Не успел и шага назад сделать, как мужчина взмахнул рукой и буквально одним пальцем коснулся нескольких точек на моей голове. Я ничего не почувствовал вначале, лишь, отступив, стал шататься, как пьяный, а перед глазами всё плыло. Те крохи энергии, что были во мне, моментально улетучились, а концентрация пропала.

Поняв, что устоять ровно не смогу, сел на ноги, приложив руку к голове.

— Очень интересно, — хмыкнул Плетнёв и повернулся к Холодову.

Я так же покосился на него. Старик явно был взволнован и прятал глаза, словно провинившийся школьник.

— Мне ведь не показалось, — продолжил с усмешкой Антон Александрович, — что твой подопечный обучен медитации эмоций? Так ещё и использует в качестве основы гнев?

— Я не понимаю, о чём ты, — виновато ответил мой наставник.

Непривычно было видеть его таким. Собственно, мне самому стало очень страшно как за себя, так и за учителя. У него ведь не будет проблем из-за этого?

Старики ушли общаться в кабинет, я же поднялся к себе в комнату, изнывать от неопределённости.

Благо, Плетнёв оказался дядькой справедливым и понимающим. Он провёл со мной беседу и проверил технику, после чего одобрил использование и даже дал рекомендации, за что я был ему очень благодарен.

— Ты талант, Алексей, — устало сказал он. — Незачем топить неогранённый алмаз, надо лишь немного обтесать, чтобы засверкал новыми гранями. Ты хороший парень, я в тебя верю.

Он похлопал меня по плечу, отчего я ощутил вдохновляющий прилив благодарности.

Интерлюдия

Элитное кафе в центре Тамбова было почти пустым в этот субботний утренний час. За столиком у окна сидели Татьяна Рожинова и Светлана Водянова. Между ними стояли чашки с недопитым капучино, а разговор вёлся тихими, кратким фразами.

— Я до сих пор не понимаю логики, — Светлана с лёгким раздражением помешала ложечкой пенку в своей чашке. — Зачем было красть? Огнев всегда решал вопросы в лоб. Вызвать на дуэль, унизить публично — это в его духе. Воровство — это так… Мелко и рискованно.

Она пожала плечами и отпила крохотный глоток.

— Неудобно, — констатировала Татьяна, её взгляд был холодным и ясным. Она держала спину идеально прямо, чувствуя себя хозяйкой положения. — У Огневых серьёзные связи в полиции. А в этом деле нет ни свидетелей, ни зацепок. Искать вора — гиблое дело. Совершенно бесперспективное.

— Именно, — кивнула Светлана, и в её голосе прозвучала досада. — Но меня беспокоит не это, а его поведение. Он всегда был груб, прямолинеен и за словом в карман не лез. На первом курсе он провёл полтора десятка дуэлей, и все — ради унижения. А сейчас… Его будто подменили. Он избегает прямого конфликта не только со Стужевым.

— Под его нерешительностью скрывается нечто большее, — Татьяна тоже сделала небольшой глоток кофе, её движения были выверенными и спокойными, элегантными. — Я подробно поговорила с Глебом. Вся мотивация Огнева упирается в одного человека — его отца. И этот страх не просто сильный. Он патологический.

Светлана пренебрежительно махнула рукой, сморщив ненадолго носик.

— У всех строгие отцы. Это не объясняет такой радикальной смены поведения.

— Это не просто «строгость», — парировала Татьяна, и её голос приобрёл металлический оттенок. — Это что-то, что происходит за закрытыми дверями их особняка. Что-то, что заставляет Михаила бояться разочаровать отца до дрожи в коленях. Он не страшится проиграть дуэль или нагрубить кому-то. Его пугают последствия этого проигрыша дома. Вот что выбило у него почву из-под ног.

Она отставила чашку и посмотрела на Светлану с лёгким вызовом.

— Похоже, спровоцировать его на открытые действия не удастся. Во всяком случае, старыми методами.

Светлана задумалась, её пальцы замерли на ручке чашки. Она внимательно изучила Татьяну, будто заново её оценивая.

— Ты очень проницательна, Татьяна, — медленно произнесла она спустя почти минуту молчания. — Если сложить все детали вместе, эта версия звучит… убедительно.

