– Милая моя девочка, я одеваю Энтони сколько себя помню. Этот человек кроток, как агнец. Мне просто никогда не приходилось работать с такими сложными людьми, как… она.
Он еще не закончил говорить, а актеры уже появились в конце коридора. Рука Лилит покоилась на согнутой в локте руке аристократичного мужчины с квадратным подбородком, который, по-видимому, и являлся Энтони Фростом. Остальные актеры шли за ними, как гости на свадьбе за женихом и невестой. Лилит обаятельно улыбалась, глядя снизу вверх на своего главного партнера по пьесе. В нем совсем не было того чванства, что присутствовало у шефа. Энтони опустил глаза, по-видимому, польщенный или даже сконфуженный честью, которой был удостоен. Потом он заметил костюмеров. И порозовел.
– Добрый день. Не ожидал увидеть вас так рано, старина.
– Ясное дело.
Энтони осторожно высвободился из захвата Лилит.
– Эти костюмы целая проблема, не так ли? Кажется, у меня не получается от недели к неделе удерживать толщину талии без изменений. Что у нас сегодня, мой добрый друг? Снова расшитый серебром дублет с разрезом?
Сайлас кивнул, поглаживая перекинутую через руку вещь. Выражение его лица было напряженным, будто он не желал сболтнуть лишнего.
Лилит, глядя на меня, закатила глаза.
– А ты, я вижу, здесь для того, чтобы снова мучить меня своей мерной лентой. Что ж, делай, что хочешь. Я готова.
Такого я не ожидала. Меня почти расстроило, что она сдалась так легко, но дареному коню в зубы не смотрят. Я открыла дверь ее гримерной.
– Только после вас.
Эвридика спала. При появлении хозяйки она застучала хвостом по стене. Я закрыла дверь и принялась разматывать ленту. От запаха лилий мне уже становилось дурно.
– Встаньте, пожалуйста, смирно, мисс Эриксон. Мне нужно, чтобы вы расставили руки в стороны.
– Ты говоришь, как настоящий тюремщик. – Она разогнулась, перестав гладить собаку, но руки плотно сложила на груди. – Я могу сделать это и сама. Оставь свою ленту и листок там, и я исправно запишу все с точностью до дюйма. Клянусь.
Я запротестовала.
– Не говорите глупости! Это моя работа. Мне за это платят.
– В таком случае я делаю тебе одолжение. – Светильники мигнули. Лилит глянула на них. – Разве ты не собиралась что‑то предпринять, чтобы их починили?
Может, я теперь и не соберусь. Может быть, так и оставлю их, чтобы мигали дальше и раздражали ее.
– Позабочусь о лампах после того, как дадите мне себя измерить. Ну давайте же, довольно тянуть время. Или вам есть что прятать?
Лилит засмеялась, но получилось нервно и фальшиво.
– Разумеется, нет.
– Тогда встаньте и поднимите руки. – Она нехотя встала передо мной. Я обошла ее сзади, собираясь развязать шнурки на платье. – Нам надо определить, какое нижнее белье вы наденете под костюм, – сообщила я ей. – От этого будет зависеть, как он будет сидеть на вас. Если хотите, мы можем вшить в платье побольше косточек во время ваших перерывов на отдых.
– Я надену все то же, что и сейчас. И я тебе сказала, что готова и вся в твоем распоряжении, Китти.
Я резко дернула за шнурок.
– Меня зовут Дженни.
– Это возможно. Но у тебя есть коготки, и от одного твоего вида я покрываюсь мурашками. Так что кто же ты еще, как не кошечка Китти?
В другое время я бы вспыхнула, но сейчас прекрасно понимала, чего она добивается. Отвлечь, сбить с мысли. Это побудило меня еще быстрее снимать с нее одежду слой за слоем. Лилит была не из скромниц – в самом‑то деле, она ведь актриса; ее осторожность означала только то, что она определенно что‑то скрывает, и мне показалось, я знаю, что именно.
Я стянула с ее плеч платье, позволив ему соскользнуть на пол. Под ним у нее оказалась сорочка и туго зашнурованный жесткий корсет. Поверх в районе талии и груди она намотала нечто вроде бинтов. Она напомнила мне мумию из Британского музея.
– Что это такое?
– Это для сохранения силуэта, – оправдывающимся тоном пояснила Лилит.
Я приступила к измерению. Ноги у нее оказались полнее, чем я предполагала. На одной голени выступили сосудистые звездочки. Будь здесь миссис Дайер, она бы причислила эти несовершенства к ведьминским отметинам.
