Единственной отдушиной, оставшейся Эдварду доступной, являлось преследование любого жителя Англии, кто поддерживал Мортимера, таких как Джон де Жизор и Ральф де Боктон, обвиненных в оказании Роджеру помощи в организации побега. Де Боктон утратил принадлежащие ему земли и другие владения. Равно как и Джон Ле Мерсер из Лондона. Равно как и Уильям де Боархант с супругой Элис, потерявшие свои территории на острове Уайт. Английские земли рода де Фиеннов подверглись конфискации. Эдвард обвинил в пособничестве заговору Мортимера даже французского короля Карла. Епископ Херефорда снова был допрошен и найден виновным в обеспечении беглецов оружием и лошадьми, необходимыми для ускользания Роджера. Его вызывали к нерегулярно и, возможно, незаконно созываемому трибуналу со специально подобранным королем к данному делу жюри. Обвинение пало также и на епископа Линкольна. В конце концов, что важнее всего, Эдвард с Деспенсером предприняли шаги, направленные против королевы Изабеллы. Не известно, подозревалась ли она в соучастии в бегстве Мортимера, не имелось и доказательств, на основании которых монарх осмелился бы обвинить ее прямо. Тем не менее, когда Изабелла заявила о благосклонности к попавшим под суд епископам, она навлекла на себя неконтролируемый гнев суверена.

В апреле 1324 года Эдвард велел жене написать Карлу и попытаться положить конец спорам о Сан-Сардосе. Изабелла являла собой самую очевидную кандидатуру на роль миротворца: супруга одного короля и сестра другого. Но в основе мотива английского монарха лежало не только выигрывание времени. Он приказал королеве четко написать в своем послании, — мир между Англией и Францией — это корень брака между ней и английским сувереном, ибо тот был первоначально устроен Эдвардом Первым ради разрешения спора обеих стран. Следовательно, если разразится война, семейный союз придется считать неудачным. Папа Римский летом тоже предложил Изабелле стать посредником, но лично, а не с помощью письма. Эдвард не разрешил бы жене покинуть границы государства. Он подозревал, что та встретится с Роджером Мортимером и заключит с ним союз. Предпочтительнее казалось держать Изабеллу под неусыпным надзором. Эдвард приказал, чтобы его долги Изабелле не выплачивались. В то же время королева понимала, что за ней следит жена Хью Деспенсера, дошедшая даже до чтения посланий своей госпожи. В сентябре 1324 года, когда Деспенсер уловил слух о возможности вторжения Роджера из Эно, монарх конфисковал все принадлежащие Изабелле земли и всю ее собственность. Говорили, что Деспенсер посмел отправить к Папе Римскому посланцев с требованием разрешения развода Эдварда и Изабеллы. К следующему месяцу личные расходы королевы на жизнь оказались уменьшены до доли их прежнего уровня, и выплаты отныне шли не от Изабеллы, а напрямую от главного казначея. Все находящиеся в Англии французы подверглись задержанию. Среди них двадцать семь членов свиты супруги монарха, включая сюда ее чиновников и врача, помогать которым Изабелле настоятельно запретили. Доход, подразумевающий еще и деньги, должные выдаваться Эдвардом, был присвоен с формулировкой «на нужды короля». В конце концов, детей молодой женщины у нее отняли и поместили под опеку и надзор супруги Хью Деспенсера. Прибывшая в Англию невинная и прекрасная двенадцатилетняя невеста, мирившаяся с привязанностью мужа к Гавестону, пережившая мелкие склоки с графом Ланкастером, с чувством ниспосланного свыше долга подарившая жизнь четверым детям, оставленная шотландцам в Тайнмауте и твердо терпевшая супруга, несмотря ни на что, стала женщиной, утратившей любовь спутника в браке, положение, статус, доход, друзей, соратников по вере и отпрысков.

