Впереди шла Мелисса. Её шаг был твёрдым и уверенным, но дыхание сбивалось, предательски выдавая внутреннее напряжение. Белые волосы, заплетённые в тугую косу, тяжёлым жгутом ложились по спине, и конец её нервно подрагивал при каждом движении, словно живой. На поясе покоился массивный меч – рукоять, обтянутая тиснёной кожей, идеально лежала в ладони, а гарда, украшенная серебряными узорами, блестела под солнцем. Она подняла глаза на площадь – и на миг сбилась с шага. Тысячи лиц, тысячи глаз, их дыхание, их надежды, их ожидание – всё это обрушилось на неё тяжёлой волной. Сердце заколотилось чаще. Сегодня впервые в жизни она покинет пределы крепости. Эта мысль обожгла изнутри холоднее северного ветра. С каждой ступенью, с каждым метром, голоса становились громче. Её имя выкрикивали со всех сторон. Девушка старалась не поднимать взгляд, глядя себе под ноги. Спина оставалась прямой, гордой, но внутри всё сжималось, стягивалось в тугой, болезненный узел. Её никогда не манили дальние земли – здесь, дома, и так хватало дел, обязанностей, решений, от которых по ночам болела голова.

Рядом, чуть сзади, почти вприпрыжку, шла Талли. Её короткие белоснежные волосы танцевали на ветру, переливаясь на солнце. Щёки пылали румянцем, глаза сияли безудержным восторгом, а сдержанная улыбка никак не хотела покидать её лицо. И всё же, если бы кто-то присмотрелся внимательнее, то заметил бы, как дрожат уголки её губ, будто она изо всех сил старается не засмеяться от переполнявших её чувств.

– Нельзя, – твердила она себе в голове, сжимая пальцы. – Не сейчас. Не здесь.

За её спиной, в лёгком кожаном чехле, мерно покачивался лук. Изящный, но смертоносный инструмент, сделанный из гибкого тёмного дерева, укреплённого светлыми полосами металла. Тетива, туго натянутая, казалась струной, сплетённой не из нитей, а из жил древнего зверя, которого никто не решался называть по имени – слухи приписывали этой нити нечеловеческую прочность. Отдельный колчан за спиной был наполнен длинными стрелами, наконечники которых были заточены так тонко, что казались почти невесомыми, но при этом способными пробить даже самую прочную броню.

Ей нравилось быть частью всего этого. Каждый крик, каждое лицо в толпе наполняли её силой. Ведь совсем скоро её мечта исполнится. Она чуть повернула голову, то и дело кивала, бросала быстрые, короткие жесты в сторону тех, кто махал им из толпы. Лица, запомнившие её ещё ребёнком, теперь встречали её как воина. Кто-то улыбался в ответ, кто-то благословлял про себя, кто-то просто смотрел с гордостью.

– Вот он, – пронеслось в голове у Талли, и сердце ёкнуло от восторга. – Мой шанс, и я его не отдам.

Бернар, шедший чуть позади, мрачнел с каждой секундой. Его обычно спокойное лицо застыло маской, челюсть была сжата так сильно, что скулы выделялись резкими тенями. Он провёл языком по внутренней стороне щеки, почти до боли, и его взгляд метался по толпе, выискивая хоть одну пару глаз, в которых отразится не слепой восторг, а хоть капля сомнения. Но вокруг были только сияющие лица, крики одобрения и руки, тянущиеся к ним, как к спасителям.

“Какой ещё мир? С кем? С ними?” – ярость клокотала внутри, горячая и горькая. Сжимая кулаки, он вспоминал: Бермон предал их. Сколько друзей, сколько мирных жителей полегло после того, как договор был разорван. Он помнил слишком хорошо: запах гари и крови, крики раненых, пустые глаза тех, кто не дожил до утра. А теперь – мир?! Бернар стиснул зубы так, что боль отдалась в висках.

“Они предали нас. Они наши враги. И останутся ими.”

