На лоб Оскара упала прядь темных с рыжиной волос.

– Вы? – недоверчиво переспросил он. – Вы будете одевать Лилит Эриксон?

– Да. Именно поэтому я к вам и подошла. Я собиралась спросить, где можно найти миссис Неттлз.

Оскар нахмурился. Это было ему не к лицу. Мне бы хотелось, чтобы он снова стал веселым и жизнерадостным другом Грега. Такой человек мог бы оказаться сейчас на вес золота: он мог бы поддержать меня в театре и тайком заполучить нужные сведения о Лилит Эриксон. Но вместо этого я лицезрела его кислую мину. Что могло его так обидеть? А мой вопрос он так и оставил без ответа.

– Ну ладно… – вздохнула я, но тут он зашевелился.

– Мне все равно надо к декорации, – признался он. – А костюмерная как раз рядом. Так что можете пойти со мной.

– Благодарю.

Остальные работники проводили нас взглядами. Один начал посмеиваться, и я метнула в его сторону ледяной взгляд.

Оскар повел меня мимо мастерской к другой двери со скрипучими петлями. Через нее мы попали в темный коридор, где стоял какой‑то затхлый запах. Там не было ничего красивого, только практичные беленные известью стены с деревянной облицовкой снизу. Мы пошли направо мимо наставленных лестниц, ящиков и мешков с песком. Где‑то вдалеке стучал молоток.

– Я уже сто лет вас не видела, – попыталась поддержать разговор я. – Даже не узнала вас.

Он не обернулся, лишь ускорил шаг.

Будь это кто‑нибудь другой, я бы не придала особого значения и сочла его жалким паршивцем, но, учитывая то, каким я помнила Оскара, его нелюбезность причиняла мне боль. Наше знакомство не было близким. Он был другом Грега, и я видела его лишь мельком, но он всегда производил на меня такое впечатление, что я не единожды грезила о нем, лежа на своей узкой кровати для прислуги.

Оскар повернул налево и полез на приставную лестницу. Я подоткнула юбки и стала взбираться по скрипучим ступенькам за ним следом.

Мы оказались над колосниками [2]. Они напоминали оснастку корабля. Во всех направлениях над сценой на головокружительной высоте тянулись веревки и подвесные переходные мостики.

– Я думала, что костюмерная будет внизу, – задыхаясь, пробормотала я.

– Это не так, – отрезал Оскар. – Но вы привыкнете к высоте. Старайтесь не смотреть вниз. Мы идем туда, через мостик, видите?

Над сценой справа налево протянулась длинная широкая платформа. От глаз зрителей ее скрывали полоски крашеной ткани. Упасть оттуда было сложно, но я почему‑то преодолевала фут за футом с великой осторожностью. Я видела, как человек умер на сцене. У меня не было никакого желания рухнуть вниз и сделать то же самое.

– Я же сказал вам не смотреть вниз. – По крайней мере он со мной разговаривал.

Вокруг нас располагались большие и сложные механизмы. Мы шли мимо канатов, цепей и цилиндров с противовесами. И каждый служил для своей определенной неведомой цели. Проходя мимо, Оскар провел рукой по ветровой машине.

– Какой же зверь в тебя вселился и меня смутил? Открывшись мне, мужчиною ты был [3].

Оскар остановился и склонил голову набок.

– Это она, – произнес он. – У нее самый сильный голос. Только его и слышно за декорациями. Послушайте.

Актриса на сцене внизу продолжала свою речь. Ее голос был теплым, глубоким, с легкой хрипотой. Он почему‑то навел меня на мысль о кошачьем языке.

– Это Лилит Эриксон?

Оскар кивнул.

Я посмотрела с мостика вниз. Сверху была видна только макушка Лилит, иссиня-черная, как вороново крыло.

– А какая она? – спросила я у Оскара.

– Какая? Она подает надежды. Шеф правильно ее выбрал, у нее определенно талант. Ему только надо раскрыться.

– Нет, а… не на сцене. Какая она как человек?

Оскар пожал плечами. По его лицу скользнула какая‑то тень, но я не смогла определить, что она означала.

– Не знаю. Мы вращаемся… в разных кругах.

Миновав мостик, мы очутились возле шатких лестниц с веревочными перилами. Я сморщила нос от запаха краски и скипидара.

