*

Особенно глупо со стороны Эдварда было позволить Деспенсеру посоветовать противостояние французам относительно Гаскони. Весь его накопленный в Шотландии опыт доказывал, — король являлся не способным к руководству в бою и плохим судьей для оценки полководческих качеств командиров. Что касается Гаскони, Эдвард решил отправить туда своего младшего и неопытного брата, графа Кентского. Это оказалось равно безумным шагом, — вскоре после прибытия Кент серьезно разозлил население Ажена, попытавшись изъять у людей значительные суммы денег и похитив из города юную девушку. Его военные предприятия также не обернулись хоть немного превосходящим успехом. Когда Карл Валуа, дядюшка короля Карла, двинулся на графа Кента в августе 1324 года, обороняющие ряды последнего были смяты. После потери нескольких ключевых городов, он отступил в крепость Ла Реоль и оказался вынужден просить о мире. Король Карл с готовностью согласился на шестимесячное перемирие, но сохранил за собой завоеванные дядюшкой территории.

Перемирие подарило Эдварду возможность поменять в Гаскони армейские корпуса и хороший предлог, чтобы не оставлять Англию, таким образом, угрожая надеждам Роджера на свою разлуку с Деспенсером. Тем не менее, удачно для Мортимера, он принял неподходящую и направленную на запугивание тактику, предложенную Хью. Современный событиям отчет о стараниях монарха снять осаду с Ла Реоля можно прочитать на страницах «Жизни Эдварда Второго».

Затем король велел всей пехоте погрузиться на корабли и выйти в открытое море, пока не наступит время для переправы в Гасконь. Во главе он поставил графа Уоренна, Джона де Сент-Джона, и других влиятельных людей своей земли, которые тоже взошли на судна, не смея оказать сопротивление. Монарх равно послал письма в каждое графство, где приказывал, чтобы все, возвратившиеся из войска домой без соответствующего на то разрешения, подлежали задержанию и немедленному повешению без суда. Жестокость суверена отныне возросла до такой степени, что никто, как бы могуществен и мудр не был, не осмеливался перечить его воле. Следовательно, заседания парламента, собрания и советы ничего в описываемые дни не решали. Ибо знать страны, запуганная сыпавшимися на остальных угрозами и карами, позволила королю свободно вершить его решения.

С таким уровнем мотивации и слабой организованностью у крепости Ла Реоль не существовало ни малейшей возможности сбросить осаду. Политика Хью Деспенсера по сбору к себе в казну максимального количества денег и в такой же степени ограничению трат означала, — флот не довезет достаточной суммы, чтобы расплатиться с пехотинцами. Уже не хватало продовольствия, чтобы накормить поплывших сражаться солдат. Войско взбунтовалось. Часть флотилии вообще не вышла в море, ибо Хью Деспенсер испытывал серьезный страх, велев руководству судов на восточном побережье защищать его от Роджера. В начале октября 1324 года Хью Деспенсер написал Джону де Старми, адмиралу флотилии восточного побережья, предупреждая, что в Голландии был собран внушительный комплекс кораблей, вскоре ожидающийся в его области ответственности — в Восточной Англии — с огромным числом вооруженных солдат под командованием Роджера Мортимера и других изгнанников. Казалось, Роджеру следовало лишь оставаться за пределами Туманного Альбиона, чтобы наводить ужас на сердца Эдварда и Деспенсера.

