Внутри было тихо. Стены туннеля изо льда светились изнутри, будто в их толще пульсировали живые звёзды. Проход жил. Он чувствовал их, двигался вместе с ними, затягивая лёд за их спинами. С каждым шагом становилось светлее, глубже. Тишина нарастала, и даже эхо их шагов звучало глухо, приглушённо. А затем – вспышка. Ослепительная, резкая, вырывающая из ледяного плена. И за ней – открытое пространство.

Чужой мир.

Мелисса машинально коснулась рукояти меча. Пальцы легли на знакомую кожаную обмотку, привычно сомкнулись вокруг неё. Она сжала её чуть сильнее, чувствуя, как холод металла проникает сквозь перчатки.

“Всегда быть начеку, даже когда кажется, что всё спокойно.”

Они остановились перед самым выходом. Свет был ослепляющим, как рассвет после долгой ночи, но без тепла, только холодное, пронзительное сияние, заставляющее щуриться.

– Вот оно, – произнесла она почти шёпотом, не то себе, не то остальным, и её голос прозвучал странно громко в этой ледяной тишине.

Девушка скосила глаза на друзей. Талли уже трепетала от нетерпения, переминаясь с ноги на ногу. Её глаза сверкали, а щёки пылали румянцем, будто она только что пробежала несколько миль.

– Ну что вы как дети? Почему стоим? Пошли уже! – воскликнула Талли, хлопнув ладонями по бёдрам с таким энтузиазмом, что эхо отозвалось в ледяных стенах. – Мне не терпится! Хочу увидеть Бермон! Хочу вдохнуть его воздух, почувствовать, как он пахнет! – она вытянула шею вперёд, театрально вдохнув, словно уже ощущала чужой ветер на губах.

Бернар метнул на неё тяжёлый взгляд, потом фыркнул, едва заметно, и закатил глаза. Он выглядел ещё более мрачным, чем обычно. Плечи были напряжены, рука чуть сдвинулась к рукояти кинжала на поясе.

Мелисса бросила на него беспокойный взгляд и беззвучно проговорила, шевеля губами:

– Всё будет хорошо.

Он прочитал это по губам, и не ответил, но коротко кивнул.

Талли в ответ на эту немую сцену громко и с чувством закатила глаза:

– Ох, ну что с вами. Давайте уже, нас ждёт приключение, а вы тут драму разыгрываете, – она подпрыгнула и встала на носки, надеясь увидеть, что там, за ослепительным светом, прямо сейчас.

Мелисса не сдержала лёгкой усмешки. Её собственное напряжение чуть ослабло, растаяв под напором энергии подруги.

– Согласна. От этого не сбежать.

На её слова Бернар лишь кивком указал на выход. Девушка сделала глубокий вдох, ощущая, как холодный воздух обжигает лёгкие, и решительно шагнула вперёд – в ослепительный свет, в неизвестность, в тот мир, что ждал их за ледяной стеной.

МЕЛИССА

Яркий, отраженный от бесконечного снега свет на мгновение ослепил. Мелисса инстинктивно зажмурилась, резко прикрывая лицо ладонью. И в тот же миг на неё обрушился шквал – морозный ветер ударил с такой силой, будто сама стихия решила проверить её на прочность. Он взвился ледяным порывом, подхватил с земли тучи свежего, рыхлого снега и швырнул их ей в лицо, в волосы, за шиворот куртки. Крошечные, острые кристаллики тут же облепили её ресницы, заискрились на обветренной коже. Это был не просто холод – это был сам Север. Живой, дышащий, безжалостный. Он мгновенно забирался под одежду, пробирался сквозь малейшие щели в броне, впивался в кожу ледяными иглами, будто намеревался добраться до самого сердца и заморозить его.

Девушка сделала глубокий вдох, выпрямила спину, сбросив с себя оцепенение, и медленно перевела взгляд вперёд, вглядываясь в белую пелену. На фоне белоснежного, безжизненного пейзажа выделялась группа людей. Их было не так много.

– Ставлю серебряную, что все, кто здесь, не в милости у своих командиров, – произнесла она с едва уловимой, сухой усмешкой в голосе.

Уголки её губ чуть дрогнули, приподнявшись в насмешливом выражении. Рядом Бернар тихо фыркнул, едва заметно качнув головой.

