«Нахальный. Самодовольный. Высокомерный…»

Она была так поглощена своими яростными мыслями, что едва не врезалась в молодую официантку, появившуюся перед ней внезапно, словно из ниоткуда. Та несла поднос, на котором дрожали полные кружки с тёмным элем. От толчка пена плеснула через край, проливаясь на деревянный пол.

– Простите! – девушка в испуге попятилась, глаза её расширились от страха.

– За всё заплатит тот мужчина, – резко, почти отрывисто бросила Мелисса, не глядя на неё и указывая пальцем через плечо в сторону Адриана, который продолжал сверлить её спину пристальным, тяжёлым взглядом.

Официантка лишь испуганно кивнула, прижимая поднос к груди. Мелисса не стала задерживаться, прошмыгнула мимо, почти касаясь плечом, и решительно шагнула на первую ступеньку лестницы. Дерево под её ногами жалобно заскрипело.

«Как он посмел? Как он посмел решать за нас? До чего же самоуверенный, напыщенный индюк. Нет, просто нет слов.»

Магия внутри неё бурлила, словно разъярённый шторм, готовый в любой момент вырваться наружу и смести всё на своём пути. Пальцы покалывало, будто по ним ползли сотни невидимых раскалённых иголок. Она знала этот тревожный знак. Это происходило каждый раз, когда эмоции брали верх над разумом, и она начинала терять контроль над силой, дремавшей в её крови.

«И кто он такой, чтобы назначать этот дурацкий бал? Что он вообще знает о нас? О наших обычаях? О нашей боли? Может, он ещё и станцевать с ним прикажет? Для потехи своей знати?»

Она крепко сжала кулаки, так что ногти впились в ладони, оставляя на коже резкие красные полумесяцы.

«Чёрт.»

Её Королевство голодало. Звери Хаоса выжгли дотла их склады, разорили деревни, обратили в пепел поля. Караваны с продовольствием перестали приходить – купцы отказывались рисковать жизнями, опасаясь нападений. Всё, что раньше можно было достать через теневые каналы, контрабандой, теперь стало почти недоступным. Её народ, её люди отчаянно нуждались в этой сделке, в этом союзе, в любой помощи. И всё же, как же ей до боли хотелось бросить всё это к чёрту и просто развернуться, уйти. Вернуться домой. Сказать ему прямо в лицо, глядя в эти непроницаемые карие глаза: «Нет. Бала не будет, и соглашения не будет.»

«Посмотрела бы я тогда на его вечное спокойное лицо. Срывался ли он хоть когда-нибудь по-настоящему?»

Но нет, она не могла. Слишком многое было поставлено на карту. Слишком многие жизни зависели от её выдержки, и именно это осознание своей связанности, этой вынужденной уступчивости злило её сильнее всего.

«Как же всё сложно.»

Мелисса остановилась на пороге своей спальни. Грудь поднималась в резком, рваном дыхании, магия клокотала внутри. Она прикрыла глаза, понимая, что сейчас необходимо взять себя в руки.

«Просто вдох… выдох… дыши, соберись.»

Снизу, почти неслышно, скрипнула доска, она мгновенно напряглась. Скрип повторился – кто-то медленно, предельно осторожно поднимался по лестнице. Девушка задержала дыхание, прислушиваясь. И вдруг звук оборвался. Больше ни шагов, ни дыхания, лишь её собственное сердце билось с нарастающей, глухой силой.

«Странно… Очень странно.»

Её рука легла на холодную бронзовую ручку. Она толкнула дверь спальни и вошла, стараясь двигаться естественно, как будто всё в полном порядке. Сделала шаг, будто случайно обронила на пол лёгкий шёлковый платок. Медленно присела, давая себе время осмотреться. Повернула голову, скользнула быстрым, острым взглядом в глубину коридора. За поворотом, ведущим к лестнице, мелькнула быстрая, почти неуловимая тень. На её лице тут же появилась кривая, беззвучная ухмылка. В глазах блеснул холодный азарт.

«А вот это уже интересно…»

Она вошла в спальню, но не захлопнула дверь до конца, оставив тонкую, почти невидимую щель. Прислонилась ухом к прохладному дереву, прислушалась. В коридоре стояла мёртвая тишина. Никто не двигался, даже скрип не повторился.

«Значит, ночью. Ждут, когда усну.»

