Аль-Асих ответил лишь самодовольной ухмылкой.

— Ты ведь знаешь, зачем я прибыл сюда, не так ли? — спросил Аль-Асих.

— Чтобы расставлять по скалам свои самодельные куклы? — усмехнулся Турсан-Ага.

Абдул Хазали издал звук, похожий на что-то среднее между смешком и икотой, но тут же осекся под холодным, словно сталь кинжала, взглядом Аль-Асиха.

— Ну что же вы, друзья мои? — Аль-Асих обратился к остальным моджахеддин. — Зачем же вы поднимаете оружие на своего товарища? Уверяю, я пришел сюда лишь чтобы отдохнуть и снова отправиться в путь. Опустите ваши автоматы.

Душманы принялись недоуменно переглядываться. Некоторые опустили оружие.

— Ты думаешь, — Турсан-Ага раздул ноздри крупного носа, — думаешь, раз сам Абдул-Халим прислал тебя сюда, чтобы разобраться с каким-то мелким сержантиком, то ты можешь всем тут распоряжаться?

— Я думаю… — взгляд Аль-Асиха угрожающе потускнел, — а вернее, даже знаю, что ты не будешь путаться у меня под ногами, старик… Иначе… Иначе сам знаешь, что случается с теми, кто путается у меня под ногами.

— Ты смеешь угрожать уважаемому Турсан-Аге⁈ — выскочил вперед какой-то моджахед-фанатик. — Смеешь угрожать истинному воину Бога⁈ Да как ты…

Аль-Асих приблизился к нему быстрее, чем душманы успели вскинуть оружие. Турсан-Ага и вовсе не смог заметить, когда Асих выхватил нож.

Короткое, быстрое, как мысль, движение пакистанского наемника закончилось тем, что душман просто рухнул на землю с перерезанным горлом. Забился в конвульсиях.

Немедленно забряцало оружие. Защелкали предохранители. Залязгали затворы направленных на наемника автоматов.

— Вот! Вот что бывает, когда у меня путаются под ногами! — закричал мгновенно вспыхнувший Аль-Асих. — Каждый, кто решается на это, хрипит и захлебывается своей кровью!

Турсан-Ага при виде зверского, злобно выпучившего глаза лица Асиха неосознанно отступил на шаг.

— Ну давайте… — прошипел Аль-Асих, водя по воинам нечеловеческим взглядом. В следующее мгновение он рявкнул: — Давайте!

Душманы вздрогнули.

Пакистанский наемник, бывший офицер пакистанской армии и военный преступник по прозвищу Аль-Асих стоял перед ними, глубоко, по-звериному дыша.

— Так я и думал… — немного погодя сказал он, мгновенно восстановив дыхание. — Так я и думал, уважаемый Турсан-Ага…

— Твой разум… — проговорил Турсан-Ага с трудом, шевеля пересохшими губами, — он полон шайтанов…

Аль-Асих рассмеялся.

— О нет… Нет, друг мой, — сказал он, вытирая нож о сгиб локтя, — со мной все в порядке. Особенно с моим разумом. Это вы… Вы все медленно, но верно сходите с ума. А ты, уважаемый Турсан-Ага, кажется, сходишь с ума даже быстрее, чем остальные.

Турсан-Ага не ответил. Только поморщился и неприятно скривил губы.

— Или что? Хочешь сказать, это не так? — Аль-Асих приподнял темную бровь. — Молчишь… Так я и думал. Но знаешь что? Очень скоро мы проверим, насколько ты спятил, Турсан-Ага. И знаешь как?

— Мавлави Забиулла узнает, что здесь случилось, — сказал Турсан-Ага, стараясь сохранять хладнокровие.

— Мы посмотрим, — Аль-Асих пропустил слова Турсана мимо ушей, — посмотрим, решишься ли ты, Турсан, вмешаться в нашу с этим старшим сержантом Селиховым маленькую игру. И я надеюсь, у тебя хватит разума этого не делать.

— Хорошо, — сказал я, — значит, тут они не пройдут. Хоть с одной стороны мы неплохо защищены.

— Самим бы только не наткнуться, — несколько недовольно пробурчал Бычка, рассматривая неширокий, ровный участок, усеянный мелкими камнями.

Эта узкая полоска пустой земли протянулась от примыкающих к «Клыку» скал и до пологого склона зеленой, но к вершине белеющей от камней горки, которая прирастала к остальному массиву перевала.

