Лицо Криса начало меняться, привычная самоуверенность таяла, словно лёд под прямым солнцем.
– А руководство же решило поступить как безответственный родитель: взять конфету и отдать её чужим.
Фраза ударила прямо в сердце сравнения.
– Если уж сладости раздают, разве не естественно в первую очередь накормить своих детей? Но "Epicura" сунула эту конфету посторонним. Это и есть плевок акционерам в лицо.
Кто-то тихо фыркнул, словно от изумления. В памяти всплыло старое определение из одного аналитического отчёта: "Кто бы мог подумать, что лобстеры умеют показывать средний палец?"
И именно это и происходило – не просто спор о сделке, а сознательное игнорирование прямых требований владельцев акций.
– Так значит… это не обычный случай? – вмешался Пирс, и в его голосе впервые за долгое время прозвучал настоящий интерес.
Пирс сидел напротив, внимательно вглядываясь, будто хотел уловить малейшее колебание в голосе или жестах. В воздухе стоял запах крепкого кофе, чёрного и горького, а за окном медленно капал дождь, постукивая по стеклу, создавая ровный фон для тяжёлого разговора.
– Всё верно, – прозвучало твёрдо, без колебаний. – Подобные шаги только раздирают отношения с акционерами, оставляя после себя чувство предательства. Ни выкуп акций, ни сладкие обещания не смогут заглушить этот гул ярости. А если в разгар такого настроения собрать собрание акционеров… результат очевиден.
Взгляды пересеклись, и слова повисли в комнате, будто острые осколки стекла.
– Все проголосуют против.
Разъярённые владельцы акций не станут разбираться в деталях – они с радостью примкнут к любой силе, готовой проучить руководство "Epicura". И значит, все голоса уйдут к "стайке акул" – к тем, кто мечтает вырвать контроль у действующего совета.
А дальше события покатятся лавиной: новый совет первым же решением потребует головы генерального директора. Даже успешная продажа "Harbor Lobster" не спасёт – руководители потеряют места, власть исчезнет. Такой финал едва ли устроит клиента – нынешнего директора "Epicura".
Здравый смысл подсказывал иной путь. Раз уж игра затеяна против акционеров, то следовало бы сперва усыпить их бдительность: пообещать всё, что они требуют, дождаться голосования, укрепить власть, а потом, когда всё уляжется, тихо провернуть сделку.
– Зачем злить избирателей перед самыми выборами? – хмыкнул Пирс, чуть откинувшись в кресле. – Любой политик сперва обещает золотые горы, выигрывает, а уж потом делает по-своему. Но они не поступают так. Вот что странно.
– Однако чем сильнее обман, тем сильнее будет ответная ярость, – заметил кто-то из-за стола. – На следующем собрании акционеры просто проголосуют за увольнение.
Фраза прозвучала скорее испытанием, чем сомнением. В ней чувствовался вызов: "Посмотрим, как выкрутишься".
– Безусловно, нарушенные обещания чреваты местью, – последовал спокойный ответ. – Но впереди целый год. Со временем гнев осядет, словно пыль на подоконнике.
– Слишком уж оптимистично звучит.
– Когда ненужный балласт будет сброшен, показатели улучшатся. А если всё это время напоминать акционерам о растущих цифрах, память о предательстве постепенно сотрётся.
Повисла тишина, нарушаемая лишь мерным тиканием часов.
Вся суть сводилась к простому правилу: подними цену акций – и получишь прощение. Даже самый обиженный ребёнок, потеряв конфету, быстро забудет слёзы, если дать ему новую.
– Важно лишь одно: когда именно отбирать сладость. И чем дальше этот момент от даты собрания, тем безопаснее. Но генеральный директор упорно настаивает на обратном – на том, чтобы действовать прямо перед выборами. Это решение противоречит здравому смыслу.
Слова были произнесены твёрдо, и в этот момент взгляды снова встретились. Пирс нахмурился, и в глазах его блеснуло напряжённое ожидание.
– Руководитель корпорации не может не понимать последствий. Но он торопит продажу так, будто готов принести себя в жертву. Почему? – прозвучал вопрос острым лезвием.
