Сицилия провела кончиками пальцев по крышке, её губы беззвучно шевелились, произнося древние слова, и символы на крышке дрогнули, оживая под её прикосновением.

– Помните, – сказала она, и её голос прозвучал так, будто обращался не только к троим, но ко всей Атрее. – Атрея всегда будет с вами. Она никогда не оставит своих.

С этими словами она потянулась к замку, вплетая в движение частицу своей силы. Раздалось тихое шипение. Замок пришёл в движение и начал медленно вращаться, символы на крышке задвигались, один за другим, сплетаясь в новый, сложный узор, который светился изнутри тусклым синим светом. Изнутри повеяло холодом.

Щелчок.

Шкатулка раскрылась, и на тёмном бархате внутри сверкнули три браслета. Металл отливал на солнце сталью и кровью, а в центре каждого – крупный алый кристалл, гладкий, как капля расплавленного стекла, застывшая в момент падения. Камень пульсировали тусклым светом.

Королева Сицилия медленно вытянула один браслет, затем второй, третий. Подойдя к Мелиссе, она молча надела браслет на её запястье. Металл сомкнулся плотно, будто оковы, но в её глазах не было страха, только решимость. Пальцы королевы при этом чуть дрожали, но голос оставался твёрдым, когда она произнесла:

– Если окажетесь в опасности… если поймёте, что вам нужна помощь… разбейте кристалл.

На мгновение её взгляд задержался на дочери, и в нём читалось нечто большее, чем просто предупреждение – тревога, спрятанная за маской уверенности. Мелисса, поймав этот молчаливый посыл, кивнула, хотя внутри всё сжалось в тугой узел. Она знала, что воспользуется этим браслетом только в самом крайнем случае. Алый кристалл открывал проход через грань, но требовал огромной магической отдачи. А сейчас, когда грань нестабильна, воспользоваться им означало нанести ей ещё больший вред. Девушка опустила взгляд на браслет, ощущая, как его магия тихо пульсирует у неё на запястье – ровно, настойчиво, словно второе сердце. Это было больше, чем просто артефакт; это был последний мост, связывающий их с домом. Она подняла взгляд на мать.

– Мы не подведём.

Сицилия кивнула.

– Пора. – Голос Лестара прозвучал резко. Он бросил короткий взгляд на часы, затем отвернулся, не сказав больше ни слова.

Талли невольно поджала губы, наблюдая за его холодным безразличием. Радость, блеснувшая было в её глазах, угасла, как затухающая искра. Сердце заколотилось так быстро и громко, что казалось, его слышат все вокруг. Она не ждала слов – знала его слишком хорошо: он не скажет ни слова, не подойдёт, не обнимет. Но, чёрт побери, она всё равно ждала. Хотя бы взгляда, хотя бы едва заметного кивка, чего угодно, что могло бы означать: “Береги себя”. Но он так и остался стоять, неподвижный и словно чужой. Его спина была прямее, чем клинок, а взгляд устремлён куда-то вдаль, где не было ни её, ни этого момента, ни всего, что могло бы дрогнуть в его душе.

Королева Сицилия, заметив это, на мгновение задержала взгляд на Талли. Но ничего не сказала, только чуть сжала её запястье, надевая браслет. Тот клацнул, обхватывая руку. И девушка поняла – больше слов не будет, ни от отца, ни от королевы, ни от кого.

– Ну и пусть, – подумала она, откидывая всё лишнее. – Я справлюсь и без него.

Бернар стоял рядом и видел, как побледнело её лицо. Видел, как дрогнули ресницы. И всё же она не отступила, не опустила голову, только слегка отвернулась, будто бы смотрит на крепость.

А потом, как будто всё происходящее было частью большого замысла, небо над площадью вспыхнуло белыми крыльями, ввысь взмыла стая птиц. Они кружили над башнями, крикливыми голосами подхватывая слова королевы, и несли их дальше – за стены, за поля, к самым краям мира.

– Идите с честью! – голос Сицилии прорезал морозный воздух.– Пусть сила предков направляет вас, а тьма боится даже взглянуть вам в спину. Да пребудут с вами силы богов!