Лилит стояла как деревянная, когда я отпустила мерную ленту и принялась записывать цифры. Некоторые из них значительно отличались от предыдущих замеров. Костюмы были бы малы.
Обмеряя талию, я заметила, что один из бинтов ослаб, но, когда потянулась к нему, чтобы снять, Лилит вздрогнула.
– Не тронь меня! – вскрикнула она.
– Не трогаю! Успокойтесь. Здесь бинт плохо держится. – Я нахмурилась, увидев цифру на мерной ленте. Все подтверждало мои подозрения. – Вам точно необходимо обматываться всем этим? Корсет хорошо поддерживает ваши формы. Из-за всей этой обмотки талия у вас получается гораздо толще.
– Все, довольно, – сердито объявила Лилит. – Я пришла сюда не для того, чтобы мириться с твоей дерзостью и чтобы ты обзывала меня толстой. – Она попыталась отстраниться, но мерная лента еще оставалась у нее на талии.
Я схватила ее за плечо.
– Подождите! Я еще не закончила. – Мы начали бороться, пытаясь отвоевать друг у друга мерную ленту. – Лилит, что вы делаете? Отдайте! Что, черт возьми, с вами такое?
Бинты начали разматываться. Лилит вырвала у меня из рук мерную ленту и подняла высоко над головой.
– Не отдам, – завопила она. Глаза ее стали бешеными от отразившегося в них отчаяния. – Уходи! Оставь меня! Эвридика, ко мне!
Собака подалась вперед, обнажив клыки. И тут мой крутой нрав взял верх. Сначала какая‑то актриска украла у меня брата и разрушила мою жизнь, а теперь еще одна собирается лишить меня самой высокооплачиваемой работы, что когда‑либо выпадала на мою долю. Она ведь считала меня кошкой? Так я покажу ей свои коготки.
Я царапнула ее ногтями по груди. Бинты, насквозь влажные, слетели с Лилит. Она вскрикнула и попыталась прикрыться, но опоздала. У меня было двое младших братьев и сестра, поэтому я сразу распознала в пропитавшей бинты жидкости грудное молоко.
– Ты кормящая мать! – бросила я ей. Это было не совсем то, о чем я думала; я предполагала, что она скрывает состояние беременности, а не то, что была беременна в прошлом, но бесчестие от того меньше не становилось. – Родила ребенка и пытаешься это скрыть!
Глаза Лилит сверкали.
– Думаешь, мне есть какое‑то дело до твоего осуждения? Люди воротили от меня носы с момента моего появления на свет.
– Ты давала им повод?
Этот последний удар стал ошибкой. Лилит схватила меня за руку с такой силой, что я почувствовала, как смещаются мои кости. Она клонилась вперед до тех пор, пока ее бледное лицо не остановилось в считаных дюймах от моего.
– Если ты осмелишься обмолвиться об этом хоть единым словом… Если побежишь к миссис Дайер…
В тот момент она походила на ведьму и продолжала надвигаться на меня. Где‑то позади слышалось рычание Эвридики. Лилит стискивала меня все сильнее и сильнее. Это была моя правая рука. Та, которой я шью, мое средство к существованию.
– Мне больно!
– Так и должно быть. Если хотя бы намекнешь на то, что увидела, тебе придется горько об этом пожалеть. Тебе ясно?
Я слабо кивнула.
– Я спросила: тебе ясно?
– Да!
Прошипев это, она отпустила меня и отпрянула. Я прижала свою несчастную руку к груди.
– Хорошо. А теперь убирайся. И забирай с собой свои чертовы измерения.
По моим щекам потекли слезы боли и унижения. Как она смеет? Борясь с инстинктивным желанием наброситься на нее, я отшвырнула ногой собаку и подхватила свою карточку с мерками. Распарывать швы раздавленными пальцами будет сущим мучением.
– Я не скажу никому в костюмерной, что ты шлюха, – припечатала я. – Скажу, что ты просто разжирела.
Неудачный выстрел на прощанье, но на лучшее в таком состоянии я была не способна. Я поспешила убраться из гримерной, пока она не натравила на меня свою псину. Как только дверь за мной закрылась, я прислонилась спиной к стене. Мне придется сообщить миссис Дайер сейчас. Я должна. Именно ради этого меня и взяли на эту работу. Но что тогда сделает со мной Лилит?