До Кабаньего клыка мы добрались примерно к двум часам дня. Здесь, под тенью огромной горы, было прохладно и зябко. В низинах стояли туманы. Ветер тут был слабым, но не менее противным, чем на «Вертушке». Ослабший у земли, но очень сырой в непрогретом воздухе долины, он продувал местные ущелья, заставляя пограничников сильнее кутаться в плащ-палатки.

Почти сразу, как мы добрались до стоянки, Муха вышел на связь с «Вертушкой». Сообщил, что нужна эвакуация погибшего.

Ответ пришел быстро и заставил Муху долго, но украдкой от остальных пограничников, материться себе под нос.

— Эвакуация будет, — сказал он тогда, — но только если мы не войдем в «Темняк». Туда Стаканов соваться не хочет. Да и так, придется ждать, пока машина доберется до «Вертушки», а оттуда к нам.

Перед Мухой встал выбор — оставить часть сил здесь вместе со Смыкало, чтобы они дождались БТРа с заставы, а остальным взводом пробираться дальше, ну или же задержаться здесь, под «Клыком» до завтрашнего утра.

Оба варианта Муха считал говенными. В первом случае мы оставляли на произвол судьбы целое отделение бойцов и ослабляли остальную группу. Во втором же теряли почти целые сутки времени. Кроме того, поднимался риск быть атакованными врагом.

Оставался и третий вариант — продвигаться дальше без эвакуации. Некоторое время Муха склонялся к этому варианту, тогда я указал ему на то, что такой шаг может негативно сказаться на настрое бойцов.

Муха чуть поупирался, но все же согласился. И наконец решил, какой приказ поставит нашему взводу.

— Значит, тут часовых ставить не будем? — спросил Пчеловеев, задумавшись. — Ну… Раз уж сюда они не полезут.

— Поставим, — сказал я, — наблюдать все равно нужно. На всякий случай. Тем более, раз уж командир решил ждать эвакуации. Вон там.

Я указал вверх по склону скалы, на большие камни, за которыми можно было спрятаться.

— Оттуда должен быть неплохой обзор. Оставим там двоих. Пчеловеев, проверить.

— Есть.

Пчеловеев перевесил автомат за спину и принялся подниматься по пологой скале, опираясь о большие камни.

— Слыхал… — Бычка обернулся, посмотрел на БТР, стоящий вдали. — Слыхал, командир хотел идти в пещеры прямо так. Смыкало с собой взять.

У машин кипела деятельность. Пограничники ставили палатки. Командиры отделений организовали оборонительные позиции и секреты.

— Хотел, — констатировал я, глядя на каменистое поле.

— Ты ему не дал?

— Не дал.

— Спасибо, — Бычка вздохнул. — Это было бы не дело. Это выходит, что друг наш может и домой не попасть, если с нами по дороге чего случится? А если и еще с кем-то? Это ж что получается? Командир и еще кого-то бросить может… Если что.

— Не бросит, — твердо сказал я. — Ситуация такая, что куда ни сунься — везде яма. А Муха — командир решительный. Иногда даже излишне. Вот и пришла ему в голову такая… идея.

Бычка прочистил горло. Сплюнул.

— Хорошо, что ты его отговорил, — угрюмо протянул он. Потом немного помолчал. — Не хотелось бы мне тут остаться, если придется мне…

Он не закончил. Застыл на месте, стиснув автомат.

Я нахмурился. Всмотрелся вдаль.

Из-за большого, в три человеческих роста камня, примыкавшего к скале, вышел афганец.

Невысокий, согбенный, даже слегка горбатый старик медленно брел по каменистому полю. На веревочке он вел худенького, нагруженного скромным скарбом ишака.

Старик шел небыстро, опирался на толстый кривой посох и при этом заметно прихрамывал.

— Этот тут что забыл? — удивился Бычка. — Вроде говорили, что местные сюда соваться боятся. Особенно после того, как «джинн» этот тут появился.

— И верно… — сузил я глаза. — Боятся.

Старик нас заметил. Он помахал нам рукой, сжимающей посох, и ускорил шаг. Ишак, шедший рядом, забеспокоился, заорал.

— Куда прешь, дубина⁈ — крикнул ему Бычка, — Не лезь сюда! Не лезь!

Старик, казалось, не понял, что Бычка имеет в виду. Он только снова помахал нам и пошел навстречу, казалось бы, еще более радостно.

— Оглох, что ли? Не понимает⁈ — Бычка удивился и испугался одновременно.

— Местный идет! — торопливо спускаясь, крикнул нам Пчеловеев, — видали? А! Да вот же он! Ты куда, дед⁈ Куда прешь⁈