— Я зла за смуту и неподчинение не держу! — продолжает батюшка — Хочу, что б ты, единственный оставшийся потомок мужеского полу Доброчаньского княжеского рода, вошел в мою семью!

Мирко глядит на князя с изумлением, затем встает, кланяется, произносит:

— Спасибо за добрые слова, Великий Княже!

— Хочу дочку свою приемную, Богданку, за тебя выдать! — заявляет Боремир.

Полонянин стоит как столб, ничего не говоря.

— Согласен ли ты, княжий сын Мирослав, дочку мою, Богдану, замуж взять? — вопрошает Великий Князь.

Мирко продолжает молчать, но теперь его взор обращен на меня. Во взоре вопрос — чего-о-о? И ответ — чур меня! Изыди, нечисть!

«Не соглашайся! — мысленно велю я — Не должен согласиться! Я виновата в твоей бедственной судьбе! Я тебя захватила в прошлом походе, и в полон увела! Я! Не соглашайся!»

— Еще вот о чем я подумал! — произносит князь — Куда ты женку молодую приведешь? Ни кола, ни двор!

— Это так, батюшка! — кивает полонян — Некуда!

— Поэтому, дарую я вам с Богданкой новый дом! — продолжает князь — Тот, что на берегу Куньи! Для сына строили, но пусть дочке будет! Как приданое! Однако, отдаю тебе! Мужик должон в доме хозяином быть!

Мирко снова бухается на колени, да и мне приходится. Благодарим Великого князя чуть ли не хором…

— Ну так что? Будет твое согласие на женитьбу? — повторяет вопрос князь.

— Согласен, батюшка Великий Князь! — говорит Мирко, не поднимаясь — Спасибо за милость твою, великую!

«Ах ты гад! Ну погоди! Я тебе устрою! Не доживешь до свадьбы, идолище поганое!»

— Ну полно, полно! — все также ласково произносит Боремир, поднимает Мирко, и снова показывает на стол — Выпьем меда за сговор!

На этот раз княжич не отказывается, и они с батюшкой осушают чаши.

Князь отпускает Мирко радоваться, а мне велит остаться.

— Отныне, — произносит он, вытирая усы — ты отвечаешь за Миро! Следи, что б он был жив-здоров, и что бы не утек. Княжич нам нужен!

Теперь ясно… Выдавая меня замуж за полонянина, великий князь убил двух зайцев — и сына от соблазна избавил, и к Мирко соглядатая приставил…

— Но зачем, батюшка? — осмелилась поинтересоваться я — Зачем полонянин нам?

— Не спокойно на Руси, Богданка! — отвечает батюшка — Сама видишь! Есть князья, которые не хотят объединяться под моим началом! Да и союзники наши так и норовят верх взять, и других себе подчинить. Со всеми не навоюешься! А Мирослав пусть заложником и остается! Что бы мать его, княгиня Волгава, не удумала войско собирать, да на нас войной идти! И что бы люд доброчаньский не смел бунтовать! Княжича своего они любят, и жалеют, поэтому, поостерегутся беду на него навлекать. И еще — пусть все, и враги и други видят, как мы к пленным князьям относимся! В семью берем! Поняла, Богдана, какая на тебе ответственность?

— Поняла, батюшко! — смиренно бубню я.

— Распорядись, что б перед свадьбой в баню его сводили! — велит князь на прощанье — Воняет, как боров!

Только выйдя из покоев батюшки, могу дать волю своим чувствам — обиде, злости, и ярости!

И иду в курятник.

Мой будущий муж, с довольной рожей, сидит в углу на соломе.

— Радостно тебе, морда поганая? Лыбишься? Так хочется на мне жениться? — злобно вопрошаю я.

— А у меня был выбор? — спрашивает—отвечает Мирко — И да, рад я! Свой дом будет! Поживи, как я, будто собака бесхозная, так на ком хошь женишься! За свободу и хоромы!

— Ах ты…— ору я, и бью жениха ногой, впечатывая его тощее тело в угол. Закрывает локтем голову… У-у, никчемный!

— Доволен, говоришь? Да ты мечтать будешь вернуться в этот хлев, тварь вонючая!

И выскакиваю во двор. Боюсь, прибью! И прибила бы, если бы не приказ батюшки беречь и охранять…

Продолжая кипеть от злости, иду по двору, задрав подол чуть ли не до колен — неудобно ходить в сарафане, мешает! И побоку, что на меня слуги дворовые таращатся!

Неожиданно, слышу голос Судислава:

— Богданка!

