– Только не в этот раз. Робертсон закончил пресс-тур по Америке, продал через «Барнс энд Нобл» около полумиллиона экземпляров. В Европе продаст еще больше. Он начинает с Голландии – это хороший знак. Кстати, ты дочитал его «Предсказание»?

– Увы, пока нет. Книга писателя о писателе. Кажется, он пишет о себе самом. Это не мой жанр.

– Все-таки дочитай. Поверь, самое интересное в конце. Я хочу услышать твой отзыв.

– Послушай… Плохие новости всегда не к месту, но лучше не откладывать. Когда мы еще не поженились, я рассказывал кое-что о прежней жизни, что была до нашей встречи. О моей работе в тогдашнем КГБ, о первой жене и ее смерти, о том, как я сбежал из России и начал новую жизнь под чужим именем. Ты должна была это знать. Я предупредил, что, может быть, однажды наступит такой день, когда мне нужно будет уехать. Просто исчезнуть на некоторое время. Не думаю, что надолго. Может быть, всего на неделю. И в запасе не будет лишнего часа, чтобы долго паковать чемоданы.

– Такой день наступил? – кажется, она побледнела.

– Думаю, да. Я уеду сегодня, прямо сейчас.

– Ну что ж, езжай. Может быть, навсегда или всего на неделю. Иногда смотрю на тебя и думаю: однажды сядешь в машину и не вернешься. Ни через месяц, ни через год… А я даже не узнаю, где ты, жив ли, и что с тобой случилось. Если долго думать об этом, становится страшно. Но если без эмоций… В КГБ тебя похоронили, прошло время, все улеглось.

– Мы не можем этого знать наверняка.

– Господи, открой свежую газету. В России сейчас творится что-то невообразимое. Люди стоят в длинных очередях, чтобы отоварить продуктовые талоны, они думают о том, как выжить сегодня и завтра, как заработать лишний рубль и прокормить детей. Страна продолжает разрушаться. Чем это кончится и когда – никто не знает. И ты полагаешь, что среди этого безумия кто-то вспомнит о тебе?

– Возможно, – кивнул он и замолчал, ожидая, когда официант, постучавшийся в дверь, откроет бутылку белого вина.

– Скажи, что произошло? – глаза Кэтрин стали темными и глубокими, как омут.

– Мою почту просматривают с начала прошлой недели. Возможно, все началось еще раньше, а я не заметил. Это моя вина. Позволил себе расслабиться и почти забыл об опасностях. В письмах не содержалось ничего серьезного, важного. Сегодня я обнаружил, что сигнализация в офисе ночью была отключена. Я поговорил с фрау Моникой. Она божится, что включала сигнализацию на ночь. Наверное, так оно и было. Я позвонил в полицию и проверил: сигнализацию отключили около полуночи, когда Моника давно была дома. За это время визитеры обыскали мой кабинет. Сейф, слава богу, открыть не смогли. Но перерыли бумаги. Открыли замки железных шкафов, там были файлы с документами. Ничего серьезного, но все же… Значит, за меня взялись всерьез.

– Может быть, надо вызвать полицию?

– Я успел обдумать сотню вариантов. Возможно, лучший из них – убраться из города. И постараться разузнать, что происходит. Я справлюсь с этой проблемой, нужно лишь время. Но я боюсь за тебя. Не хочу оставлять тебя одну. Кэт, будет лучше, если мы уедем вместе. Мы с ветерком прокатимся по Европе, посмотрим новые места. Нам всегда не хватало времени на путешествия. Теперь наверстаем.

– Господи, романтическое путешествие… Сейчас об этом не может быть и речи – ты же знаешь. Даже не будем трогать эту тему. Все давно решено. Последний раз мы обсуждали это год назад. Ты положил в тайник деньги для меня, заставил выучить телефонный номер некоего… Не хочу называть вслух имена. Некоего господина из Германии, который поможет в такую вот трудную минуту. Но я уверена, что никакой помощи не понадобится. Я честный человек и не робкого десятка, сама могу за себя постоять.

