1890-е Константин Фофанов Волки Рождественский рассказ В праздник, вечером, с женою Возвращался поп Степан, И везли они с собою Подаянья христиан. Нынче милостиво небо, — Велика Степана треба; Из-под полости саней Видны головы гусей, Зайцев трубчатые уши, Перья пестрых петухов И меж них свиные туши — Дар богатых мужиков. Тих и легок бег савраски… Дремлют сонные поля, Лес белеет, точно в сказке, Из сквозного хрусталя Полумесяц в мгле морозной Тихо бродит степью звездной И сквозь мглу мороза льет Мертвый свет на мертвый лед. Поп Степан, любуясь высью, Едет, страх в душе тая; Завернувшись в шубу лисью, Тараторит попадья. «Ну, уж кум Иван – скупенек, Дал нам зайца одного, А ведь, молвят, куры денег Не клевали у него! Да и тетушка Маруся Подарила только гуся, А могла бы, ей-же-ей, Раздобриться пощедрей. Скуп и старый Агафоныч, Не введет себя в изъян…» «Что ты брехаешь за полночь!» — Гневно басит поп Степан. Едут дальше. Злее стужа; В белом инее шлея На савраске… Возле мужа Тихо дремлет попадья. Вдруг савраска захрапела И попятилась несмело, И, ушами шевеля, В страхе смотрит на поля. Сам отец Степан в испуге Озирается кругом… «Волки!» – шепчет он супруге, Осеняяся крестом. В самом деле, на опушке Низкорослого леска Пять волков сидят, друг дружке Грея тощие бока. И пушистыми хвостами, В ожидании гостей, Разметают снег полей. Их глаза горят, как свечи, В очарованной глуши. До села еще далече, На дороге – ни души! И, внезапной встречи труся, Умоляет попадья: «Степа, Степа, брось им гуся, А уж зайца брошу я!» — «Ах ты Господи Исусе, Не спасут от смерти гуси, Если праведный Господь Позабудет нашу плоть!» — Говорит Степан, вздыхая. Все ж берет он двух гусей, И летят они, мелькая, На холодный снег полей. Угостившись данью жалкой, Волки дружною рысцой Вновь бегут дорогой яркой За поповскою четой. Пять теней на снеге белом, Войском, хищным и несмелым, Подвигаясь мирно в ряд, Души путников мрачат. Кнут поповский по савраске Ходит, в воздухе свистит, Но она и без острастки Торопливо к дому мчит. Поп Степан вопит в тревоге: «Это Бог нас за грехи!» И летят волкам под ноги Зайцы, куры, петухи… Волки жадно дань сбирают, Жадно кости разгрызают, Три отстали и жуют. Только два не отстают, Забегают так и эдак… И, спасаясь от зверей, Поп бросает напоследок Туши мерзлые свиней. Легче путники вздыхают, И ровней савраски бег. Огоньки вдали мигают, Теплый близится ночлег. Далеко отстали волки… Кабака мелькают елки, И гармоника порой Плачет в улице глухой. Быстро мчит савраска к дому И дрожит от сладких грез: Там найдет она солому И живительный овес. А в санях ведутся толки Между грустною четой: «Эх уж волки, эти волки!» — Муж качает головой. А супруга чуть не плачет: «Что ж такое это значит? Ведь была у нас гора В санках всякого добра! Привезли ж – одне рогожи, Что же делать нам теперь?» «Что ж, за нас, на праздник Божий, Разговелся нынче зверь!..» 15 декабря 1887
«Нарядили елку в праздничное платье…» Нарядили елку в праздничное платье: В пестрые гирлянды, в яркие огни, И стоит, сверкая, елка в пышном зале, С грустью вспоминая про былые дни. Снится елке вечер, месячный и звездный, Снежная поляна, грустный плач волков И соседи-сосны, в мантии морозной, Все в алмазном блеске, в пухе из снегов. И стоят соседи в сумрачной печали, Грезят и роняют белый снег с ветвей… Грезятся им елка в освещенном зале, Хохот и рассказы радостных детей. 1889 Морозной ночью Покинул город я мятежный, Как беспокойную мечту, И мчится поезд ночью снежной, Роняя искры на лету. Еще видны во мраке сонном Нас обступающих полей Каким-то клиром похоронным Ряды покинутых огней. Как будто шествие ночное При свете факелов вдали Хоронит что-то роковое И горделивое земли. Но дальше, дальше!.. Сумрак белый Навстречу весело бежит; Горит в алмазах помертвелый Узор безлиственных ракит. |