На мгновение всё застыло, как перед ударом грома, а потом площадь взорвалась. Люди кричали, выкидывали вверх руки, кто-то рыдал навзрыд, кто-то просто стоял, прижав ладони к груди. Дети визжали, пытаясь заглянуть поверх голов, старики вытирали глаза рукавами, женщины махали платками, утирая слёзы с щёк. Толпа расступилась, открыв дорогу. Мелисса шла первой. Она смотрела вперёд, не позволяя себе ни оглянуться, ни моргнуть лишний раз. Внутри будто всё сжалось: воздух стал плотным, вязким, а сердце билось так сильно, что, казалось, его слышат даже стражи на башнях. Браслет на запястье пульсировал едва заметно, как напоминание: обратной дороги нет. Талли шла чуть в стороне, рядом. Её лицо светилось широкой, улыбкой, но в уголках губ всё же дрожало напряжение. Она здоровалась с народом кивками, поднимала руку, ловила взгляды, черпая в них поддержку. Бернар замыкал тройку. Молчаливый, сосредоточенный. Его шаги были тяжёлыми, лицо мрачным. Он не искал глазами никого, не кивал, не улыбался, лишь крепче сжимал рукоять ножа у бедра. Он шёл туда, где его ненавидели, и был к этому готов.

Королева осталась стоять неподвижно, её тяжелый и пронзительный взгляд не отрывался от одной фигуры в отряде.

“Мелисса…”

В её глазах, в этом неподвижном взгляде, горело не просто беспокойство – это была тихая, сдержанная буря из страха и надежды. Королева не произнесла ни слова, не сделала ни одного жеста, но дочь чувствовала это прощание каждой клеткой своего тела – не обернулась, не замедлила шаг, лишь чуть прямее выпрямила спину. Девушка почувствовала, как в груди болезненно сжалось, и странное предчувствие, холодное, как утренний иней, коснулось её сердца: путь их не будет лёгким, и домой они не вернутся прежними.

Они уходили всё дальше от крепости под гул толпы, под звон голосов, под пронзительные крики птиц, круживших в небе, будто провожая их в дальний путь. Двое воинов замыкали строй. Их шаги глухо отдавались в булыжнике, по которому уже начинал ложиться свежий снег, хрустя под сапогами. Ветер поднимал крохотные вихри, тут же сдувая их с тропы. И вот, среди белой пелены, выросла она. Величественная, несокрушимая ледяная стена. Она будто прорезала небо, упираясь в серые облака, уходя вдаль за пределы видимости. Её гладкая поверхность сияла тусклым синим светом, словно под слоем льда мерцали запертые звёзды. Мороз от неё веял за десятки шагов, обжигая кожу и заставляя дыхание сбиваться. Она отделяла их от остального мира, дарила защиту, и одновременно сдерживала тьму, что копилась по ту сторону. Мелисса замерла. Всего на миг.

– Помнишь, когда мы впервые увидели её? – тихо спросила Талли, подходя ближе.

Мелисса кивнула. Тогда, совсем маленькой, она стояла здесь, вцепившись в руку подруги, и смотрела на стену как на чудо. Сердце замирало от трепета, словно она стоит перед чем-то священным, вечным. И это чувство не ушло даже сейчас, спустя годы, оно стало только глубже, острее.

Двое воинов шагнули вперёд. Их ладони, покрытые шрамами и мозолями, коснулись поверхности ледяной стены. В том месте, где пальцы соприкоснулись с древним льдом, разлился мягкий голубой свет. Он проник глубоко внутрь, растекаясь по структуре стены, пробуждая её из тысячелетнего сна. Воины закрыли глаза. Их зрачки вспыхнули тем же светом. Лёд задрожал, и по его гладкой поверхности пошли трещины, они сплелись в причудливый узор, напоминающий древние руны. Из самого центра медленно открылся высокий узкий проход. Воздух наполнился низким гулом, будто стена пела свою ледяную песню, провожая их. Девушка бросила взгляд через плечо. Где-то позади, в снежной дымке, еле угадывались очертания куполов крепости – её дом, её прошлое, всё, что она знала и любила. Ещё миг – и они исчезнут из виду, растворившись в белой пелене. Она вдохнула полной грудью, задержала дыхание, пытаясь сохранить в лёгких частичку родного воздуха, и решительно шагнула вперёд. Талли практически вприпрыжку последовала за ней, её движения были порывистыми. Она боялась, что проход вот-вот исчезнет, захлопнется, и ей снова придётся остаться там, где она больше не хотела быть. Бернар замешкался. Его взгляд скользнул вверх, к серому, низкому небу. Он попытался запомнить каждый оттенок, каждую тучу на случай, если больше никогда не увидит этого. Затем качнул головой и отгоняя тяжёлые мысли, и шагнул внутрь. Проход тотчас сомкнулся за его спиной, отрезая путь назад.