Судислав грубо меня отпихивает. Я не намного его слабее, могла бы устоять, но понимаю, что теперь он уйдет, и оттолкнул меня со своего пути к двери.
Княжич действительно выходит, не оглядываясь.
Я вздыхаю, и сажусь на лавку — ноги не держат. Ух, как страшно было! Страшней, чем в сече! Не за себя — за этого… Который встает, зыркает на меня с ненавистью, и тоже уходит — но не на улицу, а дальше, в свои покои.
Ругать его за ненужную смелость нет сил. Потом поговорю. А то совсем раздухарился, страх потерял — будто ровня княжичу!
Глава 6
Айка, конечно, не бегала на княжеский двор. Она ходила за Мирко.
— Он же мужик, хозяин! — говорит служанка — Должен заступиться за жену!
— Заступника нашла! — хмурюсь я — Толку-то с него! Только хуже сделал! Говорил с княжичем, как с равным!
— Мирослав сам был княжичем! — произносит служанка — И считает себя им!
Что я прогнала Судислава, Айка одобряет.
— Не хорошо это, при живом муже, с полюбовником миловаться!
Сама знаю, что нехорошо! Что может быть позорнее супружеской измены? Даже если никто не узнает. Для самой себя тяжко будет, жить с таким позором… Хоть и не настоящий муж мне Мирко, но перед людьми и богами супруг. Для меня он теперь, после обряда венчания, муж.
А Судише, похоже, все равно… Все равно, что я чувствую. Все равно, что обо мне люди скажут.
…Следующие дни мы с Айкой раздумывали, как жить дальше. Мирку я старалась избегать, но он, змей такой, постоянно мне попадался — то во дворе, то в комнатах. И чего бродит?
…Айка предложила пойти за ягодами.
— Брусниц много в этом году! — сообщила она — Насобираем, да намочим, к зиме. Черницы-то уже нет — отошла, а брусницы есть. Еще и грибы. А клюкова будет позже, к самой зиме. Тогда она не так кисла, а даже сладкая! После первых заморозков.
Следующим утром и отправились. Пришлось и Мирку с собой взять — не могу его оставить без пригляда. Да и Айка говорит, что в лес девкам одним идти опасно — медведь может выйти, или лихие люди встретиться. А мой муженек какой-никакой, а все же мужик. В штанах ходит, не в юбке.
Конечно, я медведя и сама отгоню, да и с разбойниками справлюсь. Но Айка твердит, что с мужиком спокойнее. Мы выдаем Мирославу палку — зверей отгонять — и велим от нас не отходить. Ну и грибы собирать.
Пока покидаем город, а потом идем до леса, Айка сообщает, почему у моего суженого не растет борода. Оказывается, растет, но он ее бреет, на заморский манер — скоблит каждое утро подбородок ножом. Вот чудо в перьях! Бороду сбривает, чучелом делаясь! Посмеялись…
…Ягод и правда много! Как красный ковер. А цветов уже нет… Судиша мне дарил, помниться. Насобирал в поле ромашек да васильков, и принес в шатер, пока никто не видит.
То в начале лета было. Теперь осень, цветов нет, и любимого тоже. Сама прогнала. Может, зря? Горько без него, тоскливо. Ведь, кроме княжича никто меня не любит. Никому я не нужна… Задерет в лесу медведь, и не хватится никто…
Резкая боль пронзает ногу у коленки, и разливается жгучим пламенем. А между красными брусничными гроздьями скользит серо-черная лента. Гадюка! Хватаю сук, что бы забить гадину, но вспоминаю — нельзя укусившую змею убивать! Не заговорить будет яд!
Боль распространяется и выше и ниже, охватывая всю ногу огнем.
— Айка! — кричу я.
Но ни ее, ни Мирко нет поблизости… Я так увлеклась думами про княжича, что незаметно отдалилась от них.
— Айка! — повторяю, и опускаюсь на мох возле дерева.
Нога болит, жарко, и голова кружится…
Задираю подол сарафана — две ранки, вокруг которых опухло. И эта опухоль ползет по ноге вверх и вниз…
В голове совсем помутилось, и со зрением плохо… Все вокруг расплывается.
Вижу темное пятно, мелькающие среди берез. Айка? Или медведь?
Пятно обрисовывается в фигуру человека, который присаживается возле меня.
Слышу мужской голос:
— Змей укусил?
Судорожно пытаюсь натянуть подол обратно, но чувствую ладонь, которая отпихивает мою руку.
— Сиди! Я посмотрю!
