Этот человек слушал. Не делал вид, а слушал. Попросил список кандидатов, который никто не решался даже открыть.

– Ты сделал это сам, я вижу.

Одной фразой он подвёл черту под годами борьбы.

– Если метод сработает, потребуется не просто помощь, а коллективная работа.

Он признавал риск.

– Я покрою все расходы.

Пообещал пройти весь путь вместе, до конца. Такого не говорил никто. Никогда. Для того, кто столько лет бился один, это значило слишком многое. И вдруг:

– Есть условие.

Слово, прозвучавшее как треск сухой ветки в тишине. Условие. Оно заставило насторожиться. Как и ожидалось… мошенник.

Мысли быстро выстраивались в порядок. Лучшее решение – оборвать разговор. Всё ясно. Но….

– Какое конкретно условие?

Любопытство вспыхнуло остро, как искра от кремня – невозможно было заглушить этот порыв.

– В этом нет ничего страшного. Просто нужно иметь равное право решать, когда задействовать определённые триггеры, – голос мужчины звучал ровно, почти мягко, но под этой гладью пряталась сталь.

– Иными словами, требуется совместная власть в принятии решений.

Всё сводилось к влиянию. К власти – а точнее, к полномочиям определять момент применения тех или иных методов лечения. Сергей покачал головой.

– Это исключено. Я сам прохожу лечение. Нельзя ставить чужое мнение на один уровень с моим.

Жизнь висела на тончайшей нити. Отдать её в руки постороннего? Немыслимо. Решения должны приниматься самостоятельно – до последнего вздоха. Но гость не дрогнул.

– Я не могу вложить деньги в проект, где моё мнение будет полностью проигнорировано. Особенно когда речь идёт о такой значительной сумме.

– Как странно ты на всё смотришь….

Голос Джесси резанул воздух, как тонкое лезвие. Она подалась вперёд, скрестив руки на груди.

– Ты серьёзно думаешь, что мы настолько наивны, чтобы поверить: кто-то вот так просто отдаст пятьдесят миллиардов? По-моему, это похоже на аферу.

Обвинение прозвучало резко, словно хлёсткая пощёчина. Но на лице мужчины – ни дрожи, ни тени раздражения. Гладкая маска невозмутимости.

– Мы отчаялись настолько, что готовы идти на безрассудство, лишь бы выжить. Но что движет тобой?

– Ты, должно быть, не знаешь, но эта болезнь уже забрала у меня дорогого человека.

Джесси сузила глаза. Голос стал колючим, как морозный иней.

– Если бы всё было так просто, каждая семья пациентов выложила бы всё своё состояние ради лекарства. Но мир так не работает.

Дэвид коснулся её плеча лёгким движением, почти невесомым – жестом, в котором звучала просьба о мире. Вернул взгляд к собеседнику.

– Я годами собирала пожертвования. Даже семьи пациентов открывают кошельки только тогда, когда есть шанс спасти близкого прямо сейчас. Никто не жертвует миллиарды ради надежды, которой уже нет.

Она произнёсла последнее спокойно, но в словах сквозила твёрдая логика, холодная, как сталь.

– Так что неудивительно, что мне кажется странным твоё желание влить такие деньги ради кого-то, кого уже не вернуть. Как бы благородно это ни выглядело.

Мужчина прервал её с внезапной жёсткостью:

– Вы неправильно поняли мои намерения.

Тон потяжелел, словно в нём неимоверно возросла гравитация.

– Речь не об альтруизме.

Эти слова заставили Джесси едва заметно моргнуть. Внутри будто что-то качнулось, сместив привычные опоры.

– Меня интересует только решение проблемы. Каким оно будет – хорошим или дурным – не важно. Главное, чтобы был результат.

***

"Этот тон с Уолл-стрит? Прямо реплики злодея", – мелькнуло в голове.

– Я хочу решить это деньгами, – мужчина произнёс коротко, как удар молотка.

Суть обнажилась: русская рулетка жизни требует капитала – огромного. Но разве можно было довериться незнакомцу, свалившемуся словно из ниоткуда?

– Извини, но поверить в это сложно.

– Да, и мне трудно верить.

– …?

– Было бы странно доверять друг другу после первого же разговора. Ты подозреваешь меня – и правильно. Но и я нахожу тебя подозрительным. Деньги пока в кармане.

В голосе звучала сухая констатация факта, за которой не угадывалось ни злости, ни оправдания. А затем последовало неожиданное:

– Поэтому предлагаю испытательный срок. Шесть месяцев.

– Что?

– Всё просто. Когда покупают машину, сначала делают тест-драйв. А это вопрос жизни и смерти – разве решение можно принимать без пробы?

Идея казалась логичной… на первый взгляд. Но означала одно: полгода Дэвид будет обязан делиться правом принимать решения о собственном лечении. Абсурд.

– Боюсь, придётся отказаться.

– Да, пожалуйста.

– Что?

– Введём систему вето.

Мужчина говорил так, словно предлагал обсудить новый сорт чая, а не судьбу человека.

– