***
Элизабет Хэллем, написавшая свою работу недавно, но в менее специфичном ключе, утверждает, что в Англии XIV столетия, по контрасту с веком XIII, «погребальные изображения занимали на носилках место королевских останков», добавляя, что впервые подобное произошло «вероятно, на похоронах Эдварда Второго».
В работе Муримута мы читаем: «И, хотя многие аббаты, простые священники, солдаты, горожане из Бристоля и Глостера были вызваны, чтобы увидеть тело неповрежденным, они лицезрели его поверхностно…» Тут нет намека на определение «поверхностно», как «на расстоянии».
Эдварда Третьего забальзамировали «тут же» после его кончины.
Останки на глазах у населения забрали из Беркли до 1 ноября.
Памятник традиционно считается несколькими годами моложе предполагаемого захоронения.
Следует прояснить вопрос с подлинностью захороненного вместе с Изабеллой сердца Эдварда. Так как погребальная церемония 1327 года должна была проводиться в соответствии со всеми правилами, сердце передали вдове покойного в качестве части аристократической похоронной службы. После этого Изабелла могла распоряжаться подложным органом осмотрительно, вероятно, поместив его в церковь, где он лежал бы, как принадлежавший Эдварду, выполняя тем самым пропагандистские функции. Настоящее сердце мужа королеве могли отдать после его подлинной смерти, чтобы потом с ней захоронить. Существует множество случаев, когда сердца подвергались погребению уже после смерти их владельцев. Например, сердце Генри Элмейна, которое привезли из Италии в серебряной вазе.
Относительно сюжета «Возможно ли, чтобы короля постигла смерть?» Беркли недвусмысленно ответил: «что никогда не давал согласия, не помогал и не обеспечивал его смерти, и никогда не знал о данной смерти до нынешнего парламента»
Вознаграждение де Шалфорда за долгую службу имело место два дня спустя после окончательного оправдания Беркли в каком бы то ни было участии в гибели Эдварда Второго.
Вероятность ошибки в фиксации обвинений исключается тем, что никаких тезисов относительно смерти низложенного суверена не упоминалось в обоих случаях, когда Малтраверс получал разрешение вернуться в Англию, дабы предстать перед судом в 1345 и в 1347 годах, или даже в 1352 году, когда он находился под арестом.
Однако, следует отметить, смещенный король почти наверняка был жив в марте 1330 года. Пусть Эдвард Третий мог сомневаться в продолжении существования отца, Роджер абсолютно точно обладал лучшей информацией. Его способность убедить суверена в искренности заговора Кента по восстановлению на троне Эдварда Второго и потребовать казни графа твердо говорит, — Мортимер знал, что прежний монарх все еще жив, и что новый ему поверил.
Предположение Роя Мартина Хейнса об осмотре тела основывается на более твердом предположении, что демонстрация останков включала в себя и открытие лица. Что касается погребения сердца, имело место несколько предшествующих случаев возвращения из Италии сердец и костей мертвых представителей английской аристократии. Один из них — история с Генри Элмейном, кузеном как Роджера, так и Эдварда Второго, убитым в 1271 году в Витербо. Его сердце поместили в серебряную вазу рядом с гробницей Святого Эдварда в Вестминстерском аббатстве, недалеко от пятачка, где Мортимера посвятили в рыцари. Таким образом, вполне возможно, что сердце, захороненное под могилой Изабеллы в 1358 году, принадлежало Эдварду Второму и было привезено из Италии Эдвардом Третьим, а не являлось переданным королеве в 1327 году. Альтернативная возможность предположительного погребения под могилой Изабеллы подложного сердца вопреки ее желанию отчасти говорит об избавлении от него (а оно могло отмечать алтарь), отчасти относится к молчаливому свидетельству загадки гибели Эдварда Второго.
Хейнс констатирует, что, так как Фиечи ожидал от писца перевода для Эдварда Третьего документа с латыни, то не написал «Эдвард (Второй) Английский (Французский)» в местном итальянском варианте. Первым языком Эдварда Второго являлся французский, а не английский, и, в любом случае, он мог поведать Фиечи, что его сын также хорошо знает латынь. В качестве нотариуса Папы, Фиечи должен был быть хорошо осведомлен на основе связей короля с Авиньоном о грамотности и образованности. В результате, сложно согласиться с предположением Хейнса, что Фиечи не имел отношения к письму.
