Судислав герой, подвиги совершает. И я не отстаю — много врагов полегло от моей руки. Великий Князь хвалил не нахвалился…

Да…Была я героиней, пока глаз на княжича не положила… И сразу подвиги мои забылись, а вместо награды — никчемный муж! Да еще и с приговоркой, что рада должна быть, ведь жених княжеских кровей. А я — чернь, дочка обычного ратника.

Зря считала себя частью княжей семьи… Никогда ею не была.

Выглядываю в окно — вдруг Судиша по двору пройдет?

Княжеские хоромы высокие, а моя светелка в тереме. Так что, вижу не только двор, но и почитай весь город.

Вижу сады, где яблони склонились до земли, усыпанные плодами. Серпень же на дворе, все созревает. И ягод, говорят, уйма. Зима, значит, суровой будет… Ох. Раньше меня это не особо касалось — в княжеском дворе в любой год голодным не останешься. Да и есть кому об урожае позаботится. А теперь я сама стану хозяйкой. Ой, мамонька родненькая! Как справлюсь-то? С таким мужиком бесполезным…

Всхлипываю, и вижу сквозь пелену слез дворого мужика Белуна, который дрова колит. Для бани, мабудь.

Без рубахи трудится, явив моему взору красивое мускулистое тело. Бывают же мужики! И Судислав такой, только еще красивше!

А мне достался мелкий да дохлый…

Надо будет на капище сходить, богам подношение отнести. И попросить, что б избавили от постылого жениха. Уж лучше вообще не замужем, чем с таким мужем!

Глядишь, боги смилуются, что-нибудь случится, и свадьбы не будет…

Жестоки боги, и нет в них жалости. Подношения приняли, а свадьбу не отменили. Настал этот день, ровно через две недели после сговора.

…Гости пируют чуть ли не с утра, а я сижу в своей светелке. В красном сарафане, и со свадебным обручем на голове, удерживающим распущенные волосы. С подружками, оплакивающими мою молодость и свободу.

Подруг у меня нет — всю жизнь с мальцами да мужиками. Но, девки пришли, по велению матушки—княгини. И вот — песни поют, да рожи корчат печальные — будто сочувствуют. Но я вижу и слышу, как они, втихомолку, хихикают надо мной, и моим никакущим женихом.

Сарафан я вроде как сама сшила, за две недели — так положено. Но шила его Айка — не могу я с иголкой управляться, все пальцы исколола…

Девки маются — скучно им со мной сидеть, да песни печальные петь, хотят побыстрее к свадебному столу да к веселью. Однако, княгиню ослушаться не смеют, и покорно тоскуют со мной.

Айка принесла мне пирога — я сегодня ничего не ела. Но и пирог не стала — не лезет кусок в горло.

Девки от скуки страдают, а я… За эти две недели много всего случилось.

На следующий день после возвращения из похода, вернее на следующий вечер, когда я уже спать укладывалась, Айка приносит весточку — Судислав ждет меня в овине.

Вскакиваю, и мечусь по светелке.

— Ой, надо причесаться! Косу заплести, или пусть так? Айка, где сарафан новый?

Некогда наряжаться и заплетаться! Ноги так и несут к двери! С распущенными волосами, с накинутым на рубаху платком, с бьющимся, как у мыши сердцем, выбегаю из светелки. Только бы матушка не увидела! Айка сказала, что княгиня не спит.

Бегу по тихим, сонным залам и коридором княжеских хором, потом по темному двору, выскакиваю через калитку в огород…Вот и овин, чернеет большой грудой на фоне беззвездного, из-за туч, неба.

Судиша неожиданно появляется из темноты — ждал возле овина.

— Пришла! — бормочет шепотом, и хватает меня в объятия. А я обнимаю его за шею. Высок ростом мой ладушка — мне, богатырше, здоровой да большой, приходиться на персточки вставать, что б его за шею обхватить!

А уж как силен! Задыхаюсь в крепких руках, да и рада тому, задохнуться от ласк Судишиных!

— Любушка моя! — продолжает шептать княжич. Гладит, тискает, мнет мое тело, словно цветок… И ловит жарким ртом мои губы.

Млею от горячих ласк, от сладких поцелуев… Голова кружится, как от хмельного меда… Ноги подкашиваются, и если бы не ладони княжича, упала бы на траву…

— Богдана! — вклинивается в мою затуманенную счастьем голову женский голос.