— Мирко? — бормочу я.
Не отвечает.
Его руки сжимают мою ногу. Нельзя же, нельзя… Он мужик…
— Ой, Богданка! Что…? Ой, гад кусил! — верещит Айка.
Явилась! Теперь не так страшно — с Миркой не наедине.
— Гадюку не убила? — спрашивает Мирко, и добавляет — А то будет не заговорить!
— Ты колдун? — бормочу я, продолжая тонуть в жарком зыбком мареве, заполнившем мое тело и мою голову.
— Не! Я про бабку Вольгуху! Ее надо будет позвать!
Как бы не плыло перед глазами, вижу, как Мирко наклоняется к моей коленке, и захватывает рану губами.
— Что ты творишь! — восклицаю я, пытаясь оттолкнуть его голову. Но руки такие слабые…
— Не мешай ему! — говорит где-то рядом Айка — Пускай яд высосет!
— У тебя такие мягкие волосы… — бормочу я…
Мирко целует мою коленку… Сильно так, в засос! Больно! Потом сплевывает, и снова захватывает рану в рот. Ой, как больно!
Наконец, Мирко оставляет меня в покое. Слышу, как они с Айкой обсуждают, что делать дальше. Затем, чувствую руки, которые меня тормошат и поднимают.
— Отстаньте! — бормочу я, пытаясь отпихнуть эти длани.
Но меня уже взвалили на спину Мирке.
— Я тяжелая! Не снесешь! — бормочу.
— Держись за шею! — командует муж — Ну! Держись!
Обхватываю Мирко за шею, и обмякаю на его спине.
Идем. Айка рядом, продолжает причитать. От Мирко приятно пахнет…
— Почему от тебя пахнет дымом? — еле ворочая языком, спрашиваю я.
— Не пахнет! — отвечает Мирко — Тебе показалось!
Может и так…
Кажется, впадаю в забытье. Но рук не разжимаю, и Мирко благополучно доносит меня до дома.
Лежу на жаркой печке… Нет, на кровати, которая горячая как печка. Ко мне наклоняется морщинистое лицо, шепчущее странные непонятные слова:
— Духи дивии, духи навии, словом вещего заклинаемы…
Потом Айка заставляет пить горький отвар. Потом я снова проваливаюсь в забытье…
Просыпаюсь к обеду следующего дня, чувствуя только слабость. Ничего не болит, и опухоль спала.
Вот она, сила заговоров и целебного отвара!
Айка докладывает, что Мирко не совсем в порядке — у него на подбородке была ранка после бритья, и туда попала слюна с ядом, когда избавлял меня от него. Подбородок распух, мой муженек лежит в кровати и страдает…
Глава 7
Чувствую себя лучше, да что там — поправилась почти! Только место укуса побаливает, да слабость. Собираюсь сходить к Мирке, проведать, да поблагодарить. Ну и полечить, если надо. Все ж таки, он из-за меня пострадал. Однако, Айка заявляет, что мой спаситель закрылся в комнате, и запретил к нему входить. Даже мне.
— Рожа у него опухшая, да перекошенная! Стыдится!
— Пфф! — фыркаю я — Цаца какая! Ну и пусть страдает в одиночестве!
Но не сержусь — просто смешно. Во всем, как девка…
— Как поправится, сходи с ним, купите одежки теплой. Зипун справь, валенцы… Штаны теплые… Шапку хорошую. Что там еще надо? Рубах несколько. Что он как оборванец? Чай, не нищий.
— Ты что! — ахает подруга — На его обновки все деньги изведем! На что жить будем?
— Купи! — приказываю я — Проживем, как-нибудь! Репа, мука, крупы есть, голодать не будем. Куры, опять же…
— А что ж ты сама с ним не сходишь? — вопрошает Айка — Ты жена, ты и покупай.
— А ты девка! Служанка наша! Велено — выполняй! — ругаюсь я.
Не стала говорить, что мне с Миркой стыдно вместе в городе ходить. Не потому что, он никчемный, а потому, что сошлись мы так позорно. Заставил князь, а мы и не перечили. Да еще и на свадьбе я опозорилось, на Судишу кинувшись. И слухи эти клятые… Про меня и княжича. Стыдно!
Айке моя ругань по боку, не боится. Однако, поворчала, но позже мое поручение выполнила — одежку теплую моему муженьку справила. И не зря.
Зима пришла лютая. Морозы такие, что и бревна избяные по ночам потрескивают. А если не мороз — метели сильные. Наваливает так, что двери по утрам не открыть, снегом подпирает.