Но дело было не только в гневе. Глубоко, под слоем ярости, в нём тлела тревога. Старый, знакомый страх – покинуть стены Королевства, оставить за спиной всё, что было домом. Скоро они пересекут стену и ступят на чужую землю, где нет знакомых улиц, где каждый шаг может таить угрозу. Сердце стучало слишком громко, глухо отдаваясь в ушах, а пальцы нервно подрагивали. Крики толпы слились в один сплошной гул, давящий на сознание. Спина под плотной курткой взмокла, ткань прилипла к коже холодным пятном. Он расстегнул ворот, впуская глоток воздуха, но тот не приносил облегчения, только запах пыли и чужих надежд. И тогда его взгляд – беспокойный, метущийся – упал на Мелиссу. Она шла впереди, неся себя с той же непоколебимой уверенностью, что и всегда. Спина прямая, затылок высоко поднят. Всё как должно быть у лидера. И лишь один жест, едва заметный, выдавал её: пальцы, сжатые в кулаки так сильно, что костяшки побелели от напряжения. Она боялась. Чувствовала то же самое, что и он – этот холодный комок страха где-то под рёбрами, но она не позволяла себе дрогнуть. Ни словом, ни взглядом, ни шагом. И в этой сдержанности, в этой готовности нести груз, даже если он давит до боли, было нечто большее, чем просто смелость – это было истинное лидерство. Бернар медленно выдохнул. Гнев отступил, сменившись странным спокойствием. Он расправил плечи и сделал шаг вперёд, чтобы идти с ней в ногу.

“Истинная Королева,”– промелькнуло у него в голове.

Мелисса остановилась ровно в шаге позади королевы. Она опустила подбородок, прижала ладонь к груди, и за её спиной Талли и Бернар синхронно повторили жест, будто связанные одной нитью. Королева Сицилия чуть кивнула, и они выпрямились – плечи расправлены, руки по швам, взгляды устремлены вперед. Тишина вновь накрыла площадь. Сердце девушки гулко стучало в груди, отдаваясь в висках ровным, настойчивым ритмом.

Талли привычно встала справа, на полшага позади, как всегда. Её дыхание медленно выравнивалось, но плечи всё же подрагивали, выдавая напряжение, которое не могла скрыть даже годами отточенная выправка. Слева замер Бернар – напряжённый, молчаливый, его лицо было каменной маской, но в глазах читалась готовность к бою. Со стороны они казались слишком юными, почти хрупкими в своих боевых куртках, и если бы кто-то из чужих увидел их сейчас, то наверняка подумал бы, что Атрея отчаялась и послала детей надеясь на удачу. Но те, кто знал, не сомневались: перед ними – трое лучших. Боевая элита нового поколения. Они не родились в огне, но прошли через него и остались стоять. Каждый из них был непревзойденным бойцом, отточенным и опасным.

Сицилия медленно обвела их острым и проницательным взглядом. Она видела всё: чёткий изгиб сжатой челюсти Мелиссы, чуть дрожащий палец на руке Бернара, мимолётную судорогу губ у Талли. Она читала их как открытые книги – страх, сомнения, решимость. Это были её бойцы. Её выбор. Её ответственность.

– Вам предстоит сложный путь, – заговорила она наконец, и её голос прозвучал чётко, без единой ноты сомнения. – Мелисса, Талли, Бернар, вы были выбраны, чтобы исполнить долг перед Атреей.

Её слова повисли в воздухе, словно тяжёлые капли дождя перед бурей, заставляя каждого на площади затаить дыхание. Смолкли даже шёпоты, стих ветер, будто прислушиваясь к каждому звуку.

– Ваше путешествие будет опасным, полным испытаний, страха и решений, за которые никто, кроме вас самих, не понесёт цену. – Она сделала шаг вперёд, и её тяжёлый взгляд обжёг каждого поочерёдно. – Вам предстоит ступить на землю, где нас не ждут с распростёртыми объятиями. Там, за границей, нас считают варварами, врагами. – На её губах промелькнула сухая, почти беззвучная усмешка. – Вы совсем не обязаны менять их мнение.

Пауза, которую сделала королева, показалась вечностью.

– Вы должны быть готовы защитить себя, друг друга и весь наш народ, – продолжила она, и каждый её звук отдавался эхом в сердцах слушателей. – Вы – острие меча Атреи, и вы – её щит. Покажите Бермону, что мы не те, с кем можно играть. Если они думают, что смогли сломить нас, то докажите, что это не так!

По толпе прошёл дрожащий шёпот. Кто-то стиснул пальцы на амулете так, что костяшки побелели, кто-то ахнул, прикрыв рот ладонью, кто-то невольно сделал шаг вперёд, будто желая быть ближе к происходящему. Одни переглядывались с тревогой, другие – с молчаливым одобрением, кивая в такт словам королевы.

Она кивнула в сторону, и из толпы отделился юноша в длинном сером плаще, который развевался за ним, как крыло. Он нёс в руках небольшую деревянную коробку, обитую по краям потускневшим металлом. Коробка была старой, местами потёртой до гладкости, но на крышке чётко проступали защитные символы. Юноша остановился перед Лестаром, низко поклонился и передал реликвию. Мужчина принял коробку, и осторожно повернувшись, протянул её королеве.