Объяснение нежеланию Роджера немедленно приобрести значительное состояние найти довольно просто. Можно сказать, что примеры Деспенсера и Гавестона преследовали его. По сравнению с этими двоими Мортимер не стремился к внушительным пожалованиям. Роджер не стал полагаться на щедрость правительства, как Хью и Пьер. Что важнее, он и не пытался подавить своего главного соперника, Генри Ланкастера. Вместо подобного Роджер мудро позволил ему официально преобладать в Парламенте и в регентском совете. Мортимер дал стороннику ланкастерцев, Джону де Росу, оказаться назначенным управляющим королевским хозяйством. Он не препятствовал ни одному из прощений, дарованных ланкастерцам за их преступления вместо наказаний в 1322 году, исключая из данного числа историю с Робертом Холландом, в которой последовал прошениям вышеназванных ланкастерцев, дабы этого человека не прощали. Генри Ланкастеру официально разрешили принять оставшийся от покойного брата титул графа Ланкастера. Что еще значительнее, был назначен совет из двенадцати или четырнадцати магнатов и духовных лиц, где председательствовать стал Генри Ланкастер, а вовсе не Роджер. Этот совет оказался заполнен членами партии ланкастерцев, — ими являлись Генри Перси и Джон де Рос, а Томас Уэйк был не только кузеном Мортимера, но также и зятем покойного графа Ланкастера. До сих пор остается под вопросом, заседал ли Роджер когда-либо в данном совете. Единственное серьезное решение, для которого Генри Ланкастер не добился окончательного успеха, заключалось в возврате ему всех имений брата. Изабелла лично присвоила большую часть из внушительного состояния Генри Ланкастера, перешедшего к Элис, несчастной и отстраненной жене покойного Томаса Ланкастера, таким образом, удержав долю рассматриваемого свежеиспеченным графом в качестве его полноправного наследия. Особенно он приходил в ярость от того, что не получил почести и замок в Понтефракте. Столкновение между королевой и Ланкастером, вопреки намеренному на этом фоне избеганию Мортимером ссоры с графом, позволяет предположить, — приобретение Изабеллой земель совершалось совсем не с полного благословения Роджера. Создание ею личного состояния являлось единственной областью, в которой королева отказалась следовать советам возлюбленного.

Можно подумать, что Мортимер исполнял в отношениях Изабеллы и Ланкастера дипломатические функции, смиряя собственные интересы и, вероятно, пытаясь отговорить государыню от захвата слишком большого количества территорий и одновременно стараясь успокоить Генри Ланкастера. Но не позднее конца марта он уже осознал, — успокоение совершенно точно не относится к разряду долгосрочных стратегий. Новые владения Изабеллы оказались чересчур баснословны, а склонность Ланкастера к обиде — еще больше. Вдобавок к грандиозно увеличившемуся доходу королева добилась в январе пожалования в размере 20 тысяч фунтов стерлингов, предположительно, чтобы заплатить накопившиеся за морем долги (в действительности уже ею уплаченные), а до того получила сумму в размере 11 843 фунтов стерлингов вместе с казной как Хью Деспенсера, так и графа Арундела. Генри Ланкастер выразил горькое недовольство. Роджер, само собой, поддерживал Изабеллу, в качестве защитника которой совершил единственное важное, способное обезопасить и молодую женщину, и режим, установленный Мортимером от ее имени. Он забрал Эдварда Второго из цепких когтей графа Ланкастера.

Опека над королем имела для Роджера жизненное значение. Если Ланкастер обернется против королевы и спровоцирует переворот, тогда Эдвард Второй станет естественной объединяющей целью для всех, кого успела вывести из себя алчность Изабеллы. Иными словами, граф мог дать Эдварду оказаться «спасенным» какими-то из готовых к крайним мерам группировок, пытающихся освободить монарха и восстановить его на троне. Сюда были способны вовлечься даже шотландцы, снова начинающие сейчас браться за оружие. Одна из таких попыток, осуществлявшаяся братьями Данхевед, представляется произошедшей в конце марта. Наступил час для выпалывания крапивы, то есть для решения сложной и неприятной задачи.