Она замолчала на мгновение, в её глазах зажглась искра новой идеи.

— У меня появилась мысль. Её нужно проверить, но… Это может занять время.

Светлана открыла свою сумку, достала оттуда увесистый, плотный конверт и бесшумно положила его на стол, пододвинув к Татьяне.

— Благодарю за сотрудничество и предоставленную информацию. Она была чрезвычайно полезна.

Татьяна, не глядя, убрала конверт в свою собственную сумку. Её лицо не выразило ни малейшей эмоции.

— В случае необходимости я с тобой свяжусь, — добавила Светлана, её тон стал подчёркнуто вежливым, почти церемонным. Она ясно давала понять, что на данный момент их деловые отношения приостановлены.

— Я всегда готова к продуктивному диалогу, — с лёгкой, холодной улыбкой ответила Татьяна.

Светлана кивнула, оставила на столе деньги для оплаты счёта и, не прощаясь, вышла из кафе.

Татьяна осталась сидеть, её взгляд был устремлён в окно, но мысли бродили где-то далеко. Она получила оплату и временное отступление. Но графиня знала — в этой игре паузы никогда не бывают долгими. Она будет в деле до самого конца, пока граф Озёрский, наконец, не займёт пост ректора.

Воздух в помещении был спёртым и наполненным запахами дешёвого табака, пыли и чего-то едкого, вроде чистящего средства. Я сидел на жёстком деревянном стуле, а напротив, за пустым столом, расположился следователь — тощий костлявый мужчина с пронзительным взглядом и вечно поджатыми губами. При первом быстром взгляде на него на ум приходила смерть с косой, настолько он походил на ходячий скелет.

Это был капитан Чёрный Борис Сергеевич, дворянин. Назначен следователем по моему делу. На его форменном пиджаке красовалась нашивка мастера одной звезды.

Меня сразу насторожило, что для простого опроса пострадавшего по факту кражи выбрали именно допросную, а не кабинет. Это был явный сигнал о чём-то нехорошем.

— Итак, барон Стужев, — следователь положил перед собой пустую папку. — Давайте ещё раз, с самого начала. Вы утверждаете, что из вашей комнаты в общежитии пропала крупная сумма денег. Назовите цифру ещё раз.

— Сто двадцать семь тысяч пятьсот двадцать рублей, — чётко повторил я, чувствуя, как внутри всё сжимается от негодования.

— Сто двадцать семь тысяч, — он протянул слова, будто пробуя их на вкус, и усмехнулся. — Очень… солидная сумма для студента. Даже для барона. Мы проверили переводы от главы вашего рода, Платона Борисовича Стужева. Они скромные, на текущие расходы. Откуда же у вас взялись такие средства?

В его тоне сквозила откровенная насмешка. Я прикрыл глаза, сдерживаясь. Пламя свечи просилось наружу, питаемое моим гневом. Но вместо этого весь запал я направил в чёрную дыру своего источника. Такая микро-медитация помогла отпустить эмоции и успокоиться. Но это заняло время, и Чёрный стал щёлкать пальцами:

— Стужев? Вы ещё здесь, со мной?

— Я заработал их сам, — сказал я, открыв глаза и стараясь держать голос ровным. — На дуэлях. За победы и откупы.

— На дуэлях, — Чёрный кивнул, делая вид, что записывает, хотя ручка даже не коснулась бумаги. — Понимаю. То есть, если верить вашим словам, вы жили впроголодь, экономили на всём, даже на услугах прислуги, чтобы скопить этот капитал? Однако ваши служанки в поместье уверяют, что вы им всегда исправно платили. Да и записи о расходах соответствуют поступлениям от вашего батюшки. Странное противоречие, не находите?

«Вот же жук», — пронеслось у меня в голове. Он даже служанок допросил. А что со студентами, интересно? Он вообще искал вора или только в Козлов катался?

То есть, он потратил больше недели не на то, чтобы найти воров, а чтобы поймать меня на лжи? Это что за бред? Я бы даже посмеялся, если бы не был сам участником этого абсурда.

Я видел следователя и его тактику насквозь — запугать, запутать, заставить усомниться в собственных словах. Он хочет, чтобы я вышел отсюда виноватым во всём: и в краже, и во лжи, и в том, что отвлекаю полицию от «настоящих» дел.