Читать "Снежные стихи" - Державин Гавриил Романович, Фофанов Константин Михайлович, Фет Афанасий Афанасьевич, Жемчужников Алексей Михайлович, Кедрин Дмитрий Борисович, Соловьев Владимир Сергеевич, Бальмонт Константин Дмитриевич "Гридинский", Достоевский Федор Михайлович, Цветаева Марина Ивановна, Твардовский Александр Трифонович, Гиппиус Зинаида Николаевна, Бунин Иван Алексеевич, Случевский Константин Константинович, Герцык Аделаида Казимировна, Северянин Игорь Васильевич, Хомяков Алексей Степанович, Льдов Константин Николаевич, Иванов Георгий Владимирович, Суриков Иван Захарович, Соловьева Поликсена, Кузмин Михаил Алексеевич, Надсон Семен Яковлевич, Мережковский Дмитрий Сергеевич "Д. М.", Самойлов Давид Самойлович, Вознесенский Андрей Андреевич, Белый Андрей, Пушкин Александр Сергеевич, Блок Александр Александрович, Есенин Сергей Александрович, Апухтин Алексей Николаевич, Ходасевич Владислав Фелицианович, Брюсов Валерий Яковлевич, Мандельштам Осип Эмильевич, Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников", Евтушенко Евгений Александрович, Плещеев Алексей Николаевич, Быков Петр Дмитриевич, Рождественский Роберт Иванович, Балтрушайтис Юргис Казимирович, Поплавский Борис Юлианович, Бенедиктов Владимир Григорьевич, Коринфский Аполлон Аполлонович, Тютчев Федор Иванович - Страница 27

Содержание

Сохранить

Настройки

...

1953

«Идут белые снеги…»

Идут белые снеги,

как по нитке скользя…

Жить и жить бы на свете,

но, наверно, нельзя.

Чьи-то души бесследно,

растворяясь вдали,

словно белые снеги,

идут в небо с земли.

Идут белые снеги…

И я тоже уйду.

Не печалюсь о смерти

и бессмертья не жду.

Я не верую в чудо,

я не снег, не звезда,

и я больше не буду

никогда, никогда.

И я думаю, грешный,

ну, а кем же я был,

что я в жизни поспешной

больше жизни любил?

А любил я Россию

всею кровью, хребтом —

ее реки в разливе

и когда подо льдом,

дух ее пятистенок,

дух ее сосняков,

ее Пушкина, Стеньку

и ее стариков.

Если было несладко,

я не шибко тужил.

Пусть я прожил нескладно,

для России я жил.

И надеждою маюсь

(полный тайных тревог),

что хоть малую малость

я России помог.

Пусть она позабудет

про меня без труда,

только пусть она будет,

навсегда, навсегда.

Идут белые снеги,

как во все времена,

как при Пушкине, Стеньке

и как после меня,

Идут снеги большие,

аж до боли светлы,

и мои, и чужие

заметая следы.

Быть бессмертным не в силе,

но надежда моя:

если будет Россия,

значит, буду и я.

1965

«А снег повалится, повалится…»

К. Шульженко

А снег повалится, повалится,

и я прочту в его канве,

что моя молодость повадится

опять заглядывать ко мне.

И поведет куда-то за руку

на чьи-то тени и шаги,

и вовлечет в старинный заговор

огней, деревьев и пурги.

И мне покажется, покажется

по Сретенкам и Моховым,

что молод не был я пока еще,

а только буду молодым.

И ночь завертится, завертится

и, как в воронку, втянет в грех,

и моя молодость завесится

со мною снегом ото всех.

Но, сразу ставшая накрашенной

при беспристрастном свете дня,

цыганкой, мною наигравшейся,

оставит молодость меня.

Начну я жизнь переиначивать,

свою наивность застыжу

и сам себя, как пса бродячего,

на цепь угрюмо засажу.

Но снег повалится, повалится,

закружит все веретеном,

и моя молодость появится

опять цыганкой под окном.

А снег повалится, повалится,

и цепи я перегрызу,

и жизнь, как снежный ком, покатится

к сапожкам чьим-то там, внизу…

1966

Андрей Вознесенский

Первый снег

Над Академией,

осатанев,

грехопадением

падает снег.

Парками, скверами

счастье взвивалось.

Мы были первыми.

С нас начиналось —

рифмы, молитвы,

свист пулевой,

прыганья в лифты

вниз головой!

Сани, погони,

искры из глаз.

Все – эпигоны,

все после нас…

С неба тяжелого,

сном, чудодейством,

снегом на голову

валится детство,

Свалкою, волей,

шапкой с ушами,

шалостью, школой,

непослушаньем.

Здесь мы встречаемся.

Мы однолетки.

Мы задыхаемся

в лестничной клетке.

Автомобилями

мчатся недели.

К черту фамилии!

Осточертели!

Разве Монтекки

и Капулетти

локоны, веки,

лепеты эти?

Тысячеустым

четверостишьем

чище искусства,

чуда почище.

1950-е

Римские праздники

В Риме есть обычай

в Новый год выбрасывать

на улицу старые вещи.

Рим гремит, как аварийный

отцепившийся вагон.

А над Римом, а над Римом

Новый год, Новый год!

Бомбой ахают бутылки

из окон,

ну, а этот забулдыга

ванну выпер на балкон.

А над площадью Испании,

как летающий тарел,

вылетает муж из спальни —

устарел, устарел!

В ресторане ловят голого.

Он гласит: «Долой

невежд!

Не желаю прошлогоднего.

Я хочу иных одежд».

Жизнь меняет оперенье,

и летят, как лист в леса,

телеграммы,

объявленья,

милых женщин адреса.

Милый город, мы потонем

в превращениях твоих,

шкурой сброшенной питона

светят древние бетоны.

Сколько раз ты сбросил их?

Но опять тесны спидометры

твоим аховым питомицам.

Что еще ты натворишь?!

Человечество хохочет,

расставаясь со старьем.

Что-то в нас смениться хочет?

Мы, как Время, настаем.

Мы стоим, забыв делишки,

будущим поглощены.

Что в нас плачет, отделившись?

Оленихи, отелившись,

так добры и смущены.

Может, будет год нелегким?

Будет в нем погод нелетных?

Не грусти – не пропадем.

Образуется потом.

Мы летим, как с веток яблоки.

Опротивела грызня.

Но я затем живу хотя бы,

чтоб средь ветреного дня,

детектив глотнувши залпом,

в зимнем доме косолапом

кто-то скажет, что озябла

без меня,

без меня…

И летит мирами где-то

в мрак бесстрастный, как крупье,

наша белая планета,

как цыпленок в скорлупе.

Вот она скорлупку чокнет.

Кем-то станет – свистуном?

Или черной, как грачонок,

сбитый атомным огнем?

Мне бы только этим милым

не случилось непогод…

А над Римом, а над миром —

Новый год, Новый год…

…Мандарины, шуры-муры,

и сквозь юбки до утра

лампами

сквозь абажуры

светят женские тела.

Перейти к описанию Предыдущая страница

Войти на сайт

Регистрация