Перечисленные выше назначения интересны тем, что показывают, — Роджер обладал в правительстве властью еще до заговора в замке Беркли. Единственная важная должность, которая окажется не занятой креатурой Мортимера, — это Хранитель Королевской Печати. С 26 октября 1326 года она принадлежала Роберту Уивиллу (позднее епископу Солсбери), личному чиновнику Изабеллы, относящемуся к духовным лицам. Представляется, что сначала Изабелла проводила политику позволения Роджеру назначать в правительство министров, тогда как сама она присматривала за личной королевской печатью. Таким образом молодая женщина передала Мортимеру большую часть ответственности за правительство, в то же время сохраняя за собой право наложения вето в собственных интересах и в интересах своего сына. Тем не менее, долго подобное положение не продлилось. 1 марта 1327 года Уивилл был замещен Ричардом Эйрмином. Должность переходила из рук в руки до 24 апреля 1328 года, когда печать получил Адам Лимберх. Никто из двух мужчин не замечен в тесных личных связях с Изабеллой.

Относительно менее значимых властных должностей Роджер обладал таким же, если не гораздо весомым влиянием, чем Изабелла. Возможно, что только благодаря ранее проводимой им политике умиротворения Генри Ланкастера произошло назначение управляющим королевского хозяйства Джона де Роса. В марте 1328 года, два месяца спустя после успешного завершения заговора в крепости Беркли, де Роса сняли с поста, назначив на него Джона Малтраверса, пусть и временно. Это продвижение по службе определялось не столько вознаграждением Малтраверса за участие в заговоре замка Беркли, сколько сдерживанием ланкастерцам доступа к Эдварду Третьему. Другое ключевое назначение в королевском хозяйстве, сделанное Роджером, относилось к Гилберту Талботу, ставшему в августе 1327 года управляющим монаршим двором. Вдобавок, Мортимер контролировал сохранение мира, назначения шерифов и хранителей, опекающих замки. В апреле 1328 года он лично ходатайствовал о назначении своего выдвиженца шерифом Англси. Прекрасным примером безымянного осуществления Роджером влияния в назначении хранителей крепостей является назначение в ноябре 1327 года сэра Хью де Турпингтона опекуном Ньюкасл Эмлин в Кармартеншире, бывшего ключевой цитаделью в надзоре за Южным Уэльсом (верховным судьей которого числился Мортимер), и защита земель в графстве Пембрук (охраняемого нашим героем). С самых вершин иерархии в королевской службе вплоть до почти нижайших ее уровней большинство правительственных должностей принадлежало людям, назначенным Роджером.

Результатом этого ряда статусных назначений и мощной структуры, построенной на личной верности, стала возможность для Мортимера управлять государством без широко распространенных земельных пожалований, получаемых Деспенсером и Гавестоном, и без постоянно предъявляемого козыря влияния на бывшего короля. То, что Мортимер выделил себе относительно мало земли и лишь несколько облеченных властью должностей в местном правительстве не имело значения. Относительно воззрений с позиции могущества, его влияние характеризовалось равно широким охватом, как и влияние монарха. Единственная разница заключалась в том, что положение Роджера не было ничем официально подкреплено.

*

Теперь, совершенно неожиданно, случилась одна из тех смертей, которые заставили средневековое общество внезапно обратиться в новом направлении. Не оставив наследников, умер король Франции Карл. Все три брата Изабеллы успели по очереди побывать монархами и уйти в иной мир молодыми, прежде чем жены смогли подарить им сыновей. Если бы Изабелла лично не озаботилась обеспечить Эдварду трон Франции, правящая линия ее отца угасла бы и корону сразу унаследовал бы Филипп, наследник Карла Валуа. Сейчас Изабелла и Роджер столкнулись с вопросом, имеющим далеко простирающиеся в четырнадцатом столетии последствия. В конце концов, он приведет к Столетней войне.