В голосе чувствовалась надежда – словно Пирс ждал неординарного ответа, догадки, которая расставит всё по местам.
Но плечи слегка качнулись, и последовал холодный ответ:
– Неизвестно. Именно поэтому с самого начала и говорилось: единственный способ понять – встретиться с самим директором.
– Понятно… – в голосе Пирса послышалось разочарование, тяжёлое, как глухой удар.
Он какое-то время молчал, потом собрался, выпрямился и перевёл взгляд на Джеффа. В комнате снова запахло деловой рутиной – бумагой, чернилами, пересохшими кружками из-под кофе.
– Подробности обсудим после командировки, – произнёс он наконец. – А пока займись проверкой отчёта, который предоставили "Medallion".
В конце совещания Пирс разложил всё по пунктам, голос его был сух и рублен, словно удары молотка по наковальне. Заключительная фраза прозвучала особенно отчётливо, перекрыв даже слабое гудение кондиционера:
– Поедут двое. Шон и я.
Джефф, не теряя ни секунды, вскинул голову и вставил своё:
– Может, и Криса взять?
На миг в лице Пирса промелькнуло недоумение, будто мысленно он спросил: "Крис? А это ещё кто?" Забавно… Казалось, недавно соперничество строилось на противостоянии двух фигур, но теперь одна из них растворилась, словно тень на закате.
Пирс решительно покачал головой:
– Нет. В офисе работы предостаточно. Кому-то придётся остаться и разгрести бумаги.
– …Понял, – неохотно согласился Джефф, хотя в его голосе сквозила досада.
А вот лицо Криса побледнело, будто с него мгновенно стекла кровь. Всё стало окончательно ясно. Картина сложилась: мелкая канцелярская возня остаётся за Крисом, а встреча с генеральным достанется другому.
Поездка была назначена на среду – два коротких дня на подготовку. Времени мало, задач слишком много. И самой насущной оставалась одна: разгадать загадку генерального. Зачем он так отчаянно бросает вызов акционерам перед самыми выборами? Ради чего идёт на риск, словно сам стремится подрубить сук, на котором сидит?
Личная встреча могла бы пролить свет, но превращать командировку в простую разведку не хотелось. Ехать следовало вооружённым доводами, готовым убедить, прижать фактами, впечатлить, произвести сильнейшее впечатление.
Предстояло выступить не просто участником, а человеком, чьё слово может изменить исход. В "войне за хлеб" полумер не бывает – нужно было выстрелить ярко и громко.
Беда лишь в том, что формально значился лишь аналитиком первого года, младшим винтиком в огромной машине. Но чтобы занять место у боевого штандарта, требовалось завоевать доверие генерального полностью, без остатка. Только тогда "король" поднимет из солдат в генералы и даст право вести наступление.
Цена вопроса была огромной. Нужно было докопаться до настоящих мотивов.
Зачем так упорно настаивать на продаже? Что движет директором?
С одной стороны, объяснение лежало на поверхности. "Harbor Lobster" давно утратил блеск – семейные рестораны превращались в архаику, тяжёлое наследие прошлого. Ветхий фасад, запах жареного масла, уставшие интерьеры – всё это больше напоминало музей ушедшей эпохи.
Тем временем отрасль менялась на глазах. По улицам витали ароматы свежих буррито, звучали звонкие рекламные слоганы новых брендов, а очереди у модных закусочных тянулись до самого тротуара.
– Chipotle Burrito – новая звезда ресторанного бизнеса.
– Shake Shack – сеть, которая заново изобрела фастфуд.
Будущее стучалось в дверь, а "Harbor Lobster" всё сильнее отдавал прошлым.
На ресторанном рынке запахло новой модой – стремительно набирали силу так называемые fast casual заведения. Шумные, яркие, пахнущие свежей кинзой, обжаренными перцами и подрумяненными тортильями, они ворвались туда, где ещё недавно царили тяжеловесные семейные рестораны с потускневшими люстрами и запахом прогорклого масла.
