И даже если Асура не станет её убивать, опасаясь наказания, которое обрушит на неё Первый канцлер, у неё были и другие способы воздействия на них. Например — сокровища из гробницы Божественного императора, долю которых Сима обещал и передал Нинь. Вполне может быть, что некоторые из них сохранили на себе ауру гробницы.

Они могли спрятаться от Канцлера, но, если дело возьмёт в свои руки Божественный император, им придётся оставить гробницу. Кстати говоря, если Асура знала, как они выглядят, почему не рассказала об этом своему сюзерену? Божественная сила позволяла ему одним взглядом окинуть всю империю, по крайней мере в пределах столичного мира.

Возможно, Асура не хотела чужого вмешательства. Она хотела разделаться с ними своими руками.

В её плане было много непонятного, много белых пятен. Даже её намерения оставались покрыты завесой тайны. Что она собиралась делать, если Сима и Лу Инь находились в закрытой культивации и не могли услышать её призыв? И неужели она действительно думала, что они попытаются спасти Нинь из лап настоящего Канцлера?

Казалось, она не столько планировала эту западню, сколько полагалась на инстинкты. Но именно поэтому перехитрить Асуру была невозможно. Хитрость — это умение запутать своего соперника в логических лабиринтах. Но если само понятие логики ему противно, в ней нет никакого смысла.

Вот почему Асура была такой опасной.

Поэтому и потому что обладала невероятной силой.

Прежде Сима даже не раздумывал о том, чтобы бросить ей вызов. Драконы Небесной Мудрости в его понимании всё ещё находились далеко за пределами того, с чем он и Лу Инь в состоянии справиться. Что и говорить, они стояли всего на одну ступень ниже, чем сам Божественный император. Но теперь у пары как будто не было иного выбора.

Сима поджал губы и вопрошающе посмотрел на Лу Инь…

— Я не знаю, — качая головой ответила Лу Инь.

Сима вздохнул, ведь с его точки зрения это был наихудший возможный ответ. Если бы Лу Инь сказала, что у неё нет ни шанса против Асуры — тогда бы они могли с чистой совестью оставить это дело. Сима был не из тех, кто бросается в пекло, если нет даже малейшей вероятности одержать победу.

Но теперь эти шансы, судя по всему, были, а значит перед ним громоздилась страшная дилемма. Они с Лу Инь могли попытаться спасти Нинь и бросить вызов Асуре, но только рискуя при этом потерять всё — собственные жизни и весь мир.

Прежде чем идти на такое, Сима был бы не прочь узнать хотя бы вероятность победы и поражения, но даже это было невозможно. По словам Лу Инь, её ответ, «не знаю», был основан не столько на логике, сколько на эфемерном предчувствии, которым в большей или меньшей степени обладали все могущественные воины. Лу Инь чувствовала, что битва с Асурой может закончиться для неё как победой, так и поражением, но ничего конкретного она сказать не могла.

С одной стороны, Асура была самым молодым Канцлером и всё ещё не оправилась от своего ранения.

С другой, она была Драконом Небесной Мудрости, способным разрушать миры. Простой Император Боевых Искусств не смог бы даже поцарапать такого противника. Лу Инь была непростым Императором, но именно поэтому даже она сама не вполне понимала свои силы. Уже долгое время — сотню лет, если учитывать промежуток внутри временного кармана, — у неё не было достойного противника, чтобы проверить их на практике.

Сима прикрыл глаза.

Нельзя сказать, что у них и Нинь были особенно крепкие отношения, свой долг они с Лу Инь уже возместили, но прямо сейчас в его сознании мелькала вовсе не она, но другая дракониха, с золотистыми волосами и ехидной улыбкой.

Перед смертью Гинь просила его позаботиться о своей сестре.

Сима, опять же, был не из тех, кто считает себя обязанным перед мертвецами, но конкретно в этом случае…

— Решать мне, не так ли? — с горечью спросил он у Лу Инь, которая молча наблюдала за душевной борьбой, которая безусловно отражалась у него на лице.

Девушка слабо улыбнулась:

— Ты уже решил.

Сима растерялся на секунду, но потом усмехнулся и кивнул:

— Тогда пошли. План обдумаем в дороге.

