В голове гудело. Она медленно, очень медленно подняла руку и ущипнула себя за запястье. Больно.

Значит, не спит.

Значит, это действительно только что произошло.

В ее тихом, уютном, почти что разорившемся магазинчике с травами теперь лежал голый, незнакомый, чертовски красивый мужчина. Со стрелой в боку.

И пахло по-прежнему. Медью, землей и зверем.

Элис медленно опустилась на корточки. Потом просто села на пол. Уперлась локтями в колени и закрыла лицо ладонями.

— Бабка, — тихо прошептала она в ладони. — Ну ты и предсказательница.

Тишина сгустилась после того как рассеялся дым. Теперь её нарушал только прерывистый храп незнакомца. Элис сидела на полу, уставившись на него, и чувствовала, как медленный ужас сменяется практическим отчаянием.

Голый мужчина. На полу. Со стрелой.

Она отползла назад, за прилавок, и медленно поднялась, держась за столешницу. Ноги не слушались. Мысли путались. Что делать? Куда бежать? Кого звать?

«Никого, — тут же пронеслось в голове. — Никому нельзя говорить».

Она посмотрела на разбитую витрину. Холодный ночной воздух врывался внутрь, заставляя её вздрогнуть. Первым делом — это. Надо хоть как-то закрыть дыру.

Схватив старую штору из подсобки, она кое-как завесила зияющий проём, прикрепив ткань гвоздями, вбитыми в раму отчаянными ударами тяжелой книги по учёту трав. Теперь в магазине стало совсем темно, если не считать тусклый свет уличного фонаря, пробивавшийся сквозь ткань.

Потом она зажгла свечу. Дрожащее пламя выхватило из мрака тело незнакомца. Он лежал в той же позе, могучее телосложение и бледная кожа создавали нереалистичную картину. Элис подошла ближе, всё ещё опасаясь, что он превратится обратно в волка.

Но ничего не происходило. Только стрела торчала из его бока, словно насмехаясь над всей этой ситуацией.

«Стрелу... надо вытащить», — поняла она.

Мысль была до ужаса практической. Не «кто он», не «почему волк», а «стрелу надо вытащить». Иначе — инфекция, заражение, смерть на её полу. И тогда уж точно никуда не денешься.

Она набрала в миску воды, взяла чистую тряпку и вернулась к нему. Стала на колени. Руки дрожали. Она никогда не видела мужское тело так... близко. И уж точно никогда не оказывала медицинскую помощь голому незнакомцу посреди своего магазина.

— Ладно, — прошептала она, больше для себя. — Ладно, Элис, соберись. Просто... вытащи её.

Она обхватила пальцами древко стрелы. Оно было тёплым. И липким от крови. Элис сглотнула ком в горле и потянула.

Незнакомец застонал. Глубоко, горлово. Его тело напряглось. Элис отпустила стрелу, отпрянув.

— Чёрт.

Она посмотрела на его лицо. Теперь, при свете свечи, она разглядела его лучше. Высокие скулы, тёмные брови, густые ресницы. Красивый. Чёрт возьми, он был красив. И молод. Лет тридцати, не больше.

— Слушай, — сказала она ему, хотя знала, что он не слышит. — Мне нужно это сделать. Иначе будет хуже. Потерпи, ладно?

Она снова ухватилась за стрелу. Набрала воздуха в лёгкие и рванула на себя изо всех сил.

С влажным, чавкающим звуком стрела поддалась. Элис отлетела назад, держа в руках окровавленное древко. Из раны хлынула свежая кровь.

— Чёрт, чёрт, чёрт!

Она прижала тряпку к ране, пытаясь остановить кровотечение. Незнакомец застонал снова, его веки затрепетали. Элис давила на рану изо всех сил, чувствуя, как тёплая кровь пропитывает ткань.

— Дыши, — бормотала она. — Просто дыши. Всё будет хорошо.

Она не знала, врала ли ему или себе.

Кровь постепенно остановилась. Элис осторожно отняла тряпку. Рана выглядела страшно — рваная, воспалённая. Но та самая «слеза феникса» явно сделала своё дело — края раны уже не сочились, а сам разрез казался ... чистым. Слишком чистым для только что извлечённой стрелы.