Последний документ епископских записей составлен, вероятно, Арно де Вердейлем, а не Гансельмом де До. Хейнс в своих записях цитирует Теодора Бента, утверждавшего, что у Арно была «страсть к собранию бумаг со всех концов света».
Возможно, допуск ошибки в записях метрических книг епископа основан на ошибке в летописи и, таким образом, указывает на необходимость рассмотрения варианта подделки. Главным образом, это проистекает из утверждения длинной версии Брута о гибели графа Кента в 1329 году, что дает нам полуторагодовое пребывание Эдварда в крепости Корф. Однако, также там утверждается, что Кента казнили в октябре, что растягивает нахождение Эдварда в Корфе до двух лет. Нигде в использованных летописях подобной ошибки не присутствует.
Вовлечение Деверила в заговор графа Кента, отданный ему приказ задержать 2 мая 1330 года Роберта ле Бора и заточить его в цитадели Корф говорят, что он исполнял там обязанности хранителя. Не существует свидетельств о знакомстве Деверила с Эдвардом, поэтому последний мог быть убежден, что названное ему имя верное. Или же, хранителя, действительно, еще до назначения на должность Деверила, звали в 1327 году «Томасом». Недостаток каких-либо официальных записей по вопросу означает недоступность для нас даты назначения Деверила. В августе 1330 года его наградили землями стоимостью 20 фунтов стерлингов в год.
Если общение между Фиечи и подателем послания не было подготовлено, но осуществлялось в интересах Эдварда, следовало бы ожидать сведений об обстоятельствах обнаружения короля и доказательств его личности.
Относительно возмещения Генуе от англичан, 27 июля 1329 года, некий Персиваль Рисиус из Генуи подвергся судебному преследованию за попытку возвратить добро, потерянное на корабле, в виде цены за него.
Хейнс утверждает родственные связи между Николинусом и Мануэлем де Фиечи, хотя не уточняет их вид.
2 мая 1336 года, за два месяца до ответа Эдварда Третьего генуэзской администрации, было удовлетворено ходатайство Джоан о возвращении ей ирландских владений, забранных королем из-за предположительно «нарушенных леди Мортимер границ». Отдали не только земли, Джоан вернули утраченный доход. Так как она немедленно пожаловала все Джеффри Мортимеру, задержанному вместе с Роджером, не похоже, что прошедшая конфискация как-то его касалась. Слишком слаба вероятность, что это связывалось с Уильямом де Окли и его пребыванием в качестве члена домашней свиты Джоан, как говорит основной текст. Иначе Эдвард мог верить, что родитель нашел пристанище в ирландских владениях Мортимера и простить Джоан, лишь услышав, что тот в Италии. Точно сказать нельзя.
Куттино не придает должного значения письму Фиечи, так как не может согласиться с представленными в нем временными рамками, внутри которых хотел бы поместить Эдварда в Кобленце на его пути в Италию. Хейнс предполагает, что Уильям Уэльсец был самозванцем и пленником, хотя надежных свидетельств для подтверждения этого нет.
Эдварда Третьего короновали в качестве наместника императора Священной Римской империи в Кобленце 5 сентября 1338 года.
Нет никаких сомнений, что оба отрывка, рассказывающие о сопровождающем Уильяма Уэльсца, относятся к одному и тому же человеку. В первом он Франсиско Ломбардец, а во втором — Франчекино Форсет. Оба имени — итальянская форма христианского имени, но «Френсисом» его не называют. Второй вариант — уменьшительный род в итальянском стиле. В первой отсылке фамилия рассказывает о месте происхождения, что могло применяться, если королевский чиновник знал Франсиско не очень хорошо. Хотя монарший отчет первым аттестует Франсиско Ломбардца королевским стражником, возможно, это сделано ради четкого определения его положения. В качестве представителя английского двора он нигде не фигурирует.
