– О, я прекрасно помню этот «романтический» опыт, – отозвалась она, скептически приподняв бровь и показывая ему язык. – Именно тогда я и приняла твердое решение, что ты впредь будешь спать строго отдельно, желательно в соседнем ущелье.

Бернар лишь хмыкнул в ответ, его улыбка стала ещё шире.

– Всё, хватит, – устало выдохнула Мелисса, с неохотой поднимаясь с кровати. Порой ей искренне хотелось влепить им обоим – не сильно, но так, чтобы запомнили надолго. – Ведёте себя как малые дети, честное слово…

Она потянулась, поправила помятую дорожную рубашку, заправила выбившийся из-за пояса кожаный ремешок и решительно направилась к двери.

– Давайте спускаться, нас уже наверняка заждались. Пахнет так, что у меня живот сводит от голода.

Бернар с Талли всё ещё перешептывались позади, обмениваясь колкостями и будто нарочно затягивая эту словесную дуэль до самого выхода. Она обернулась на полпути к лестнице, смерила их обоих одним строгим, испепеляющим взглядом, который заставил их мгновенно замолкнуть. Они лишь виновато кивнули и двинулись следом, наконец притихнув. Тёплый, неровный свет масляных ламп колыхался на стенах, отбрасывая мягкие, золотистые тени, которые плясали в такт их шагам. Каждый их шаг отдавался по старому деревянному полу таверны тихим, но отчетливым скрипом. Мелисса спускалась первой, осторожно придерживаясь за резные, местами стертые перила. На самом повороте, где лестница уходила вниз, она вдруг чуть не врезалась в высокую фигуру, поднимающуюся им навстречу. Плащ на нём был уже расстёгнут, тёмные волосы слегка влажные у висков – он явно успел умыться и привести себя в порядок. В этом мягком, приглушённом свете его обычно суровое лицо казалось спокойнее, почти тёплым, но в глубине глаз всё так же стояла та самая непроглядная глубина, за которой невозможно было угадать, о чем он думает и что чувствует на самом деле.

– А вы не будете ужинать? – спросила Мелисса, стараясь, чтобы голос звучал ровно, почти отстранённо, хотя глубоко в душе ей отчаянно хотелось, чтобы он составил им компанию.

– Я присоединюсь позже, принцесса, – ответил он с неизменной учтивостью. – Ваш стол уже накрыт. Третий по левой стороне, у дальней стены.

Опять этот ровный, спокойный, ничего не выражающий тон. И всё же что-то в этом мужчине цепляло её, заставляло внутренне сжиматься. Она лишь молча кивнула, их взгляды на миг пересеклись – не дольше секунды, но этого оказалось достаточно. Где-то глубоко в животе будто сжалось тонкой, напряжённой нитью, заставив дыхание замереть.

«Что это? Что со мной? Почему я так реагирую на него?»

Резко отвернувшись, она оборвала этот мимолетный контакт. Сделала шаг в сторону, уступая ему дорогу на узкой лестнице, и сразу ощутила, как сердце застучало чаще и громче. Он прошёл мимо, и их плечи чуть-чуть, едва ощутимо соприкоснулись. Касание было мимолетным, почти случайным, но внутри у неё всё затихло и замерло. На мгновение она оказалась слишком близко – почувствовала исходящее от него тепло, уловила его запах: пряный, тёплый, с оттенком мускуса, древесной горечи и чего-то ещё, неуловимого. Совершенно неожиданный и, что уж там, абсолютно приятный. Она даже не заметила, как замедлила шаг, увлекшись этим ощущением. Краем глаза поймала, как у него дёрнулся кадык, будто он тоже что-то почувствовал в этот миг.

– Кхм, – раздалось сзади, с плохо скрытым ехидством. Это была Талли.

Мелисса вздрогнула, резко мотнула головой, отгоняя наваждение, и поспешила вниз, не глядя ни на кого. Подруга, конечно, всё поняла с полусмысла, но, к счастью, на этот раз великодушно промолчала.

Зал встречал их привычным уютным гомоном: переплетающиеся голоса, смех, звон кружек, скрип половиц под ногами. Но в голове у девушки всё ещё гудело от того короткого момента, от одного мимолетного дыхания рядом. Найти их стол оказалось легко – он был единственным свободным во всём зале. Уютно устроившийся у дальней стены, в мягкой полутени, он словно ждал именно их. Чуть в стороне от основной суеты, с хорошим обзором на вход и весь зал – место было выбрано на удивление предусмотрительно.

