– Ну конечно! – с жаром воскликнула миссис Дайер. – Даже не думайте переживать. Я научу вас всем нашим премудростям. – Она встала с дивана и отперла ящичек в шкафу. Обратно она вернулась, неся в руках кошелек и книгу в кожаном переплете. – Полное собрание сочинений Шекспира. Считайте это подарком. Прочтите все пьесы, но особое внимание уделите «Макбету». С этой вещи мы начнем сезон в сентябре. Вы будете одевать Лилит на роль леди Макбет.

Книга представляла собой увесистый том. Я полистала ее, дивясь тонким, как луковая шелуха, страницам. Их сплошь покрывал текст, набранный мелким убористым шрифтом. Я буду продираться сквозь него целую вечность. Мне еще никогда не приходилось читать таких толстых книг.

– Благодарю вас, мадам. Я слышала о «Макбете». Правда ведь, он великий злодей?

– Воистину. Отвратительный. Но все же я считаю, что его жена была еще хуже. – Миссис Дайер задумчиво погладила себя по подбородку. – Чем еще можно вам помочь? Думаю, до начала работы вам будет полезно посмотреть одну или две постановки в других театрах. Конечно, это будет не «Макбет», но мы не прочь позаимствовать какие‑то детали костюма у других. Моя костюмерша миссис Неттлз всегда пребывает в поисках вдохновения.

У меня не было денег на театральные билеты. Похоже, мне нужно было рискнуть и попросить аванс.

– Но… сейчас лето, – попыталась оправдаться я. – Разве сейчас лондонские театры не закрыты?

– Все, кроме одного. – Миссис Дайер умолкла. На ее губах заиграла странная, задумчивая улыбка. – Есть особенный театр, который предан искусству и работает круглый год. Это «Геликон». – Ее голос стал тише, будто она делилась со мной каким‑то секретом. – Он принадлежит величайшему актеру из всех, кого я знала. Его зовут Юджин Гривз. Вы о нем слышали?

– Имя кажется знакомым, но…

– Должна признать, что я в некотором роде его поклонница. – Она расстегнула кошелек и достала несколько монет. Не затертых и тусклых, какие обычно доставались мне, а блестящих, как драконовы копи. – Мистер Дайер говорит, что Лилит Эриксон талантлива, но вы сможете нас рассудить, когда увидите блестящего актера в моем понимании. Вот. – Она взяла мою руку, развернула ладонью вверх и высыпала на нее монеты.

Я кашлянула.

– Миссис Дайер, здесь ведь больше, чем нужно на один билет!

– Возьмите все, – настояла она. – У вас ведь наверняка есть младшие братья и сестры? Возможно, детям тоже захочется пойти.

Так‑то! Трещина в моей обороне. Доброта, обращенная ко мне, – это еще куда ни шло, но забота, проявленная к моим родным, растопила мое сердце. Я постаралась отогнать от себя дурное предчувствие. Это была удача, о которой я молила Бога. Может быть, некоторым богатым леди просто нравится помогать людям моего класса? Чтобы показать себя добродетельными и милосердными христианками.

– Спасибо вам, мадам, – с чувством ответила я и сжала в ладони полученное богатство. Монеты были тяжелыми, настоящими. – Благодарю вас. Не сомневаюсь, что дети придут в восторг. А что за пьеса?

– Великая классика. Вы увидите, как Юджин Гривз играет доктора Фауста!

Для меня это был пустой звук. Я устыдилась своего невежества, но она ведь уже пообещала стать моим учителем.

– А о чем она?

Губы миссис Дайер разомкнулись от удивления.

– Как, это же настоящая легенда! Фауст. Глупец, заключивший сделку с дьяволом.

Я еще никогда не видела Филипа таким возбужденным. Он стоял у зеркала на цыпочках и, смачивая гребешок, зачесывал волосы назад.

Доркас подмигнула мне:

– Хочет быть красивым перед дамами.

Филип густо покраснел. Ему было только тринадцать.

– Отстань! Я еще ни разу не был в театре. Грег вечно говорил, что мне надо остаться дома за хозяина.

Я вздрогнула, когда он произнес имя Грега.

– Тебе понравится в театре, – сказала я Филипу громким и радостным голосом, будто тем самым могла стереть следы от упоминания нашего брата. – Там ты попадаешь в сюжет. Если гремит гром, то ощущаешь, как у тебя в груди все подпрыгивает.

