– Ну вот, я прав, это до вечера, – Дубков прикурил сигарету. – И назад повернуть нельзя.

Какая-то женщина в короткой серой шубке прошла между машинами. Дубков завозился на сидении, тоже собираясь выйти и взглянуть на дорогу.

– Сиди, – сказал Разин.

Он открыл дверцу и прошел несколько метров вперед за грузовик, стараясь разглядеть мост, пересекавший шоссе, но видел только висящий в воздухе густой снег. Прошагав несколько метров, остановился. Теперь мост ближе, но сломанного ограждения не видно. Кабина грузовика пуста, на дороге впереди только пара машин, а дальше пустое пространство шоссе, получается, что этот грузовик и две машины…

Разин повернул назад, на ходу вытаскивая из-под куртки пистолет, тут он услышал выстрелы. Через мгновение он увидел Ауди, облепленную мокрым снегом. Перед машиной лицом вниз лежал тот водитель синего Опеля. Голова была прострелена, под ней уже собралась лужица темной крови. На дверце Ауди повис Дубков, он бросил свой пистолет в машину на резиновый коврик, свободной рукой расстегнул пальто, поднял свитер, зажал ладонью рану и, схватившись за ручку двери, сел в кресло. Разин осмотрелся по сторонам и никого не увидел. Кажется, весь мир вдруг опустел, на земле остался он один. Шагнув к мужчине, лежавшему на дороге, пнул ногой пистолет, наклонился, чтобы посмотреть, человек убит или ранен.

Дубков захлопнул дверцу, когда из-за грузовика появилась молодая женщина в серой шубке. Она, вскинув пистолет, несколько раз выстрелила в Дубкова. Пули, прошив лобовое стекло, попали в грудь и голову. Разин повернул корпус и, не прицеливаясь, выстрелил в женщину, зная, что с четырех метров не промахнется. Дама повернулась к нему, выронила пистолет и упала на снег. Продолжения сцены Разин не видел.

Кто-то подскочил сзади, повиснув на спине, сделал удушающий захват. В поле зрения попал другой мужчина, он словно соткался из густого снега. Разин почувствовал, как в шею воткнулась иголка, а ноги ослабли. Мужчины разоружили его, подхватили под плечи, распахнули дверцы кузова. Разин не почувствовал боли, когда мужчины подняли его и бросили в темноту. Глаза закрылись, грузовик тронулся и набрал скорость. Кто-то из оставшихся на дороге мужчин плеснул бензина в салон Ауди и бросил горящую газету.

Разин пришел в себя от сильной тряски, он лежал на боку, подогнув ноги к животу, занемевшие руки были связаны за спиной. Слабый свет шел откуда-то сверху, через овальное окно над кабиной водителя. Лицом к Разину в шаге от него лежала женщина в серой шубке, над верхней губой и на щеке следы засохшей крови, открытые глаза смотрели удивленно и растеряно, кажется, она хотела спросить: неужели сегодня там, на шоссе, моя молодая жизнь навсегда оборвалась, пистолетная пуля превратила мое пылкое сердце в фарш, меня убили, – ты убил. Теперь, подонок, ты счастлив? Подступала тошнота, Разин закрыл глаза. Когда сильно трясло, женщина билась головой об пол.

Он не мог долго смотреть в чужое лицо, в светлые остекленевшие глаза, но и отвернуться не мог. С противоположной стороны вдоль стенки кузова на деревянной скамейке молча сидели двое крепких мужчин. Разин приподнял голову, повернулся к ним, стараясь разглядеть лица. Мужчина, сидевший ближе, пнул его ногой.

Уже смеркалось, когда грузовик остановился посередине заснеженной пустоши, близко к нему подогнали какой-то фургон, в кузов забрался человек со спортивной сумкой, не тратя время на разговоры, он расстегнул и спустил с плеч Разина куртку. Открыв сумку, вытащил шприц, полный какой-то жидкости. На минуту потянуло свежим морозным ветром, Разин вдохнул его всей грудью, – и стало хорошо. Игла вошла в плечо, сознание снова померкло, вернулась слабость. Его, затолкав в какой-то ящик, перетащили в фургон, Разин слышал, как заработал двигатель, захлопнулись дверцы. Он ощутил себя пылинкой, летящей в темную пропасть, у пропасти не было дна, этот полет мог продолжаться бесконечно долго.

