— Ладно! — отвечает мой липовый муж.

— Ты все равно заложник! — помолчав, продолжаю я — Поэтому, не пытайся сбежать! Сразу поймают! А ежели не поймают — то Доброчань сожгут, в наказание!

Мирко молчит.

— Я за тебя отвечаю! Без моего ведома со двора ни ногой! Если с тобой что случиться — мне не сдобровать. А если со мной — тебе голову с плеч. Так что, стараемся не встречаться, и берегем друг друга!

Мирко молчит. Бесит!

— Понятно тебе?

И показываю кинжал, чуть ли не приставив к горлу муженька. Но он не пугается — отпихивает мою руку, и говорит:

— Хватит ножиком махать! Понял я!

От такой наглости меня охватывает оторопь. Так и не придумывается, что ответить!

А тут и бабы приходят, нас будить. И этот поросенок, увидев их, кладет лапу мне на грудь! Задыхаюсь от возмущения, но сделать ничего не могу — не бить же его при чужих!

Бабы откидывают с нас одеяло, обнаруживают пятна крови на простыне, свидетельствуют, что все случилось, и велят нам идти к гостям. Что, любители повеселиться, а особенно пожрать, уже собрались, в такую рань? Или так и спали в главных покоях, у накрытого стола?

Когда женщины выходят, откидываю Миркину руку, и бью его кулаком по морде. Но он уворачивается и вскакивает — удар приходится в подушку. И, как назло, именно в этот момент последняя баба оборачивается. И хихикает. Великие боги! Счас всем расскажет-разнесет, что я мужу бью! Какое поганство!

Мирко удирает, а ко мне приходит Айка. Княгиня отпустила ее со мной — все же, Айка моя служанка с самого детства.

Она помогает мне заплести две косы и напялить сарафан. И рассказывает, что из-за моей вчерашней выходки князь Боремир Судишу побил, и запер, запретив выходить.

После этого мы выходим к гостям. Их немного, и никого важного. Это не удивительно — ни князь, ни княгиня не пришли. Ну и другие, на них глядя, тоже.

Когда гости расходятся, мы с Айкой смотрим дом, и мое приданое. Обстановку в хоромы дал князь, так что тут все есть, что надо. Еще, дали несколько мешков муки, несколько мешков зерна, живность во двор… Главное, кур — наверное,что бы Мирко по ним не скучал. И кошель денег. Посмотрев все, мы с Айкой решаем, что надо еще много чего купить.

Все это время Мирко сидит в выбранной им комнате, где я и велю ему оставаться, пока мы с Айкой ходим в город. А присматривать за ним оставляю Белуна, которого княгиня тоже отдала мне. Вроде я как барыня — даже двое слуг имеется!

Мы отправляемся на рынок, расположенный за городской стеной, а потом в городские лавки.

Ходим долго — я торгуюсь везде до изнеможения. Расставаться с деньгами не хочется, потому что взять их потом будет негде, с таким мужем. Что бы зарабатывать нужно служить князю, или иметь свое дело. Никаких дел у никчемного нет.

Где бы мы не ходили, везде слышали, как обсуждают меня, и мою свадьбу — сейчас это главная новость Буйтура.

Девки и бабы взахлеб рассказывают, как богатырь-девица побила своего мужа.

— Как дала ему в глаз, он так с кровати и грохнулся!

— Ха-ха-ха! Не угодил! Плохо приласкал!

— Так теперь и ходит, с синяком под глазом!

— Какое ходит! Лежит при смерти, встать не может! Она его потом оглоблей била, вот и помирает!

В другой лавке обсуждают другое.

— И что, что простынь в крови? Все знают, что не девка она! Миловалась с княжичем в шатре его кажиную ночь!

Моя рука скользит по бедру, но меча нет… Меч с сарафаном не носят.

— Не бузи! — тихонько говорит Айка — Не к лицо это женке!

— Да я их и без меча…!

— И подтвердишь, что дерешься и скандалишь, как мужик! Новым сплетням дорогу откроешь! Да и бить придется пол-города! На чужой роток не накинешь платок!

Домой возвращаюсь в унылом настроении.

Попадается Мирко — шастает по двору. И чего ходит? Злобно зыркаю, а он, вроде как, и не боится, смотрит с презрением. Совсем страх потерял!

Делаю шаг, и останавливаюсь. Нельзя его бить, подтверждать слухи!

Ладно! Как-нибудь по другому изведу!

Пока ходили по городу — проголодались. Айка мечет на стол остатки от свадебного пира.

