*

Роджер с дядюшкой прибыли в лондонский Тауэр «после обеда в канун для святого Валентина», 13 февраля 1322 года. Их отвели на внутренний двор, а оттуда — в средневековый замок, где разделили. Мортимера-младшего доставили в высокую и узкую келью, «менее пригодную к жизни, чем те комнаты, которыми он привык пользоваться», как замечает летописец, и бросили в одиночестве размышлять о постигшей его судьбе.

Роджер мало знал о творящемся в стране, и это, должно быть, вызывало ярость у человека, обычно находящегося в самом центре событий. Обрывки новостей доходили до него по пути в столицу, передаваясь торговцами Херефордшира, продолжавшими хранить верность и достаточно смелыми, чтобы приносить свежие известия. Но таких людей насчитывалось мало, и, если их хватали за руку, то обращались с виновными крайне сурово. Как только двери темницы за Мортимером-младшим захлопнулись, у него осталось очень мало новостей из внешнего мира. Единственным их источником стал замковый гарнизон, входящий в его камеру и покидающий ее.

Наверное, Роджер испытал потрясение, услышав, что происходило в других местах. Заключение супруги абсолютно точно вызвало у него бешенство, как рассвирепел он в связи с новым нападением Деспенсера на семью Ллевелина Брена. И вдова, и другие родственники уэльсца попали под опеку Хью, благодаря монаршему повелению, равно с их союзниками в Уэльсе, включая Риса и Филиппа ап Хоувелла, друзей рода Мортимеров. Эдвард предпринял меры даже против духовных лиц. Епископа Орлетона обвинили в открытой помощи Мортимерам, когда, отступая в ноябре 1321 года, те бросили королю вызов. Вдобавок к изъятию у епископа положенного ему дохода, Эдвард написал Папе Римскому, ходатайствуя, дабы Орлетон и епископы Линкольна (Генри де Бургхерш), Бата и Уэлса (Джон Дроксфорд) были сняты с их постов и изгнаны за поддержку Роджера. Папа Римский отказал, негодуя, что король Англии просил о подобном, не подумав предоставить доказательства. С его стороны это был весомый шаг. Легким движением руки понтифик продемонстрировал, что Эдварду никогда не удастся расправиться с мнением противостоящих ему, ибо снимать с постов епископов не во власти суверена.

Жребий Мортимеров, последовавший за сдачей клана, был тщательно зафиксирован их товарищами по бунту. Граф Херефорд, который также оказался готов подчиниться монарху, сейчас понял, — он уже слишком близок к заточению, а, возможно, и к смерти, поэтому соединил силы с графом Ланкастером и с северными баронами. Хью Одли-старший решил выйти вместе с обоими Мортимерами в Шрусбери и принять свою участь, что и подходило, по его мнению, преданному Эдварду человеку. Несколько дней спустя этой модели поведения последовал лорд Беркли. Однако, никто из остальных лордов Марки за ними не пошел. Казалось очевидно, на севере разыграется масштабное сражение, и судьбы Роджера с дядюшкой будут зависеть от успеха человека, который до настоящего мгновения неизменно их разочаровывал: от графа Ланкастера.

В течение более месяца Роджер томился в камере, ничего не ведая о предуготовленном ему жребии или о действиях короля. Тюремщики получали в день на его содержание каких-то 3 денье, что указывало на крайне скромные условия жизни, хотя и не на полный голод. Должно было казаться, что Мортимер-младший подвергается самой тяжелой из допущенных для него Эдвардом кар. Затем, в конце марта, в Лондон просочились новости о событиях на севере.

Ланкастер умер.

По мере продвижения на север король сзывал к себе людей со всей страны, даже духовных лиц и тех, кто происходил из его французских владений. Суверен Франции тоже получил ходатайство о высылке на помощь подданных. У Личфилда силы англичан укрепились, благодаря возвращению Хью Деспенсера и его отца. Опасаясь масштаба армии Эдварда и безошибочной цели монарха, солдаты принялись покидать графа Ланкастера. Вельможу оставил даже его личный управляющий, Роберт де Холанд. Придя в отчаяние, Ланкастер сзывал к себе желающих под предлогом, что нуждается в войске для обороны севера от шотландцев. Едва ли кто-то его послушал. Современники были изумлены произошедшим изменением: могущество некогда внушающего страх принца просто растаяло. Провал в поддержке Мортимеров заставил противостояние Ланкастера казаться теперь безнравственным, слабым и корыстным. Мало кто был готов его защищать.