Известия о произошедшей смерти достигла английского двора, вероятно, к 1 марта. Два дня спустя Мортимер и Изабелла тихо покинули двор вместе. Мы не знаем, куда они отправились. Чета велела Парламенту собраться к 26 апреля в Нортхэмптоне и исчезла более, чем на месяц. Похоже, что они взяли с собой крупную сумму денег, ибо Роджер испросил выдающуюся часть из 6 тысяч марок, полагающихся ему за службу в Ирландии из которых он получил лишь малую долю. Ни одна из современных летописей не зафиксировала местонахождение путешественников, поэтому представляется, что их отъезд, первый, когда Изабелла оставила сына после вторжения, являлся делом частным. Скорее всего, пара вернулась ко двору к середине апреля, чтобы в назначенный час вступить в клетку со львом, в роли которого выступал крайне недовольный Парламент.

Роджер позаботился предупредить возможную враждебность. Он заранее обговорил, чтобы свиты с вооруженными людьми находились дома, и чтобы никому из поверенных не позволяли заменять господ. Турниры запретили, и, значит, противостоящие силы под их предлогом собраться не могли. Мортимер также спланировал танцевальные выступления: направленная на французский менталитет стратегия уже успешно применялась. Вельможа хотел попытаться объединить северян с южанами против Филиппа де Валуа, вместо того, чтобы разделять их борьбой против Роберта Брюса. Требуя абсолютного присутствия каждого из лордов лично и предлагая недоступные пока французские владения взамен таких же недоступных шотландских, Роджер старался в последний раз умиротворить ланкастерцев, яростно возражавших его политической линии во время заседаний предыдущего Парламента.

Попытки Мортимера принудить северян обернулись крахом. Он объявил, что договор с Шотландией следует утвердить, потому что государство не в состоянии позволить себе сражаться на два фронта, — и с Францией, и с соседями, и что король, как полноправный наследник французской короны отныне несет ответственность за защиту своих в ней интересов. Ланкастерцы согласились, что необходимо отправить посольство с требованиями французского трона, но не приняли срочность отказа от претензий на владения в Шотландии. Мортимер понял, никакое количество обсуждений собеседников не убедит. Соответственно, он объявил, что не будет демонстрировать текст хартии о независимости Шотландии. Оскорбленные ланкастерцы назвали вопрос государственной изменой, уже решенной между Черным Дугласом, Роджером и Изабеллой. Мортимер ответил, — условия мира давно согласованы и обнародованы в Лондоне за семь дней до собрания Парламента. Казалось, что ему крайне безразлично мнение лордов и короля, но вельможа пошел еще дальше: он утверждал, — такова воля суверена. Это являлось неправдой, и Эдвард впал в ярость, но пересилить Роджера не мог. Граф Ланкастер заявил, что этот «позорный мирный договор» абсолютно им не поддерживается. Лишь епископ Или, Джон де Хотэм, оказался способным возвысить голос в пользу выбранной Мортимером стратегии. 8 мая Роджер вынудил юного монарха одобрить мирное соглашение с Шотландией, пусть и вопреки его личному мнению, на что тот горько, хотя и потом, жаловался.

Подтверждение мирного договора с Шотландией было только одним из множества обсуждаемых в Нортхэмтоне вопросов. Вдобавок к нему рассматривалось и утверждалось внушительное число других юридических проблем и нуждающихся в законодательном применении мер. Они включали в себя ограничения в выдаче прощений и в использовании личной королевской печати, предотвращение наличия оружия у всадников, запрет посещения ярмарок группами вооруженных людей и, что наиболее значимо, расширение полномочий судей-заседателей, переезжающих из графства в графство для осуществления справедливости по наиболее серьезным случаям. Некоторые из этих проблем, особенно ограничения в прощениях и в использовании личной королевской печати, были направлены на уменьшение влияния Роджера. Но, как и в истории с переговорами в Шотландии, он успел подготовиться к определенным уступкам, дабы завершить то, что хотел предпринять. Теперь наиболее желательным для Мортимера являлось расширение власти центрального управления, какое тот, конечно же, мог бы контролировать. Увеличивая мощь центральной администрации, Роджер старался уменьшить власть толпы, мечтающей действовать в качестве политической силы. Наиболее заметно в его пользу это сработало в Лондоне, где нарастающее влияние Мортимера сопровождали бунты, угрожающие устойчивости управления. Также мятежи разразились в Абингдоне и в других городках на юге. Через центральные суды и местные законотворческие меры Роджер хотел поставить народ под тот же эффективный контроль, который уже распространил на короля и лордов.