– Ну, по крайней мере, это объясняет их… воинственный настрой, – буркнул он вполголоса, скептически оглядывая нестройный строй.

И действительно, даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять – эти люди совершенно не готовы к свирепости севера. Ледяная пустыня встретила чужаков со всем своим гостеприимством. Их алые плащи, кричаще-яркие на фоне белоснежной монотонности, бессильно трепетали под ударами ветра, словно пытаясь вырваться и улететь в более тёплые края. Шарфы, небрежно намотанные на нижнюю часть лиц, оставляли лишь узкие прорези для глаз. И в этих глазах, слезящихся от холода и ветра, читалась вся гамма нарастающего отчаяния: раздражение, сменяющееся злобой, глубокая усталость и – возможно, самое главное – леденящая капля страха. Они были похожи на беспомощных птенцов, выброшенных в стужу. Кто-то бесконечно переминался с ноги на ногу, пытаясь хоть как-то согреть замёрзшие конечности. Кто-то яростно тёр в перчатках онемевшие пальцы. Кто-то жалобно втянул голову в плечи, пытаясь полностью исчезнуть внутри собственного обмундирования. Один из солдат, совсем юный, судорожно зажал руки под мышками и принялся мелко приплясывать, пытаясь сохранить хоть каплю тепла. Для большинства из них это был первый визит на Север, и с каждой минутой становилось очевиднее, что он вполне может стать последним. Они могли слышать о нём леденящие душу истории, читать сухие строчки донесений о потерях, слушать пьяные байки бывалых ветеранов. Но ничто не могло передать, что по-настоящему значит – стоять посреди этой бескрайней, безмолвной и абсолютно безжалостной пустыни. Мир за гранью цивилизации не был негостеприимным. Он был враждебен. Северная пустыня уже забрала тысячи жизней, не делая различий между врагами и союзниками. Их путь сюда, к самой границе, был смертельным риском, но выбора у них не было. Приказ есть приказ.

Мелисса почувствовала взгляды сразу, едва её ботинок коснулся утоптанного снега за пределами ледяного прохода. Они обрушились на неё десятками невидимых игл – любопытных, оценивающих, прожигающих. Они щекотали кожу, цеплялись к лицу, к глазам, к каждой детали её облика, словно пытаясь разгадать загадку. В этих взглядах не было прямой враждебности, но в них клокотала густая смесь недоверия, недоумения и почти животного любопытства. Она не стала торопиться, не бросила ответный вызов. Пусть смотрят. Это была вполне ожидаемая реакция, она прекрасно это понимала. Они с Талли и Бернаром вышли из самой толщи ледяной стены – невозмутимые, собранные, абсолютно спокойные. Холод, вынуждавший других сжиматься в комок, казалось, вообще не касался их. Их лёгкая на удивление одежда, не выдавала ни малейшего признака дискомфорта. Словно сам суровый Север признал их своими детьми и даровал им защиту против своей собственной ярости. И этот контраст был разительным. Пока солдаты Бермона, зябко кутались в алые плащи, тяжёлые меха и нелепые шарфы, пряча обмороженные лица, они стояли прямо и свободно. Пока те теснились друг к другу, инстинктивно ища спасения от бури, они были расслаблены и невозмутимы. Пока их тела предательски дрожали, а глаза щурились от колющего ветра, они смотрели на мир прямо и ясно, без тени страдания.

Она медленно провела взглядом по отряду, внимательно их осматривая. Их было не больше десятка. Кто-то выглядел до предела вымотанным, плечи его ссутулились под невидимой тяжестью, кто-то ёрзал на месте, явно раздраженный и не скрывающий своего презрения ко всей этой затее. Один солдат, бледный от боли, почти всей массой опирался на древко копья – было видно, как новые, неразношенные сапоги жестоко натёрли ему ноги. Другой, посиневший от холода, беззвучно шевелил губами, яростно потирая запястья и с трудом сгибая одеревеневшие пальцы. Но был один взгляд, который резал общую картину. Он не просто скользил, а впивался. Мелисса почувствовала его раньше, чем увидела – лёгкое, почти призрачное касание на шее, будто кто-то провел по коже кончиком лезвия. Её сердце пропустило один удар, внутренне всё сжалось, но она подавила мгновенный порыв обернуться. Спокойно, с обманчивой рассеянностью, она продолжала скользить взглядом по лицам, пока он не нашел его сам.