– Удобно, и… продуманно, – с лёгким облегчением подумала она, отмечая про себя, как тонко всё было организовано.

На столе уже стояли массивные глиняные миски. В них дымилась простая, но невероятно аппетитная еда: густое мясное рагу с подрумяненными луковицами и морковью, крупная картошка в мундире, щедро политая ароматным соусом, от которого пахло перцем, чесноком и лавровым листом. Сбоку лежал душистый хлеб, толстые ломти, ещё тёплые, словно их только что вынули из печи. Аромат был настолько насыщенным и соблазнительным, что от него перехватило дыхание, и желудок тут же ответил громким, предательским урчанием. Рядом стояли кружки из темного дерева, наполненные густым, почти чёрным напитком. Живот Талли отозвался ответным радостным бурчанием.

– Это что ещё за зелье? – Бернар склонился над кружкой, принюхался и скептически скривился. – Пахнет, как… сладкая вода из лужи. Или, Талли, помнишь, тот твой «компот» из похода на пятом году обучения? Где плавала какая-то ветка и пара дохлых насекомых в придачу?

– Ешь, а не ной, как старая бабка у колодца, – буркнула она, не отрываясь от изучения миски. Она провела рукой над едой, и на её пальце вспыхнул холодным белым светом камень массивного серебряного кольца. Мгновение – и вспышка погасла, не оставив и следа.

– Всё чисто, – выдохнула она с явным облегчением. – Слава всем богам, никто не пытался нас отравить… пока что.

Не дожидаясь остальных, она схватила ложку и с жадностью начала есть. От миски поднимался густой пар, и он мгновенно коснулся её щёк, окрашивая их в розовый цвет. Она шумно втянула носом пряный, мясной аромат, и с почти блаженным видом отправила первый огромный кусок в рот. Бернар между тем всё ещё с подозрением вертел свою кружку в руках, надеясь найти на дне какое-то разумное объяснение, что это вообще такое. Его брови сходились всё ближе к переносице.

– Ну нет, – наконец выдал он, решительно вставая. – Так дело не пойдёт. Я не могу это пить.

Он поднял руку, чтобы привлечь внимание. Мимо в этот момент проходила полноватая, с тёмными растрёпанными волосами, собранными в спешке в небрежный пучок, официантка. Передник сбился набок, а на рукаве её простой холщовой рубахи было большое пятно от соуса.

– Девушка! Нам три эля, самых крепких, что есть!

Она вздрогнула, как будто его громкий голос выдернул её из собственных невесёлых мыслей, и резко обернулась. Несколько мгновений смотрела прямо на него широко раскрытыми глазами, словно не понимая, что от неё хотят.

– Кон-н-ечно, – девушка запнулась, и на её щеках выступил румянец.

Её взгляд на мгновение задержался на лице юноши, и Мелисса уловила, как в глазах официантки застыла сложная смесь из смущения, робкого восхищения и, возможно, лёгкой тревоги. Да, с такими широкими плечами, уверенной посадкой головы и голосом, который легко заглушал гомон половины зала, он явно не был заурядным гостем.

– Се-сей-час всё принесу, – пробормотала она, вся покраснев, и поспешила к стойке, неуклюже придерживая подол передника.

Бернар самодовольно хмыкнул и снова уселся на свое место. Взял ложку, сделал вид, что внимательно изучает кусок мяса, но девушка прекрасно знала – сейчас он думает вовсе не о еде.

– Даже здесь, на краю света, умудряется находить поклонниц, – тихо, с легкой иронией заметила она, отламывая кусок хлеба.

– Я просто хочу пить что-то нормальное, а это… – он с отвращением указал ложкой на свою кружку, – это для девчонок.

Талли фыркнула, не отрываясь от своей миски.

– Девчонки хотя бы не жалуются каждую минуту на напитки.

– Я не жалуюсь. Я выражаю обоснованное мнение, – парировал Бернар и, наконец, сдался, принявшись за еду. Словно вкус мяса его всё-таки устроил, он одобрительно кивнул. – Ну… ладно, готовить они тут хотя бы умеют. Это похвально, но без доброго эля вечер не считается вечером.

– Ты совершенно неисправим, – покачала головой Мелисса, но краешек её губ дрогнул в легкой улыбке. Впервые за весь этот долгий и трудный день внутри у неё стало хоть немного тепло и спокойно.