Оглядываюсь, вижу ненаглядного и бегу к нему навстречу! Хочется обняться, прижаться, пожаловаться…

Но просто останавливаюсь напротив — люди смотрят. Обнимание с княжичем — это не задранный подол. Не стану его позорить!

— Богдана! — повторяет Судиша, тоже не подходя близко — Ты не переживай! Он же не муж, а так…

Делает шаг, и говорит в пол-голоса, почти шепотом:

— Я буду приходить к тебе! Да что приходить — уходить от тебя не буду! Зиму переждем, а весной опять поход! Вместе отправимся!

Смотрю в любимые синие глаза, полные сочувствия и печали…

Красив Судислав! Высоченный, больше меня, плечи широченные! Мышцы как каменные булыжники! Руки сильные, ласковые — мне ли не знать…

Лицо приятное, круглое, как ясно солнышко! Кудри светлые до плеч, а борода и усы темные… Красив мой Судиша! Только… мой ли?

— Как скажешь, княжич! — бормочу, сдерживая слезы, и иду мимо…

Плачу я своей светелке, обнявшись с Айкой.

— Горе-горькая я, да горемычная! — вою.

— Надоела да надоскучила родному батюшке! — подвывает Айка.

И вдруг говорит:

— Ну хоть жених молодой! Не дед старый!

— Что вы заладили — молодой, молодой! — возмущаюсь я, всхлипывая — Лучше бы и старый, да нормальный!

— Скажешь тоже! — спорит подруга — За старика замуж! Да я лучше в петлю, чем…! А Мирко нормальный! Высокий…

— По плечо мне! — перебиваю ее.

— Ну не по плечо, не наговаривай! — продолжат Айка — Вот по сюда, наверное!

И тыкает мне над ухом.

— И тощий! — заявляю я, вытирая слезы и сопли.

— Так голодает! Объедками питается. Откормишь!

— Еще чего! Голодом заморю, проклятого!

— И лицом пригож…

— Пф-ф! Ага, пригож! Как девка! Даже борода не растет!

— Ну… Может, он колдун! У колдунов бороды не растут!

— Еще не хватало! — пугаюсь я.

— Да не, не колдун! Был бы колдун — утек бы уже! Обернулся бы птицей и улетел! — успокаивает подруга и добавляет — А то, что он полонянин, заложник, и положение имеет хуже курицы — так то не его вина!

— Ага, моя! — мрачно говорю я.

— А родился-то он княжичем! — с некоторым укором, будто соглашаясь с моим утверждением, произносит подруга, и добавляет — Не нам с тобой чета!

— Поговори у меня! — рявкаю я, и спрашиваю — Что ты за Мирко заступаешься? Сама, что ли, замуж за него хочешь?

— Я бы не отказалась! — заявляет Айка — Да кто ж мне позволит!

Испугавшись, что сболтнула лишнего, переводит разговор:

— Пойду узнаю, что там с баней!

— Погоди-ка! — говорю, вспомнив наказ князя — Иди скажи, что бы Мирко в баню отвели!

— Ага! — кивает подруга.

— Пусть спину хорошенько потрут! Пусть кожу сдерут! Или кипятком ошпарят! Так и скажи!

— Ага! — снова соглашается Айка, и убегает выполнять поручение.

А я продолжаю страдать и сетовать на свою судьбу.

Моя мамонька умерла, когда я еще маленькая была. А тятенька был воином, князевым дружинником. И меня ростИл, как воина, как мальца. Оставить меня было не с кем, и отец брал с собой в походы. И Борислав Судишу с собой брал. Так что, мы с княжичем дружны с детства.

Погиб тятенька, когда мне исполнилось десять годков. Погиб, закрыв собой князя от вражеской стрелы. И взял меня Борислав в семью, назвав дочкой.

Жизнь моя почти не изменилась — походы, а в перерывах ратная подготовка.

Потом, княгиня-матушка взялась за мое воспитание — велела носить сарафан, и принялась учить женским премудростям, женскому поведению, скромности и послушанию — готовить к замужеству. Все это мне не особо нравилась, но матушка была строга — бывало, меня даже пороли. Так что, и женской работе я научилась. Но в походы все равно ходила, с соизволения батюшки, только теперь с Судиславом — он возглавлял рать.

И случилась у нас с Судишей любовь… Да такая, что сердце на разрыв… И немудрено — красив княжич, как Лель, о котором бояны сказы сказывают… Да и я не дурнушка — высокая, белокосая, кожа кровь с молоком, и глаза синие. Чего б нам с княжичем не влюбиться, если мы и днем и ночью вместе?