И тут открывается дверь и входит Судиша!

— Мир вашему дому! — говорит он, снимая шапку, и кланяясь.

Я мешкаю, от неожиданности, и радости. Потом тоже кланяюсь, и произношу:

— Здравствуй, княжич!

Судислав кидается ко мне, хватает за плечи, и прислоняет к стене.

— Не кланяйся, любушка моя! — быстро и горячо говорит он.

Вижу, как серой тенью из покоев ушмыгивает Айка…

Судиша достает из-за пазухи цветастый платок, сует мне в руки. Не беру. Княжич пытается меня поцеловать, но я отворачиваюсь, и теплые мокрые губы лишь скользят по моей щеке, вызывая в сердце сладкую дрожь…

— Что не так? — спрашивает Судислав, и добавляет — Моя свадьба отменилась! Не сердись больше!

— Ты сам отменил? — интересуюсь я, продолжая упираться ладонями в грудь Судиши.

— Всеволод! Он как увидел…

Княжич замолкает, поняв, что ляпнул не то, и снова кидается в атаку. Его руки скользят с моих плеч ниже…

— Все это в прошлом! Прошло и забылось! Любушка моя, лебедушка!

Княжич целует меня в шею, раз в губы не позволяю.

Мое тело предательски млеет…

— Пойдем в спаленку, пойдем! — жарко шепчет, в перерывах между лобызаниями, Судиша. Как тяжело устоять перед ласками и нежными словами…

Выскальзываю из объятий, отступаю, кланяюсь, и строго говорю:

— Не хорошо так делать, княжич! Лапать да тискать замужнюю бабу!

— Что? — изумленно протягивает Судислов.

— Замужем я теперь, княжич! Все в прошлом! Прошло и забылось!

— Что ты такое говоришь, Богданка? Как в прошлом? Как замужем? Ты же обещала!

— В прошлом, Судиша! Ллюбили мы друг друга, ласки дарили, пока заря не взойдет! А теперь все — я жена мужняя, и не могу принимать ни подарки твои, ни ласки! Ни речи бесстыжие слушать!

Снимаю с пальца колечко, Судишей подаренное, протягиваю ему, и говорю:

— И это забери!

Не берет, трясет головой, говорит жалобно и с укором:

— Хватит обижаться, любушка! И нелепицу говорить! Какое замужем! Не муж он тебе!

Делает шаг, но я опять отступаю. И упираюсь лодыжками в лавку. Дальше отступать некуда.

— Или…? — наливается злобой Судислав — Или слово не сдержала? Спала с ним?

— То тебя не касается, княжич!

— Вот оно как!

От злости губы княжича кривятся, а ноздри раздуваются.

— Вот ты какая, Богданка! Раньше твердила, что девке незамужней нельзя лишнего позволять! Мол, пока не поженимся! Теперь говоришь, что жена мужняя, и опять нельзя? Врала значит? Обманывала? Думаешь, я дурак?

Опять приближается, а мне уж и двинуться некуда…

Дверь открывается, и входит Мирко. Нахмуренный и сердитый. Вроде как, не боится княжича. Ой! Как можно не бояться, глупый!

Судиша и так в ярости, а тут еще муженек мой явился.

Но, слава богам, от меня отодвигается, и орет на Мирослава:

— Ты чего тут, убогий? Пошел вон!

— Я у себя дома, княжич! — отвечает Мирко. Спокойно так, с достоинством.

— Что? — рявкает Судислав — Как смеешь огрызаться! На колени, смерд!

И хватается за меч. Божечки, порешит ведь Мирку, как есть порешит! В гневе он как отец свой, грозен да безрассуден…

— Не серчай, княжич! — быстро говорю я — Знаешь же — с придурью он!

И быстро подскакиваю к Мирко.

— На колени перед княжичем, идолище! — ору я, и, ухватив мужа за плечи, грохаю его на пол. Не сопротивляется, только глядит на меня, с тоской, как побитая собака.

— Шел бы ты, Судислав, домой! — говорю я, загораживая Мирку, и вру — Айка вон, к матушке—княгине побежала! Расскажет, где ты — несдобровать нам с тобой!

Судислав словно не слышит, жжет злым взглядом. И глаза его стали темными, будто громовая туча…

Бросаюсь к нему, обхватываю за шею… Сердце бьется, как овечий хвост… Не от страсти — от страха.

— Не было у нас с ним ничего! — бормочу я — Верная я, и клятву держу! Но слухи позорные пойдут! И княгиня прознает! Быть беде!