Разин, одетый в футболку и пижамные брюки, очнулся в светлой комнате с окошком под потолком, но таким узким, что кошка едва протиснется. Он вспомнил, что ночью очнулся оттого, что кричал мужчина, это продолжалось полчаса или чуть больше. Казалось, что кричал Генрих Клейн, голос похож, но потом все стихло, где-то разговаривали и топали ногами, но вот наступила тишина, и Разин провалился в забытье.

Сейчас на дворе сумерки, но не понять, утро или вечер. Он лежал на кровати с железной спинкой, под головой подушка, белье свежее. Рядом столик, пластиковая бутылка с прозрачной жидкостью и пепельница, в торцевой стене дверь с окошком, в дальнем углу венский стул. Легко представить, что это палата какой-нибудь муниципальной больницы, но старой и ветхой, полной запаха тлена. На запястье левой руки вместо часов браслет наручников, от них стальной провод, прикрепленный к стояку отопления. На потолке лампа в плафоне, в углу видеокамера. Где-то громко говорили люди, через минуту тонким голосом закричал человек, крики продолжалось недолго.

Длины стального провода Разину хватило, чтобы сесть. Он спустил ноги и заглянул под кровать, там эмалированное судно для срочной нужды и пара войлочных шлепанец. Голова раскалывалась от боли, тело оставалось слабым, а во рту было так сухо, будто накануне он выпил литр шнапса. Сдержав стон, Разин потянулся к бутылке и сделал первый глоток, успокоив себя мыслью, что его доставили сюда не для того, чтобы подсунуть отравленную воду и похоронить на заднем дворе.

Входная дверь приоткрылась, в палату заглянул мужчина в темном свитере.

– Можно? – спросил он, будто попал к начальству на прием.

Загудел и щелкнул дверной замок, электрический, дистанционный. Мужчина взял стул, поставил его близко к кровати и сел. Его лицо, приятное, с голубыми глазами, чисто выбритыми щеками и подбородком с ямочкой, показалось Разину знакомым, но где и при каких обстоятельствах он, возможно, встречал этого человека, не вспомнилось.

– А ведь мы знакомы, – сказал визитер, будто только сейчас, одновременно с Разиным, сделал это открытие. – Я Артем Сидорин. Может, помните? Когда-то, еще в молодые годы, мы пересекались по службе. В одной компании отмечали чей-то день рождения… Последний раз, кажется, День чекиста. А потом командировки, поездки… Как говорят умные люди, – нас развела судьба.

Сидорин улыбнулся, сделал паузу, словно засомневался, причислить ли себя к умным людям или пока воздержаться.

– Несколько лет назад я вернулся в Москву, а мне шепотом сказали, что Разин стал жертвой несчастного случая. На даче произошла утечка бытового газа, взрыв и пожар. На пепелище нашли изуродованный обгоревший труп. Судебный эксперт подтвердил, что покойник – Алексей Разин. Потом была гражданская панихида, закрытый гроб… Кладбищенская рутина. Все вас жалели, говорили: бедняга, похоронил жену и сам вслед за ней отправился. Кто бы мог подумать… Ловко все устроили. За вами ходила дюжина парней из седьмого управления. И вы у них у всех на виду умудрились погибнуть. Что ж, почерк профессионала. Снимаю шляпу…

– А кто же меня вернул, так сказать, из мира теней на грешную землю?

– Все случайно вышло. Ваш старый приятель, юрист Рудольф Штраус из Баварии ужинал в ресторане с другим общим знакомым. Когда оба хорошо нагрузились, разговор коснулся вас. Мимоходом Штраус ляпнул, что не так давно видел вас в Амстердаме живым и здоровым. Потом спохватился, хотел все превратить в шутку, но у собеседника оказалась хорошая память. Он составил отчет о том разговоре. В Центре прочитали и не поверили. Но человек не иголка, особенно если знаешь город, где его искать. Вы мало изменились.

– Я читал в газетах, что Штрауса нашли в лесу, в паре километров от того места, где он жил. Перед смертью ему пришлось…

– Честное слово – про него я не знаю подробностей, – покачал головой Сидорин. – Да, совсем забыл: пора принести извинения за неудобства и вообще… Но сами лучше меня знаете, что у нас за служба. Иногда не до лирики. Будьте уверены, что окружают вас не враги. События развивались стремительно, вы не успели понять, что к чему. Никто не хотел стрельбы, насилия… Там, на дороге. Так сложились обстоятельства.