Множество союзников Ланкастера теперь просили того позволить им ввериться монаршей милости, но полководец отказывался. Он годами управлял севером, как полноправный властитель или даже король, и кланяться Эдварду бы не стал. Равно как и не дал бы сделать это своим вассалам. Но время его могущества подходило к завершению. При осаде королем замка Татбери оставшиеся соратники Ланкастера находились в состоянии паники. Они позвали главу войск на заседание Совета в Понтефракте и стали умолять вернуться на север в его величественную крепость Данстанбург. Но Ланкастер ничего из перечисленного не принял, указав, что люди скажут, — он превратился в предателя, ищущего убежища у шотландцев. Граф хранил убеждение, — статус королевского родственника дает ему защищенность от гнева Эдварда, и, значит, бояться продолжающегося противостояния смысла нет. Вассалы и союзники оказались более уязвимы. Лишь обнаженное лезвие, направленное к его лицу лордом Клиффордом, заставило Ланкастера признать, — отступление сейчас — единственный разумный вариант действий. Херефорд и другие соратники настоятельно посоветовали ему двинуться к Боробриджу и переправе через реку Ур в Йоркшире, что в двадцати милях на северо-восток от Йорка.

Это стало роковой ошибкой. Оба войска могли похвастаться знатной укомплектованностью шпионами, и человек из рядов графа Ланкастера сообщил сэру Эндрю де Харкли, шерифу Карлайла, о плане отступления через Боробридж. Де Харкли поднял людей из графств Камберленд и Уэстморленд и, вынудив их двигаться по ночам, первым добрался до моста. Стоило Херефорду и Ланкастеру 16 марта 1322 года приблизиться к месту назначения, как они поняли, — за возможность переправиться придется биться. Как и армия Эдварда на юге, полководцы угодили в западню.

Графы обозрели поле сражения. Помимо моста их взглядам предстал брод, где де Харкли разместил копейщиков. Решили, что граф Херефорж и лорд Клиффорд нападут на мост, тогда как Ланкастер со всадниками пойдет на брод. Это должно было казаться относительно простой задачей, но помешала недооценка грозности де Харкли. Из долгого опыта боев с шотландцами он хорошо знал, как следует защищать стратегически важные точки, а мятежники в это время действовали в спешке и не подготовили штурм моста с необходимой внимательностью. Солдаты де Харкли бросились на шотландские линии, мешая рыцарям осуществить нападение. Херефорд вел сражение на мосту, но и он, и его люди были застигнуты врасплох огнем стрел. Затем один из копейщиков де Харкли, заранее скрывшийся под полотном переправы, выставил между досок пику, пронзив ею графа Херефорда в заднее отверстие и провернув острие до кишок. Крики умирающего обратили передовой отряд в панику. Ланкастер, пораженный и нашедший легкого способа перейти реку под градом интенсивно и быстро летящих на него стрел, отменил наступление и отошел от берега, пообещав на следующее утро вернуться и либо дать бой, либо капитулировать.

Той ночью солдаты погибшего графа Херефорда дезертировали, многие из них оставили доспехи в палатках и стали прокрадываться прочь в заимствованных или же украденных старых одеждах, притворяясь либо крестьянами, либо нищими.

При первых же лучах солнца де Харкли, чьи разведчики всю ночь наблюдали за рассредоточением сил противника, взял инициативу в свои руки. Он пересек мост и двинулся навстречу лорду Ланкастеру. В течение короткого промежутка времени сражение при Боробридже было завершено. Большее число лордов-полководцев, осмелившихся противостоять королю, включая графа Ланкастера, оказались отправлены в темницу Йорка.

Новости, пришедшие в Лондон, звучали следующим образом: весь мятеж против короля Эдварда и Хью Деспенсера был подавлен в сражении при Боробридже. Граф Херефорд и лорд Дамори, два ближайших политических союзника Роджера, погибли. Что на самом деле потрясало и что изумило целую страну, — это случившееся со сдавшимися, либо плененными де Харкли лордами. Шесть северных барона оказались немедленно выпотрошены и повешены в Понтефракте. Граф Ланкастер подвергся суду трибунала лордов, куда входили Эдвард и оба Деспенсера. Ему не позволили произнести речь в свою защиту, как не дали никому и говорить от имени вельможного бунтовщика. Ланкастера приговорили к потрошению у виселицы, повешению и отсечению головы. В качестве знака уважения к текущей в жилах графа королевской крови, Эдвард пощадил его и отменил бесчестие потрошения и повешения. Вместо этого бунтовщика обрядили в старое сюрко, в миле от принадлежащего ему замка в Понтефракте посадили на осла и там обезглавили в присутствии суверена.