Тут, отодвинув от себя недоеденный ужин, заскулил Берти:

– Я тоже хочу пойти!

Я проклинала себя. Нужно было предвидеть такое. Я обняла худые плечи младшего братишки.

– Знаю, что ты хочешь, родной. Но чтобы подняться на балкон, надо преодолеть столько ступенек. Тебе с твоей больной ножкой это не под силу. – Нижняя губа Берти выпятилась и задрожала. – Я возьму тебя, когда подрастешь, – попробовала я уговорить его. – И не забывай: скоро придет миссис Хан с нижнего этажа и побудет с тобой до нашего возвращения. Она тебе расскажет много сказок, может, даже поинтереснее, чем мы будем смотреть в театре.

Берти уже исполнилось девять, но его слезы по-прежнему вызывали во мне такие же приступы паники, как когда‑то его младенческий плач. Мне казалось, что это не изменится никогда.

В этот момент ночной сторож на улице прокричал время. Доркас ухватила Филипа за ворот и оттащила от зеркала.

– Пора идти. Красивее уже не станешь.

Я вздохнула. Мне было тяжело оставлять Берти одного, но мы втроем заслуживали того, чтобы хоть раз где‑нибудь побывать. Я поцеловала младшего брата в горячую, мокрую от слез щеку.

– Увидимся через несколько часов.

Долго терзаться чувством вины было невозможно. Вечер выдался идеальным: легкий теплый ветерок и начавшее садиться солнце. Народ высыпал на улицы в поисках развлечений после тяжелого трудового дня. Оборванные мальчишки кувыркались и ходили колесом, зарабатывая медяки. Какой‑то незнакомец установил шарманку, и под ее аккомпанемент затанцевала труппа обученных собачек.

Филип широко улыбался. При виде радости на его веснушчатом лице у меня поднялось настроение. С тех пор как сбежал Грегори, радости нам очень недоставало.

– Кто написал эту пьесу? – внезапно спросил у меня Филип.

– Я не знаю. Никогда ее раньше не видела.

– Может, Шекспир?

– Нет. Кто‑то другой. Какой‑то другой уже умерший автор.

Доркас рассмеялась.

– Не приставай к ней, Фил. Ей платят только за то, чтобы она следила за костюмами.

Но сами пьесы меня тоже интересовали; я как раз пыталась в них разобраться. В моем образовании не делалось уклона на литературу или историю. Мне постоянно приходилось перечитывать страницы «Макбета», дабы убедиться, что я правильно поняла хитросплетения сюжета. Слава богу, миссис Дайер оказалась очень терпелива и все мне объясняла. Чем дольше я ходила за ее наставлениями, тем больше к ней привязывалась. Она умела ясно выражать свои мысли, была щедра и обожала свою маленькую дочку, которую, как я узнала, звали Рейчел.

Ближе к Ковент-Гардену улицы становились оживленнее. Из лавчонок на площади валил пар. Там продавали горячий сбитень, каштаны и конфеты с бренди. Я купила бутылку имбирного лимонада и встала в очередь к кассе. Эту бутылку мы передавали друг другу, радуясь, что у нас есть, чем освежиться на жаре. Знатные дамы проскальзывали в здание «Геликона» без очереди через вход для владельцев абонементов.

– Глянь-ка на них, – удивилась Доркас. – Как им удается оставаться такими чистенькими и не перепачкать в этой пыли все юбки?

– Деньги, – ответила я.

Наконец подошел наш черед просунуть в специальное отверстие в стене девять пенсов и получить взамен металлические жетоны. Толпа напирала, наступая мне на юбки и проталкивая внутрь. Я оказалась права, предупреждая Берти о ступеньках. Он бы ни за что не смог подняться на балкон. Сотни ступенек вели высоко наверх без промежуточных площадок, где можно было бы остановиться и отдохнуть. Когда мы добрались до верха, у меня нещадно болели ноги.

Но подъем того стоил, потому что в тот момент, когда взору Филипа открылся вид на лежащий внизу зрительный зал, я услышала его восхищенный вздох. Отсюда сверху мы могли разглядеть каждый кристаллик хрустальной люстры. Ряды скамеек круто спускались вниз, к перилам, предохранявшим людей от падения на зрителей в бельэтаже. Доркас схватила нас за руки и ринулась к самому нижнему ряду. Мы успели занять места прямо перед носом у компании молодых и бойких уличных торговцев. Показав им язык, Доркас сняла свою шляпку и привязала за ленты к перилам.