Над Буйтуром летит перезвон колоколов. Не грозный набат, возвещающий об опасности, а радостные праздничные переливы. Буйтурское войско возвращается с победой!

Жители высыпали на улице, дабы поприветствовать героев. И сам Великий Князь Боремир вышел на красное крыльцо, встретить рать. Без княгини — она болеет, и не может долго стоять. Да и сам князь не молод и не здоров, поэтому и не возглавляет походы, отправляя вместо себя сына.

И вот они, победители! Под шум и радостные крики толпы войско княжича Судислава вливается в распахнутые городские ворота, и движется блистающим потоком по главной улице Буйтура, к княжеским хоромам.

Впереди колонны всадник, держащий стяг княжества — с изображением яростного тура; за ним командиры: сам Судислав, или Судиша, как его все называют, и я, его правая рука, богатырь-девица Богданка. Мы оба любимы народом, и горожане, стоящие на улицах, и бегущие следом за войском, выкрикивают наши имена. Что не совсем справедливо — куда мне тягаться с княжичем, богатырем и героем, могущим ударом кулака свалить коня!

Лицо Судислава, почти скрытое треугольным, низко надвинутыми шлемом, и бармицей, защищающей шею и верх груди, выражает строгость и важность, как и положено челу грозного воина. Но я знаю, вижу по дрожащим уголкам губ, что он едва сдерживает улыбку; что ему льстит народная любовь; и он счастлив вернуться домой.

И я рада! Изматывающий поход, длившийся девять месяцев, и кровопролитные битвы позади! Родной город, родные хоромы батюшки Боремира и матушки Явнуты! Пусть я им и приемная, но ближе и дороже никого нет! Разве только Судиша…

И тоже сдерживаю улыбку — богатырь-девица славиться крутым и суровым нравом! Вот и неча лыбиться на весь честной народ!

Смотрю на сияющие из под шлема синие глаза Судислава, и сердце замирает от шальной радости. Перед возвращением домой он сказал, что поговорит с отцом. Все же знают, что мы неродные… Почему бы и не посвататься?

Воины, следующие за нами, тоже радуются, скрывая улыбки под суровой усталостью. Даже пешие ратники ускорили ход, хотя они умаялись больше нашего — чай, на своих двоих версты меряют, не на лошади.

Проезжаем мост через речку Кунью, разделяющую город пополам. Слышала от стариков, что раньше граница Буйтура тут и была, по реке. Теперь город разросся, и Кунья оказалась посередке.

Вот и наши хоромы! Великий Князь с улыбкой и гордостью во взгляде смотрит на войско, которое его приветствует. Мы с Судиславом спешиваемся и кланяемся до земли…

Судиша делает шаг вперед, и докладывает князю о победе. Доклад для вида, князь, как и все, уже знает подробности.

Но надо делать, как положено. Боремир благодарит княжича и рать, отпускает войско на отдых, пообещав закатить в ближайшие дни и для них, и для всего народа «пир на весь мир».

— Ну, Богданка, — произносит Буремир, поднимая меня — какую важную птицу пленила нынче?

— Никакую! — виновато вздыхаю я — В этот раз князь Черновский Умил убит, а его жена и дети утекли!

Князь не сердится, смеется. Потому что, и без важных пленников мы много добра привезли. Черново — богатый город. Был. Теперь сожжен до тла.

На крыльцо, поддерживымая под руки девками, выходит княгиня-матушка. Мое сердце щемит от жалости — как она сдала за эти девять месяцев! Постарела, и почти совсем идти не может.

Судиша кидается к ней, обнимает. Матушка тоненько причитает и плачет.

— Мама, ну ты чего? — бормочет княжич — Я вернулся! Не ранен, не убит! И Богданка жива здорова!

Судислав поворачивается ко мне — иди мол, обними матушку. Делаю шаг и…

— Сыночка мой! — ласково произносит Явнута — Не могу стоять, ноги болят! Вернусь к себе на половину! А ты как с отцом закончишь, приходи! Буду ждать!

— Приду, мама, конечно приду! — отвечает Судиша.

А матушка уходит, даже не взглянув на меня.

Что? Почему? Явнута и раньше особой любви ко мне не проявляла, не родная же. Но что бы так? Будто и нет меня…

Тревога холодной лапой сжимает сердце… Неужели она злится, узнав про нас с княжичем?