Она промыла рану водой и перевязала её чистым лоскутом от старой простыни. Потом, поколебавшись, натащила на него несколько мешков из-под трав. Неоставлять же его совсем голым. Вид был всё равно сюрреалистичный — могучее тело, перевязанное тряпьём и прикрытое мешками с изображением ромашек.

Она отползла в угол, прислонилась к стеллажу и закрыла глаза. Адреналин отступал, оставляя после себя пустоту и дрожь в коленях. Она только что вытащила стрелу из тела оборотня. Или кого он там? В её магазине спал голый мужчина, который несколько минут назад был волком.

Она снова посмотрела на него. При свете свечи он казался почти беззащитным. Сильным, но уязвимым. И совсем не страшным.

«Что же ты за птица, — подумала она, — что в тебя стреляют серебряными стрелами?»

Усталость накатывала как прилив. Глаза слипались. Она знала, что не должна засыпать. Что нужно караулить. Но силы были на исходе.

Её веки сомкнулись. Последнее, что она помнила — мерцание свечи на лице незнакомца и тихий, ровный звук его дыхания.

Она не знала, сколько проспала. Её разбудил голос. Низкий, хриплый от недавней боли, но полный нескрываемого раздражения.

— Эй. Женщина.

Элис вздрогнула и открыла глаза. Свеча почти догорела. В полумраке она увидела, что незнакомец приподнялся на локте. Его глаза были открыты. И смотрели на неё. Те самые янтарные глаза, которые она видела у волка. Теперь в них горел не животный ужас, а чистейшее негодование.

— Где я? — спросил он. Каждое слово давалось ему с усилием, но сквозь боль пробивалась привычка командовать.

Элис попыталась встать, но затекла нога. Она потерла глаза.

— В магазине «Зачарованные корешки».

Он поморщился, оглядев полумрак, заваленный хламом.

— Это что за свинарник? И... что на мне надето?

Он попытался приподнять мешок с ромашками, и лицо его исказилось от боли. Он с силой выдохнул, сжав зубы.

— Не двигайся, — сказала Элис, наконец поднимаясь. — У тебя серьёзное ранение.

— Не двигайся? — он фыркнул, и это вышло у него удивительно надменно. — В этом... месте? На этом... полу? И в этом тряпье?

Элис почувствовала, как закипает. Страх уступал место раздражению.

— А ты бы предпочёл, чтобы я оставила тебя истекать кровью на улице? В том виде, в котором ты был?

Он прищурился.

— Ты видела...

— Да, я видела! — выпалила она. — Я видела огромного волка, который вломился ко мне в магазин, разбил витрину и испортил ковёр! А потом я видела, как этот волк превратился в тебя! И знаешь что? Мне это не понравилось!

Он откинул голову назад, уставившись в потолок.

— Великолепно. Просто великолепно. Каэлен из рода Лунных Теней, поверженный и оказавшийся пленённым в лапах какой-то... травницы в лавчонке, которая пахнет заплесневелым сеном.

— Пахнет чем? — Элис встала, сжимая кулаки. — Это не сено, это целебные травы! И я тебя не «пленила», я тебя спасла! Я вытащила эту дурацкую стрелу из тебя, пока ты тут без памяти валялся!

Он медленно перевёл на неё взгляд. В его глазах читалось холодное презрение.

— И с чего это ты решила, что я нуждался в твоём спасении? И что ты вообще смеешь прикасаться ко мне?

Элис не выдержала. Она шагнула вперёд и схватила со стола ту самую вешалку, которой час назад размахивала перед волком.

— Во-первых, — прошипела она, тыча вешалкой в его направлении, — я ничего не решала. Ты свалился ко мне на голову! Во-вторых, я не «прикасалась» к тебе, я оказывала медицинскую помощь! А в-третьих... в-третьих... — она запнулась, переполненная яростью, — если ты сейчас же не заткнёшься и не скажешь «спасибо», я верну эту стрелу на место! Понял?

Она стояла над ним, вся дрожа от гнева, с дурацкой вешалкой в руке. Он смотрел на неё — измождённый, бледный, полуголый, но всё ещё полный собственного достоинства.

На его лице мелькнуло что-то — удивление? Недоумение? — и тут же исчезло, сменившись прежней маской высокомерия.

— Угрозы, — процедил он. — Как вульгарно.

Но больше он ничего не сказал. Просто откинулся назад на свои мешки, зажмурился и сморщился от боли.