Карл предложил английскому королю четыре варианта. За исключением одного, все они подразумевали потерю Ажена и остальных гасконских земель. Последний допускал возвращение Эдвардом территории целиком столь быстро, сколь прибудут во Францию для переговоров Изабелла и ее сын, принц и наследник трона. Конечно же, это оказалось западней. Двенадцатилетний принц являлся подходящей заменой в качестве правителя Эдварду Второму, а в обществе матушки — еще и приемлемым кандидатом для заключения дипломатического брачного союза. Переместить юношу из-под надзора Деспенсера было равно желательно, тем более, что Изабелла не обладала возможностью предпринять что-либо против супруга, пока сын оставался вероятным заложником в стане неприятеля. Несомненно, Карл тоже хотел видеть Изабеллу спасенной от английской пытки, хотя бы из братского сочувствия. Что было крайне умно в расставленном капкане, так это то, что, несмотря на очевидные риски, совершаемый выбор являлся для Эдварда наиболее привлекательным. Одним движением он мог и закончить войну, и вернуть все, что успел потерять — либо малой ценой, либо вообще безвозмездно. Внимательный к грозящим рискам, король Англии пересмотрел предложение Карла, предложив первой прислать Изабеллу и пообещав, что его сын последует за матерью в случае согласования дальнейших условий. Эдвард также предложил, чтобы супруга вернулась в страну, если к определенной дате она не добьется удовлетворяющего монарха мирного урегулирования. Интересным подпунктом оказалось, что «тому самому Мортимеру», и с ним другим английским бунтовщикам надлежало оставить Францию накануне посещения королевы, «с учетом опасностей и бесчестий», способных ей угрожать. Папа Римский тоже благоволил выбору Изабеллы в качестве посредника. Его посланники передали Эдварду, что ее присутствие во Франции гарантирует возвращение Гаскони во всей полноте. Подобное «поручительство» убедило суверена Туманного Альбиона, и он постановил отправить жену на родину галлов уже весной.

Эдвард не обладал достаточной силой воображения, чтобы рассмотреть более тонкие и рискованные особенности подготовленной ему западни. Успокоенный тем, что Изабелла не посмеет ослушаться во Франции его повелений и всецело полагающийся на контроль Деспенсером баронов дома, он видел лишь дипломатические аспекты предстоящих перед ним решений, а не их стратегические последствия. Не посылая сына во Францию, Эдвард избегал самого опасного шага, который мог совершить, но он не мог понять, насколько международная дипломатия отличается от домашнего политического надзора. В Англии королю, хотя скорее Деспенсеру, позволялось стращать лордов и народ, заставляя их подчиняться и находиться в узде через воздействие угроз и штрафов, через иерархию права. В международном масштабе такой контроль не представлялся возможным. Ресурсы и независимость Франции, Испании и Нидерландов обеспечивались степенью готовности пойти на уступки, остро требующейся пытающемуся сохранить свои зарубежные владения английскому монарху. Таким образом, его политика в Гаскони должна была основываться на сотрудничестве с Францией, а не на воинственной позиции, навязываемой Хью Деспенсером.

К несчастью, единственный человек, способный провести Эдварда через процесс международных уступок, граф Пембрук, умер шестью месяцами ранее. В конце июня 1324 года, по пути в Париж, он упал после обеда в одном из принадлежащих ему домов близ Булони. Граф умер почти мгновенно, вероятно, перенеся апоплексический удар, но также велика и вероятность отравления. Его уход горько оплакивали все политические партии Англии. Пембрук лично принимал участие в урегулирование каждого серьезного кризиса на протяжение правления Эдварда. Но с настоящего момента не находилось ни одного мирового судьи, чтобы разрешить споры короля с его баронами.

В марте 1325 года Изабелла выехала в страну детства, в государство, где она родилась, в обществе спутников, выбранных для нее мужем и Деспенсером. Все, отправлявшиеся с королевой, были в действительности либо шпионами, либо наставниками. Дамы Изабеллы являлись супругами, верных монарху дворян, а кавалеры, ни один из которых не мог похвастаться французским происхождением, — как на подбор, пылкими сторонниками Эдварда. Тем не менее, она радовалась отплытию из Англии. «Ее Величество пустилась в дорогу с большим удовольствием», — писал автор «Жизни Эдварда Второго» о моменте отбытия Изабеллы, прибавляя, что королева была «счастлива двойной радостью — возможностью навестить родную землю и родственников, а еще оставить общество тех, кого не любила». Знай летописец о разворачивающейся интриге, назвал бы ее радость тройной, прибавив также перспективу замышляемой мести.