Едва успеваю заскочить в свою светелку, переодеться в сарафан (матушка не любит, когда я хожу по дому, одетая как мужик), и пообниматься с подружкой моей, девкой Айкой, с которой так долго не виделись, как Великий Князь призывает к себе. Интересно зачем? Что бы наградить?

Нахожу Боремира в передних покоях, недовольным и нахмуренным. Да что такое? Что могло случиться за час, пока мы не виделись? Радовался же!

Однако, разговор князь начинает спокойно и даже ласково. У-фф! Показалось мне, что батюшка сердится!

— Ты молодец, Богданка! Богатырша! — произносит он — Вот думаю, как тебя наградить за преданную службу?

— Не надо наград, батюшко! — склоняюсь в поклоне — Не за награды и почести радею, а за землю родную, и за тебя, Великий Княже!

Боремир молчит, и рассматриваем меня.

— Сколько тебе лет? — спрашивает он — Восемнадцать? Запамятовал я!

— Да, батюшка, восемнадцать!

— Замуж давно пора! А ты все воюешь!

Мое сердце забилось часто-часто, как заячий хвост… А лицо горит, залилось краской. Выходит, Судиша с отцом поговорил! И сейчас…

— Так что, хватит в походы ходить, и в битвах биться! — заявляет князь — Пора свою семью заиметь! Ты женщина, жёнка, а не мужик-воин! Будешь в тереме сидеть, и мужа с войны ждать!

С князем я не согласна, подвиги свои богатырские бросать не собираюсь и после замужества! Станем вместе с Судиславом в походы ходить! Но с батюшкой не спорю — главное, что бы согласие на наш брак дал!

— Я нашел тебе подходящего супруга! — говорит князь — И не кого-нибудь, а сына княжеского, Мирко!

— Кого? — таращусь я на Боремира.

— Миро, последнего сына князя Доброчаньского Всеволода!

— Он же…— ахаю я.

Шутит, что ли, батюшка?

Бормочу:

— Мирко заложник, полонянин… Княжич, но бывший!

— А ты хочешь замуж за настоящего? За сына Великого Князя? — рявкает Боремир, и бьет кулаком по столу. Так, что стены дрожат.

Сердце отважной богатырши ухает в пятки.

— Не смею, батюшка… — бормочу, уставившись в пол.

Страшен Великий Князь в гневе — лицо красное, глаза метают яростные молнии. И сил у него, несмотря на многие лета, еще не меряно! Лучше не спорить!

— Ишь, чего удумали! — продолжает орать Боремир — Ты мне как дочь, а Судяша тебе как брат! Брат с сестрой! Опозорить меня хотите, на весь белый свет?

Бросаюсь на пол, и чуть ли не бьюсь лбом.

— Прости, батюшка! Прости неразумную!

— Вставай! — уже спокойно говорит князь.

Встаю, глаза в пол, и носом хлюпаю…

— Позовите Мирко! — кричит Боремир слугам.

И опять поворачивается ко мне.

— Чем недовольна? Муж молодой, не старик, и собой хорош. Княжеских кровей! Разве я о тебе не позаботился?

Благодарить князя нет сил. Если начну говорить, то расплачусь.

Дверь открывается, и в покои входит проклятый полонянин Мирко, сопровождаемый запахом хлева. А как он еще может вонять, если живет в курятнике? Кланяется князю, и так и остается, с опущенной головой.

— Проходи, княжич, не стой у порога! — добродушно приглашает Боремир.

Миро поднимает голову, смотрит на князя, потом на меня. При взгляде на меня в его глазах мелькает нехорошее… Да и я радости и приветливости не выказываю.

Мирко делает несколько шагов, останавливается.

— Садись! Выпьем меда! — говорит батюшка, показывая на стол.

Миро удивленно хлопает глазами, и садиться. Тихонько так, осторожно… Подвоха ждет, видать.

Князь пододвигает ему наполненную чашу, но Мирко только косится на нее, не берет — верно боится, что отравят.

— Думаю, — произносит князь — хватит тебе жить полонянином! Княжич, все таки. Проиграл твой отец мне в битве, и княжества вашего нету больше. Теперь это часть нашего, Великого Буйтурского!

Мирко молчит, потупив глаза. Что он думает по поводу гибели отчего края — неведомо. Хотя, когда его, пленного, везли в Буйтур, плакал по своему княжеству, и родным, как баба. Тьфу!