Кэтрин выпила вина и засмеялась:

– Помнишь тот случай с сумасшедшим американцем из Техаса? По виду безобидный старикашка. Он нанял частных сыщиков, чтобы следить за тобой. Насколько я помню, тогда тебе на экспертизу попали драгоценности умопомрачительной цены. А тот старик хотел их купить для молодой жены, но не доверял никому на свете, особенно продавцам ювелирных изделий и экспертам. Ему казалось, что ты сговорился, чтобы подсунуть ему стекляшки вместо сапфиров и бриллиантов. В конце концов, все остались довольны друг другом. Человек купил колье и просил прощения за самодеятельность. Может быть, сейчас к тебе снова присматриваются богатые клиенты. И скоро поручат тебе экспертизу какой-нибудь безделушки от Фаберже, а потом отвалят кучу денег.

Разин улыбнулся:

– Да, помню того чудака из Техаса, в шляпе и ковбойских сапогах. Забавный тип. Но в этот раз все намного серьезнее. Ночной обыск в моем офисе, по здешним меркам – серьезное правонарушение. И эти парни знали, на что шли. Возможно, они готовы идти дальше… Я не стал бы волноваться по пустякам. Итак?

– Мое решение твердое. Я никуда не поеду из своего города. Мне здесь бояться некого. Не теряй время на уговоры. Ну, если случиться что-то… Короче, я помню телефон того господина и, если будут осложнения, ему позвоню. Ты должен решать сам, как поступать.

Обед прошел грустно и закончился быстро. Разин не стал ждать кофе, поднялся, поцеловал Кэтрин и ушел, закрыв за собой дверь. Она стояла у окна и видела, как Разин вышел с заднего крыльца, поднял воротник плаща и скрылся в узком проулке между домами. Она сказала себе, что он скоро вернется и не заплакала.

Разин провел вечер в закусочной, куда не заходят приезжие, а затем сделал несколько звонков из таксофона и отправился в кинотеатр, где крутили старые гангстерские фильмы. Когда стемнело, он оказался на городской автобусной станции. За пять минут до отправления автобуса на Ганновер он вошел в зал и купил билет, предъявив паспорт гражданина Германии Рэймонда Стивенса, доктора медицины. В Автобусе он снял шляпу и плащ, положил на полку спортивную сумку.

Он оказался не последним пассажиром, буквально за минуту до отправления вошли двое мужчин и сели на разные места. В полумраке Разин не смог рассмотреть их лица, он подумал, что купил билет слишком рано, надо было ждать до последней возможности. Пассажиров набралось втрое меньше, чем было посадочных мест. Автобус делал остановки на безлюдных станциях, вечернее шоссе с редкими фонарями окружали поля, хилые низкорослые деревца и огоньки поселков. Он думал о том, кто может искать с ним встречи и почему. Русские, его бывшие коллеги? Вряд ли. Девять лет назад на Троекуровском кладбище в Москве похоронили то немногое, что от него осталось после взрыва и пожара в дачном доме.

Не доехав до цели почти полпути, он вышел на автобусной станции крошечного городка, в котором когда-то провел пару дней вынужденного безделья. Если память не подводит, где-то рядом со станцией, есть гостиница, всего несколько номеров, там можно скоротать остаток ночи и выспаться. Следом за ним из автобуса появился мужчина в синей куртке и бейсболке с тяжелой сумкой. Разин отступил в темному, рука помимо воли скользнула под плащ к пистолету, пальцы легли на рукоятку, – и волнение пропало. Мужчина огляделся по сторонам, повесил сумку на плечо и заспешил куда-то. Автобус мигнул стоп-сигналами и покатил дальше. Разин закрылся в будке телефона-автомата и позвонил своему другу в Ганновер, но трубку никто не снял.

В буфете на автобусной станции можно было подкрепиться чем бог послал, Разин, оказавшийся здесь единственным посетителем, сел к стойке, выпил двойного шнапса, выбрал шикарный бутерброд с сыром и ветчиной и попросил буфетчика разогреть это произведение искусства в микроволновке. На десерт он взял бутылку минеральной воды и кусок лимонного пирога.

– Проездом у нас или по делу? – буфетчик, взглянув на ночного гостя, вытер руки о фартук.

– Проездом, – Разин неторопливо жевал бутерброд и запивал водой. – Мой старик заболел. Они с матерью живут далеко. Как назло, машина в ремонте. Чтобы не дожидаться, решил на автобусе. Еду и думаю: надо выйти и погулять немного, подышать воздухом. Утром поеду дальше.