пробили двенадцать раз. Зазвучал Гимн Советского Союза, и знакомый голос диктора сказал:

— С Новым годом, товарищи! С новым счастьем!

Опять льется мелодия вальса, по никто пока не танцует. Юноши и девушки подходят друг к другу, заглядывают друг другу в глаза, пожимают руки и улыбаются. Учительница Валодзе не успевает опомниться, как ее окружает весь десятый класс, ей желают радости, счастья.

Затем мальчики идут в другой конец зала.

Бирута Валодзе смотрит в ту сторону и видит Клава Калныня. Подброшенный множеством рук, он летит вверх и, не успев опуститься, взлетает снова. Клав полусердито, полушутя пытается что-то сказать, но напрасно. Теперь обычная школьная дисциплина уже не действует, и ничто не может помешать ребятам поздравить учителя.

И Бирута Валодзе идет туда. Ей просто хочется быть среди молодежи, ведь сейчас-то руководительнице десятого класса всего только двадцать два года, и у нее еще совсем молодое сердце.

Они танцевали. Клав Калнынь давно не танцевал и чувствовал себя немного неловко, а Бирута Валодзе кружилась легко, с увлечением. Первый танец в этом году — радостный и стремительный, и только что начавшийся год тоже будет радостным и стремительным.

— Вы дежурите? — спросил Клав.

— Так же, как и вы! На наших школьных вечерах эта честь всегда выпадает на долю молодых учителей, а сегодня эго мы с вами.