Январь 1909 Александр Блок 31 декабря 1900 года И ты, мой юный, мой печальный, Уходишь прочь! Привет тебе, привет прощальный Шлю в эту ночь. А я все тот же гость усталый Земли чужой. Бреду, как путник запоздалый, За красотой. Она и блещет и смеется, А мне – одно: Боюсь, что в кубке расплеснется Мое вино. А между тем – кругом молчанье, Мой кубок пуст. И смерти раннее призванье Не сходит с уст. И ты, мой юный, вечной тайной Отходишь прочь. Я за тобою, гость случайный, Как прежде – в ночь. 1900
Ночь на новый год Лежат холодные туманы, Горят багровые костры. Душа морозная Светланы В мечтах таинственной игры. Скрипнет снег – сердца займутся — Снова тихая луна. За воротами смеются, Дальше – улица темна. Дай взгляну на праздник смеха, Вниз сойду, покрыв лицо! Ленты красные – помеха, Милый глянет на крыльцо… Но туман не шелохнется, Жду полуночной поры. Кто-то шепчет и смеется, И горят, горят костры… Скрипнет снег – в морозной дали Тихий крадущийся свет. Чьи-то санки пробежали… «Ваше имя?» – Смех в ответ… Вот поднялся вихорь снежный, Побелело все крыльцо… И смеющийся, и нежный Закрывает мне лицо… Лежат холодные туманы, Бледнея, крадется луна. Душа задумчивой Светланы Мечтой чудесной смущена… 31 декабря 1901 «Был вечер поздний и багровый…» Был вечер поздний и багровый, Звезда-предвестница взошла. Над бездной плакал голос новый — Младенца Дева родила. На голос тонкий и протяжный, Как долгий визг веретена, Пошли в смятеньи старец важный, И царь, и отрок, и жена. И было знаменье и чудо: В невозмутимой тишине Среди толпы возник Иуда В холодной маске, на коне. Владыки, полные заботы, Послали весть во все концы, И на губах Искариота Улыбку видели гонцы. 19 апреля – 28 сентября 1902 Рождество Звонким колокол ударом Будит зимний воздух. Мы работаем недаром — Будет светел отдых. Серебрится легкий иней Около подъезда, Серебристые на синей Ясной тверди звезды. Как прозрачен, белоснежен Блеск узорных окон! Как пушист и мягко нежен Золотой твой локон! Как тонка ты в красной шубке, С бантиком в косице! Засмеешься – вздрогнут губки, Задрожат ресницы. Веселишь ты всех прохожих — Молодых и старых, Некрасивых и пригожих, Толстых и поджарых. Подивятся, улыбнутся, Поплетутся дале, Будто вовсе, как смеются Дети, не видали. И пойдешь ты дальше с мамой Покупать игрушки И рассматривать за рамой Звезды и хлопушки… Сестры будут куклам рады, Братья просят пушек, А тебе совсем не надо Никаких игрушек. Ты сама нарядишь елку В звезды золотые И привяжешь к ветке колкой Яблоки большие. Ты на елку бусы кинешь, Золотые нити. Ветки крепкие раздвинешь, Крикнешь: «Посмотрите!» Крикнешь ты, поднимешь ветку, Тонкими руками… А уж там смеется дедка С белыми усами! 1906 «Снег да снег. Всю избу занесло…» Снег да снег. Всю избу занесло. Снег белеет кругом по колено. Так морозно, светло и бело! Только черные, черные стены… И дыханье выходит из губ Застывающим в воздухе паром. Вон дымок выползает из труб; Вон в окошке сидят с самоваром; Старый дедушка сел у стола, Наклонился и дует на блюдце; Вон и бабушка с печки сползла, И кругом ребятишки смеются. Притаились ребята, глядят, Как играет с котятами кошка… Вдруг ребята пискливых котят Побросали обратно в лукошко… Прочь от дома на снежный простор На салазках они покатили. Оглашается криками двор — Великана из снега слепили! Палку в нос, провертели глаза И надели лохматую шапку. И стоит он, ребячья гроза, — Вот возьмет, вот ухватит в охапку! И хохочут ребята, кричат, Великан у них вышел на славу! А старуха глядит на внучат, Не перечит ребячьему нраву. |