Что? Откуда тут Айка?

— Богданка! Княгиня из покоев вышла, по терему ходит! Как бы не стала тебя искать!

Словно ледяной водой окатила!

Выпутываюсь из рук княжича, хоть он и пытается удержать. Даже оттолкнуть пришлось.

— Да что тебе княгиня, любушка? — нетерпеливо произносит Судислав — Не пойдет она к тебе!

— В другой раз свидимся, княжич! — бормочу я, и иду, было, за Айкой, но Судяша хватает за руку.

— Постой!

— Княгиня по мою душу не спит! — горестно произношу я — Воротится надо, соколик мой ясный! И у меня горе будет, и у тебя, если увидят нас вместе в такой час!

Судислав снова притягивает меня к себе, снова прижимает, снова целует. Сладко… Млевно…

В моей голове мелькает мысль — ежели нам с княжичем сбежать?

Но он меня отталкивает, только руку не отпускает.

И надевает мне на палец колечко…

— Вот! — произносит Судислав.

— Княжич! Что…?

— Ты теперь моя жёнка! А я твой муж! Не отдам тебя никому! И сам ни с кем не буду! Не надо мне другая! — грозно бормочет Судяша, и добавляет — Не смей с ним спать! Слышишь? С этим скобленым рылом! Не надумайся! И я ни с кем не буду! Пообещай! Слышишь? Обещай!

— Обещаю! — говорю я, и снова обвиваюсь вокруг шеи княжича, и целую его.

— Богданка! — верещит Айка — Если хватятся тебя, быть беде!

Неохотно отваливаюсь от любимого, произношу:

— Да иду, иду!

И иду. За Айкой.

Княгиня, поддерживаемая под руку служанками, встречает у моей комнаты, смотрит зло и презрительно.

— Где была? — грозно вопрошает она.

— На улицу выходила! — бормочу, уставясь в пол, и пряча за спиной руку с перстеньком на пальце — Прогуляться, а то не заснуть никак!

— Поглядите на нее! — говорит матушка служанкам — Волосы распущены, растрепаны, и в одной рубахе! Так и выглядят волочайки!

И бьет меня ладонью, наотмашь, по лицу. Мне не больно — что мне удары! — и даже не обидно — за дело получила. Не подобает девке по ночам по овинам миловаться! Но страшно… Княгиня может приказать…Да что хочешь! Даже утопить, что б не позорила!

— Бесстыжая! — со злостью и горечью произносит Явнута, и уходит.

А я спешу к себе, полюбоваться на колечко. Тонкое, золотое, с бирюзовым камешком в виде цветка. Как незабудка!

Я равнодушна ко всяким украшениям, но этот перстень… Любимым подарен!

Снимаю, и прячу в шкатулку — туда, где бусы хранятся.

Улегшись в кровать, вспоминаю только что пережитое — наше с Судишей короткое свидание. Снова горю, снова млею и задыхаюсь от счастья…

Пусть нас разлучили, пусть меня отдали другому, но это все пустое! Все равно мы вместе, и венчаны перед богами, небом и землей!

Мои мечтания прерывает Айка, сообщив, что ей велено быть со мной неотлучно, даже спать в светелке, и караулить, что бы я не выходила из комнаты… А выходить мне запрещено. Совсем. Велено сидеть в комнате безвылазно, и готовить приданое. Даже еду будут в покои приносить…

Утром я отправляю Айку разузнать, не наказали ли и княжича. Она приносит известие, что Судислав и Боремир куда—то уехали, взяв с собой только несколько дружинников. Куда — не было известно никому.

Я занялась шитьем сарафана, и ожиданием возвращения Судиши. Знаю, что нам не дадут видеться до моей свадьбы, но все равно спокойнее, когда княжич дома… Хоть в окошко смогу увидеть.

Мысли о побеге с любимым я отринула — Судислав будущий князь, и рушить его будущее, оставить Буйтур без наследника, недопустимо. Любовь любовью, а долг перед семьей и народом важнее. Да он и не предлагал бежать…

И вот князья вернулись! Чуть ли не прыгая от радости, бросаюсь к окну, в надежде увидеть любимого. Но, так и не увидела.

А потом приходит Айка, отправленная мною в разведку и доносит: Боремир и Судиша ездили сватать дочку новосельского князя Всеволода, Милонегу. И Судиславу, по словам дружинников, так понравилась княжна, что он влюбился без памяти.