– К запахам вам тоже придется привыкнуть, – сказал мне Оскар. Вытащив из-за уха кисть, он указал ею на дверь. – Вы работаете вот здесь.

– Спасибо, что проводили.

– Ну, мне все равно нужно было идти сюда. Пора заняться делом.

Я понаблюдала за тем, как Оскар взбирается на раму декорации. Полотно, натянутое вдоль стены за сценой, было под стать его поведению: обширная вересковая пустошь в тусклых оттенках фиолетового, голубого и зеленого.

До просмотра «Доктора Фауста» я всегда считала театр веселым местом. Теперь он казался мне полным страдания, демонов и смерти. Но здесь платили деньги, и забывать об этом не следовало.

Я постучала в дверь костюмерной, но ответа не получила. Как только я открыла дверь, меня обдало волной теплого воздуха. В воздухе мятежным духом клубился пар. Шипящим, словно от боли, утюгом женщина разглаживала складки на длинном черном плаще.

С трех сторон женщину окружали стойки с костюмами. Мне еще никогда не доводилось видеть такого разнообразия цветов и выделки: одни вещи были расшиты блестками, другие бусинами, а третьи пронизывала золотая нить. На полке размещались безликие головы в париках и шляпах.

Центр костюмерной занимал длинный стол. За ним восседала хорошенькая черноволосая девушка. Хотя бок о бок с ней стояли швейные машины, она что‑то пришивала вручную и, судя по забинтованному запястью, занималась этим довольно часто.

Я кашлянула.

– Здравствуйте! – Руки работниц продолжали двигаться. – Дженни Уилкокс? – Я отчего‑то произнесла собственное имя с вопросительной интонацией.

Женщина отставила утюг.

– Я ждала вас еще десять минут назад. Входите и закройте за собой дверь. Шляпу повесьте, если найдете куда.

Женщина была худой, плоскогрудой, но одета со вкусом: простое красновато-коричневое платье с ниспадающей до пола спинкой. Это платье было ей очень к лицу, как и каштаново-рыжий цвет волос, изящно перехваченных на затылке. От хозяйки костюмерной я ожидала чего‑нибудь более броского, а ее стиль был прост и элегантен.

– Меня зовут миссис Неттлз. Вы это уже знаете. А это Полли.

Девушка с шитьем кивнула. Все ее внимание снова было направлено на работу.

– Очень рада знакомству с вами обеими.

– Миссис Дайер сказала мне, что последнее время вы работали в услужении, – резюмировала она. – На самом деле, это может оказаться очень полезным. Большинство молодых людей нынче не умеют выслушивать приказания.

Стена за моей спиной была увешана набросками и образцами материалов. Впервые за последнее время настроение у меня поднялось. Находиться в костюмерной было приятно, и мне захотелось узнать о рисунках на стенах побольше. Но задавать праздные вопросы сейчас было не время.

– Чем я могу помочь? – поинтересовалась я.

Миссис Неттлз глянула на часы.

– Они будут репетировать еще несколько часов. Полли, у тебя есть еще что‑нибудь в починку?

Кивнув, Полли отложила иголку и пошла к стойкам с костюмами. Ее проворные руки захватили сразу с десяток вещей. Должно быть, она помнила, где что висело.

Я присела на стул рядом с ней и взяла иглу. Мне было только в радость под шипение утюга следить взглядом за ложащимися на ткань стежками. В этом не было ничего зловещего. В комнате было жарко, как в аду. Но это единственное, что напоминало здесь о «Докторе Фаусте».

– От брата вестей нет? – вдруг спросила миссис Неттлз.

Я в испуге посмотрела на нее.

– Нет. Но мне не очень‑то и нужно. Я думала, миссис Дайер вам рассказала. Он нас бросил.

Миссис Неттлз покивала.

– Да, она говорила что‑то подобное. Но уже несколько месяцев прошло. Мы предположили, что теперь уж он написал вам и попросил помощи.

Я осторожно потянула за нитку.

– Помощи?

– Я сказала это, еще когда она встречалась с тем парнем, которого бросила, и скажу снова. Художнику ни за что не обеспечить всех прихотей Джорджианы Милдмей. Она даст вашему брату повод для сожаления, что поехал с ней в Америку, и сомневаюсь, что она оплатит ему дорогу домой.