Изабелла была лишь одной из многих пострадавших. Епископ Орлетон попал под суд. Заседания трибуналов устраивались в целом ряде графств, так что любой, внесший вклад в бегство Роджера, или же подозреваемый в делах с ним в недавнем прошлом, или же связанный с Мортимерами, либо с остатком замешанных в восстании против Деспенсера в 1321 году лордов Марки, подлежал суду. Вне зависимости от степени его влияния, обвинение выдвигалось против каждого, поэтому огромный процент народа попал в тюрьму или же на виселицу. Обвинили даже Генри Ланкастера. Особенно жестоко поступили с родственниками Роджера. Его оставшихся в Англии сыновей посадили в темницу. Жену в апреле 1324 года перевели из ее жилища в Хэмпшире, где Джоан пребывала под домашним арестом, в заточение королевского замка Скиптон-ин-Крейвен, что в Йоркшире. Составляющих свиту людей разогнали, хотя леди Мортимер еще позволяли держать при себе служанку, оруженосца, прачку, конюха и пажа. Тем не менее, Джоан выдавали исключительно марку в день, чтобы питаться самой и кормить с ней оставшихся. С дочерями обращались заметно хуже. Маргарет, вышедшую замуж за Томаса де Беркли, заперли в Шулхэмском монастыре с пятнадцатью денье в неделю на расходы, что было меньше содержания, выплачиваемого преступникам, сидящим в Тауэре. Младшим приходилось еще тяжелее. Джоан, двенадцати или тринадцати лет, отправили в монастырь в Семпрингхэме совсем одну, выдавая на пропитание исключительно двенадцать денье в неделю, и на одежду — марку в год. Изабелле, которая была моложе, тоже довелось пережить подобное, оказавшись в заточении Чиксендского монастыря.

*

Осталось мало сведений относительно местонахождения и занятий на континенте Роджера. Обычно это время рассматривается в качестве периода проявления его абсолютного авантюризма: ожидания без четко определенного плана, пока, в обмен на армию, Изабелла не согласилась заключить брак своего сына. Здесь не учитывается тот факт, что королева, пусть и прославленная умом, не являлась военным предводителем, ее попытки применить силу в прошлом оканчивались поражением, поэтому не похоже, чтобы она искала вооруженную поддержку без предварительного обеспечения положения лидерства на поле битвы. Это также предполагает то, что, потому как Изабелла пользовалась высоким статусом во время прошлой кампании, Роджер зависел от ее повелений. Более вероятно то, что, когда Мортимер прибыл во Францию и был встречен Карлом с «великой честью», семена грядущего нападения на Англию уже пали на благодатную почву. Нельзя сказать, что Карл и Роджер распланировали события следующих двух лет еще в конце 1323 года, но фантастично думать, что два находящихся в процессе войны с королем Туманного Альбиона человека стали бы тратить совместный досуг на турниры и соколиную охоту. Они почти наверняка обсуждали открывшиеся перед ними возможности и, скорее всего, успели наметить костяк плана для будущих действий. Это ограничило необходимость прямого общения, все требовавшиеся сведения и вопросы легко могли получить удовлетворение с помощью личных посланцев французского монарха. Правдоподобность существования такого костяка обуславливалась не осознанным Эдвардом фактом: наличием Гаскони.

И Карл, и Роджер понимали, — рано или поздно Эдварду придется приносить за нее оммаж. А значит, покинуть Англию и оставить там Хью Деспенсера. Как Карл сформулировал в ясной речи, посвященной изгнанникам, из письма от 29 декабря 1323 года, Деспенсера во Франции ожидало гостеприимства не больше, чем Роджера в Англии. Разумеется, Эдвард оставил бы без внимания требование Карла, чтобы Деспенсера выставили из Англии в обмен на просьбу к Роджеру покинуть Францию, но существует мало сомнений, — решись англичанин приплыть для принесения оммажа, он оказался бы отрезан от Хью так же, как когда-то в 1312 году от Пьера Гавестона. В обстоятельствах первого прецедента Томас Ланкастер ловко встрял между обеими партиями и взял Гавестона в плен. Мортимер надеялся, если Эдвард будет находиться во Франции под бдительным взором французского короля, кто-то из английских лордов, возможно, Генри Ланкастер, сумеет выступить против Деспенсера. Генри не водил дружбы с этим одиозным семейством и держался с Эдвардом настороже. Он не получил ничего из обширных владений брата, после казни графа Томаса полностью забранных монархом. Кроме того, при оказании Генри поддержки епископу Херефорда, Эдвард начал его преследовать, и лишь крайне искусная линия оборонительного поведения при дворе спасла вельможе жизнь. В жилах нового графа Ланкастера тоже протекала королевская кровь, поэтому он являлся очевидным кандидатом для подъема недовольных английских лордов против любимца Эдварда. Как показало дальнейшее развитие событий, эта ветка реальности осталась незадействованной, но четкая перспектива Деспенсера лишиться сообщения с внешним миром, ее известность и предсказуемость, подарили Роджеру и Карлу шанс обсудить возможные стратегии.