Единственный логичный вывод, который пришёл ей на ум. Подойдя к кровати, она опустилась на колени. Руки нырнули под неё и нащупали знакомую, потрёпанную сумку. Притянула её к себе, молния разошлась с сухим, отрывистым звуком.

– Не то… тоже, не то…

Пальцы торопливо рылись в сумке пока наконец не наткнулись на шершавую кожу ножен. Кинжалы. Мелисса достала их осторожно, почти благоговейно, будто приветствуя старых, верных друзей. Тонкий, с чуть изогнутым лезвием, ушёл к голени – она крепко зафиксировала его ремешком. Второй, покороче, но увесистый, пристроился на бедре – скрытый под складками рубахи, но доступный за долю секунды. Последний – с выбитым на рукояти знаком её рода – лёг под подушку, его рукоять удобно упиралась в ладонь. Теперь – всё. Она была готова. Кто бы ни прятался за тем углом, пусть только попробует сунуться сюда. Сюрприз будет незабываемый.

Девушка подошла к выключателю магической лампы. Лёгкий щелчок, и комната утонула в мягкой, пульсирующей полутьме. Тени потянулись по стенам, как живые существа, а бледный свет от уличного фонаря за окном едва касался пола, рисуя на нём причудливые узоры. Она легла с грацией кошки, лениво растянувшейся после удачной охоты. Рубаха чуть приподнялась, обнажив полосу кожи на бедре и рукоять кинжала. Пальцы правой руки, лежащей поверх грубого серого одеяла, ритмично, почти бесшумно постукивали по ткани. Глаза прикрылись, но веки не были сомкнуты полностью. Уголки губ изогнулись в напряжённой, готовой улыбке ожидания.

ТАЛЛИ

Дверь с глухим, окончательным щелчком захлопнулась за её спиной. Девушка шагнула в ночь и сразу же зажмурилась – резкий, колючий мороз ударил в лицо. Она вдохнула глубже, позволяя ледяному воздуху прочистить лёгкие и вытянуть из неё всё напряжение, что копилось весь этот долгий, невыносимый вечер. Деревня спала, укутанная густой тишиной и тяжёлым снежным одеялом. Словно всё живое затаилось, спряталось от пронизывающего ветра и назойливых тревог. Немногие фонари едва покачивались на ветру, отбрасывая тёплые, золотистые пятна света на искрящееся снежное покрывало. Отдельные хлопья медленно кружились в воздухе, несколько сели ей на волосы, одна задержалась на щеке, совсем не тая. Она выдохнула, и перед самым лицом зависло маленькое, плотное и неторопливое облачко пара. Здесь, под этим бесконечно чёрным, бархатным небом, усеянным бриллиантовыми звёздами, под монотонным, успокаивающим хрустом снега под сапогами, было на удивление спокойно. Она прикрыла глаза, затаившись в этом мгновении, в этой хрупкой тишине.

– Где же ты можешь быть?..

Она пошла вперёд, вглядываясь в смутные силуэты домов и навесов, в тёмные провалы между ними. Снег пружинил под её сапогами, издавая тот самый умиротворяющий звук. И вдруг – тихое, едва различимое, но такое знакомое ржание. Она остановилась, как по команде, замерла на месте. Прислушалась, снова тот же звук, приглушённый стенами. На её губах заиграла лёгкая, почти детская, беззаботная улыбка.

– Для начала конюшня, – сказала она себе вслух, уже более уверенно, и двинулась туда, откуда донёсся звук.

С самого детства лошади были для неё чем-то бесконечно большим, чем просто животные. В них было врождённое достоинство. Упрямая, ничем не сломленная свобода и какая-то глубокая, бездонная мудрость, от которой замирало сердце. Эти тёплые, внимательные, выразительные глаза, казалось, могли прочесть в тебе всё – любую тревогу, ложь, спрятанный страх. Лошадь или принимала тебя сразу, всем сердцем, или не подпускала к себе вовсе. Эту простую, честную прямоту она любила в них больше всего. Она выросла среди людей, их интриг и условностей, но по-настоящему собой, настоящей чувствовала себя только с ними. Когда просто сидела на корточках у стойла, наблюдая, как крупная, тёплая морда доверчиво тянется к пригоршне сена. Когда терпеливо мыла их крепкие, твёрдые копыта от налипшей грязи. Когда вплетала в густую гриву яркие ленты, хотя прекрасно знала, что он стряхнёт их с первым же энергичным взмахом головы. Лошадям она могла отдать всю ту нежность, ту заботу, что так редко и так осторожно позволяла себе дарить другим.