— Господин Сима? Мисс Лу Инь? — испуганно проговорил комод Ду Бу, который всё это время не прекращал свою тираду. — Вы что, хотите поддаться на провокацию? Вам ни в коем случае нельзя поддаваться на провокации; более того, прежде чем поддаваться на провокацию, вам следует вспомнить, что, если начинаешь поддаваться на провокации… — и так он продолжал и продолжал говорить, и даже после того, как Сима и Лу Инь растворились внутри зелёного листочка, а сам листочек, как ветром, унесло в миниатюрную червоточину, в серой пещере ещё долго звучали чрезвычайно разумные восклицания о том, почему ни в коем случае нельзя поддаваться на провокации…

…

…

…

— Как жаль, что твоя кровь настолько слабее, чем у неё. Если бы она была золотистой, пытать тебя было бы намного интересней: я могла бы представить, что делаю это с ней.

Тронный зал Отдалённой марки изменился. Раньше он представлял широкое пространство, обнесённое колоннами, между которыми открывались панорамы голубого неба и великого города — теперь же небеса скрывала завеса как будто бы материального мрака, и единственным источником света была лужа крови, которая тускло серебрилась под ногами Нинь.

Подвершённая на чёрные цепи, дракониха висела посреди помещения, там, где раньше находилось её рабочее место, в то время как Асура стояла прямо перед ней, сверкая своими красными глазами и ковыряя длинным белым когтем в груди у Нинь, неподалёку от сердца и прямо внутри её души, вызывая немыслимые муки.

Временами Асура смотрела на лицо своей пленницы, искажённое гримасой боли; временами она разглядывала кровавые капли, которые стекали у неё по телу и звонкими ударами, напоминавшими песню серебристого колокольчика, наполняли лужу. Судя по размерам лужи, данная пытка продолжалась по меньшей мере несколько дней без перерыва.

— Прошу прощения… — сухо прохрипела Нинь.

— Ты намеренно меня раздражаешь, не так ли? — скучая заметила Асура. — Ты знаешь, что я не могу тебя убить, пока ты не признаешься в предательстве. Поэтому ты не признаёшься. Ты испытываешь моё терпение, оттягивая неминуемое.

— …

— Как омерзительно. Она тоже умела действовать на мои нервы. Но теперь она мертва. Ты тоже умрёшь.

— Прошу… — не успела она договорить, как Асура вырвала из неё коготь, и тело Нинь пронзила болезненная дрожь.

— Попробуем иной подход, — сказала Асура. — У тебя есть отец, верно?

Нинь не ответила, но в её глазах, которые теперь напоминали мутные окна в сильную метель, промчалась светлая вспышка.

— Я слышала, он пытался тебя убить. Ты его ненавидишь? Или нет? Должна ли я убить его у тебя на глаза и скормить тебе его сердце? Тебе это не понравится?

Подсохшие губы Нинь приоткрылись, дракониха собиралась прохрипеть ответ, однако не успела она этого сделать, как Асура заявила:

— Пускай. Ты меня раздражаешь, поэтому я сделаю это в любом случае, — заявила Асура, и в ногах у неё появился тщедушный седовласый мужчина.

За время пытки лицо Нинь ни раз бледнело в болезненной гримасе, но глаза её всё время оставались невозмутимы, и только теперь, при виде изнеможённого старца, в них промелькнул невыразимый блеск.

Сперва можно было подумать, что в старике, который сразу после своего появления свалился на пол и стал неуверенно смотреть по сторонам, не было ничего общего с её отцом. Последний был могущественным Основателем, который бросил вызов своей дочери на глазах у всего региона. Однако это и правда был он, и его дряхлое, полумёртвое обличие было последствием тогдашней силы.

Изначально Цзянь был обычным драконом из отдалённого захолустья, непримечательным даже на фоне своих бездарных соплеменников. Если бы не рождение дочери и встреча с Гинь, едва ли он смог бы достичь даже стадии Дракона с Тысячью Чешуек. Но появление Канцлера Золотого Света всё изменило: она оставила ему крупицу эссенции Золотого Дракона, которая должна была пропитывать его на протяжении многих лет, поддерживая в нём жизненные силы.