Как я уже говорил, нередко во время нашей беседы с Футсом Люси, играя в одиночестве, не переставала в то же время прислушиваться к разговору, по крайней мере так нам казалось. Прошлой зимой два помощника Футса, Билл Чаун и Ларри Гудин, предприняли сознательную попытку обучить Элли десяти словам одновременно на амслене и по-английски. Поначалу они использовали английский язык, чтобы проверить понимание Элли десяти разговорных слов. Тренер, например, говорил: «Принеси мне ложку», и если Элли последовательно пять раз отыскивал ложку среди множества других предметов, то считалось, что он действительно знает это слово. Когда Элли усвоил все десять слов по-английски, их список был разделен на две половины, и начались тренировки. Один из трех исследователей обучал шимпанзе переводам каждого из пяти английских разговорных слов на амслен. Например, он говорил «ложка» и одновременно выполнял соответствующий жест. После завершения этой серии тренировок первого исследователя сменял второй, который не знал, каким из пяти жестов обучал Элли его предшественник и какие из них шимпанзе освоил. Он просто проверял знания Элли в амслене, поочередно показывая все пять предметов и каждый раз спрашивая: «Что это?». Такая постановка эксперимента исключала при проверке знаний Элли возможность сознательной или бессознательной подсказки со стороны экзаменующего. Со временем Элли показал, что он знает обозначения всех этих предметов на амслене.

После того как стало ясно, что Элли способен усваивать названия предметов на амслене, в следующей серии экспериментов он обучался правильно называть различные предметы на языке жестов, пользуясь исключительно ранее приобретенным знакомством с соответствующими английскими словами. Когда Элли учили обозначать ложку на амслене, никакой ложки при этом поблизости не было; единственным стимулом было слово «ложка», произносимое инструктором по-английски. При этом инструктор одновременно складывал руки Элли в соответствующий жест. Когда Элли спрашивали: «Что это?» и показывали ложку, этот предмет ассоциировался у него с английским словом еще до того, как он научился изображать необходимый жест на амслене.

Чтобы правильно ответить на вопрос, Элли должен был мысленно связать жест, который он заучил в момент восприятия слова на слух, со зрительным стимулом – самой ложкой. Такая способность переводить стимул из зрительного в слуховой канал носит название кросс-модального переноса. Эта способность считается ключевой для овладения языком. Но даже после описанных экспериментов некоторые из исследователей поведения все еще не верят в способность шимпанзе к установлению подобных ассоциаций.

Таким образом, поведение Элли показывает, что препятствие, мешающее шимпанзе заговорить, кроется не в строении их нервной системы (хотя мы вряд ли могли бы ожидать, что шимпанзе заговорят с той же легкостью, что и люди, совершенствовавшиеся в этом искусстве более миллиона лет), а носит фонологический характер – другими словами, шимпанзе просто не в состоянии издавать и соответствующим образом организовывать те или иные звуки человеческой речи.

Доказав на своем примере способность к кросс-модальному переносу, Элли тем самым продемонстрировал и определенный уровень перемещаемости. Когда его обучали жестам на амслене, соответствующим английским названиям предметов, то стимулом служило английское слово, произнесенное вслух. Самого предмета при этом не было, и чтобы понять, что означает английское слово, Элли должен был мысленно связать во времени и пространстве два совершенно различных акта коммуникации. В этом одновременно участвуют свойства перемещаемости, реконституции, овеществления и кросс-модального переноса. Вряд ли можно себе представить, чтобы Элли был способен к кросс-модальному переносу, не овладев способностью к перемещаемости, или мог символически овеществлять окружающее его, не владея кросс-модальным переносом. Равным образом шимпанзе едва ли мог проявить свойство реконституции, не обладая всеми только что перечисленными особенностями поведения.

Пока мы с Роджером обсуждали достижения Элли, он все более настойчиво и агрессивно просил повозиться с ним. «Он хочет узнать, насколько вы сильны», – сказала Шери. «Я чертовски силен!» – ответил я и подбросил Элли к потолку. Но шимпанзе ткнул меня опять пальцем в грудь жестом армейского старшины, восклицающего «Эй, ты!», если бы тот вздумал потребовать: «Эй, ты, пощекочи-ка меня!». Футс заверил меня, что я не первый гость, подвергающийся столь упорным и настойчивым требованиям пощекотать Элли. Незадолго до моего посещения Элли преследовал теми же требованиями Чауна, проводившего с ним очередной послеобеденный урок.