Перевод бывшего суверена из замка Кенилуорт 3 апреля 1327 года без сомнения был спланирован и претворен в действие лично Роджером. Два новых стража, сэр Джон Малтраверс и Томас, лорд Беркли, относились к числу ближайших политических соратников Мортимера. Малтраверса посвятили в рыцари в тот же день, что и Роджера, более двадцати лет тому назад, впоследствии он также сопровождал его в Ирландию, был соратником в бунте 1321 года и товарищем в изгнании на континент. Малтраверс являлся близким человеком и для Беркли, будучи женат на сестре того и равно с лордом состоя в прошлом в свите графа Пембрука. Сам Беркли в 1318 году служил в хозяйстве Роджера, выезжал с ним во времена мятежа 1321 года и женился на старшей дочери Мортимера, Маргарет. Если поверить доказательствам летописца-пропагандиста Джеффри Ле Бейкера, одним из вооруженных людей, сопровождавших короля из Кенилуорта, был Уильям Бишоп, служивший у Роджера солдатом в 1321 году. Но, вероятнее всего, самой интересной деталью истории, указывающей на ответственность Мортимера за перевоз смещенного монарха, являлось то, что впервые за продолжительный период, прошедший после вторжения, Роджер решил оставить двор.

Намного легче хранить уверенность в местонахождении Мортимера в дни после низложения Эдварда, чем когда-либо ранее на протяжении его карьеры. Начиная с 1327 года, он часто брал на себя задачу представать в ряду баронов, свидетельствующих правомочность выдачи хартий с королевской печатью. В первый год правления Эдварда Третьего Роджер засвидетельствовал, по меньшей мере, выдачу пятидесяти семи из девяносто одного пожалования, зафиксированных в Свитках Хартий, таким образом, указав на свое присутствие при, как минимум, пятидесяти семи церемониях. Вдобавок, Мортимер совершил около двадцати запросов о пожалованиях, относящихся к другим лицам, при которых его присутствие почти точно было необходимо. Благодаря регулярности придворной службы, совмещенной с обычными средствами установления средневековых маршрутов, мы можем разумно заключить, — периоды, о которых у нас нет достоверной информации относительно местонахождения Роджера Мортимера, указывают на дни, когда он отсутствовал при дворе.

В 1327 году есть два периода, на протяжение которых Роджера не было при дворе более, чем две недели. Первый охватывает время от начала марта до начала мая, второй приходится на осень. В обоих случаях Мортимер присоединялся ко двору в Ноттингеме. В последний раз Роджер вернулся в Ноттингем из Южного Уэльса, то есть, к слову сказать, из земель Уэльской Марки, поэтому вполне вероятно, что и во время первого периода отсутствия он также пребывал в районе Южного Уэльса. Это совпадает с перемещением короля из Кенилуорта в начале апреля. На следующий год Генри Ланкастер уже обвинял Мортимера в похищении Эдварда из Кенилуорта силой. Редкие отъезды Роджера от двора в то время и его возможное присутствие в названном регионе предполагают готовность вельможи, при необходимости, исполнить военизированные функции при захвате бывшего суверена, а также, если обвинения Ланкастера правдивы, взятие Мортимером Эдварда силой. Прежнего короля перевезли из Кенилуорта в аббатство Ллантони, что близ Глостера, а оттуда — в Беркли, где содержали в великолепных условиях за счет ежедневной выплаты казной пяти фунтов стерлингов.

К настоящему моменту Роджер и Изабелла окончательно решили все проблемы, мучившие их последние шесть месяцев. Они заставили Эдварда отречься и посадили на трон принца, тем самым придав законные основания своей власти и обезопасив себя от злонамеренности графа Ланкастера, пусть и ненадолго. Теперь же поднимала голову новая проблема, или, вернее обозначить ее старой, преследовавшей и вызывавшей на борьбу как Эдварда Первого, так и Эдварда Второго: Шотландия.

*

В день церемонии коронации шотландцы произвели пробный набег на замок Норем. Нападение отбили, но в марте двор оповестили об обнаруженной английскими агентами подготовке шотландских сил к вторжению. Соответственно, в качестве предварительной меры, было приказано устроить в начале апреля общий воинский сбор. Хотя Роджер и Изабелла искренне стремились найти дипломатическое решение вопроса, мирные переговоры между двумя странами постоянно терпели крах. Были назначены четыре сессии обсуждений, но одна за другой они заканчивались поражением. Это представлялось странным, ведь обеспечение продолжительного мира находилось в интересах обеих сторон. Как же произошло, что Англия и Шотландия оказались стоящими на пороге полномасштабной войны?