– Ты щекотать Элли, – сказал Элли, тыча пальцем в грудь Билла. Чаун проигнорировал этот жест.

– Ты, ты, ты! – повторял Элли все более настойчиво. Чаун по-прежнему не обращал внимания.

Наконец, совершенно выведенный из себя Элли сказал: «Ты щекотать Элли, ты орех!» (Элли часто называли «крепким орешком», и он знал и прямой, и переносный смысл этого слова).

Ежедневно во второй половине дня Билл и Ларри проводят регулярные занятия с Элли. Все трое садятся в кружок и начинают играть в такую игру: перед ними ставится мешок со всякой всячиной и из него по очереди вытаскивают различные предметы. Например, Билл достает щетку и говорит: «Ларри щетка Элли». В другой раз достают мяч, и Ларри говорит: «Элли дать мяч Билл»; или вынимают что-нибудь еще, и Элли говорит: «Дать карандаш Элли». Цель этой игры заключалась в том, чтобы проверить, понимает ли Элли смысл порядка слов, соответствующий последовательности «действующее лицо – действие – объект действия», в тех ситуациях, когда часто меняются и объекты действия, и действующие лица. Я спросил, говорил ли когда-нибудь Элли нечто вроде: «Билл щетка Ларри». Футс ответил, что он сомневается, чтобы Элли когда-либо говорил что-нибудь подобное, но даже если и говорил, то, вернее всего, просто по ошибке. Кроме всего прочего, не следует забывать, что Элли еще ребенок.

Хотя абсурдность противопоставления хорошего врача хорошему инженеру и свежа в моей памяти, я не могу отделаться от впечатления, что Элли – выдающийся шимпанзе и что он оставит свой след в истории. Взять хотя бы его первые упражнения в живописи маслом по холсту. Один из помощников Футса собирал его полотна и как-то показал их одному искусствоведу, не сказав ему, однако, что они принадлежат кисти шимпанзе. Искусствовед был вне себя от восторга. «Это новый Поллак!» – твердил он исследователю, который, разумеется, также пришел в восторг.

Элли, Люси и двум шимпанзе по кличке Салом и Таня скоро будет предоставлена возможность общения со своими сородичами. Их не вернут в колонию взрослых особей, содержащуюся в институте, а познакомят с Уошо и четырьмя другими шимпанзе: Бруно, Буи, Синди и Тельмой. Все вместе они станут ядром сообщества шимпанзе, пользующихся языком.

Бруно, Буи, Синди и Тельма начиная с 1971 года бо́льшую часть времени проводили вместе на институтском острове шимпанзе. Иногда кого-нибудь из них удаляли с острова либо за плохое поведение, либо для занятий, разлучались они и на время экзаменов, но все же в основном пребывали в компании друг с другом. Основываясь на данных по поведению именно этих обезьян, Роджер предпринял первую попытку сравнить и проанализировать различия в усвоении знаков амслена разными особями шимпанзе.

Участвовавших в этом исследовании шимпанзе прежде всего обучили десяти знакам: «шляпа», «покажи», «фрукт», «пить», «еще», «смотри», «ключ», «слушай», «веревка» и «еда». Работая вместе с Гарднерами, Футс опробовал различные методы обучения Уошо. Теперь же его цель была иной – не в том, чтобы найти наиболее эффективный метод обучения, а в том, чтобы выявить различия между шимпанзе, – различия, возникающие при их обучении амслену вполне определенным методом и в контролируемых условиях. Соответственно для всех четырех шимпанзе Футс использовал метод, который показал себя наиболее эффективным при обучении Уошо, – формовку и ослабление, а также процедуру двойного контроля. Футс сравнивал способности шимпанзе по тем временны́м затратам (в минутах), которые требовались каждому из них, чтобы без подсказки правильно назвать объект при пяти последовательных его предъявлениях. Футс обнаружил, что в экзаменационной обстановке результаты испытаний порой больше говорят о реакции шимпанзе на обстановку в целом, чем об их действительных достижениях. Он также установил, что различия в усвоении символов амслена в значительной степени отражали индивидуальные особенности шимпанзе, так что было бы весьма рискованно пускаться в рассуждения относительно познавательных способностей шимпанзе вообще, основываясь на усвоении конкретным шимпанзе конкретного набора знаков. И наконец, он отметил некоторые общие черты усвоения всеми шимпанзе тех десяти знаков, которым их обучали, – черты, которые могут кое-что поведать о том, как шимпанзе думают.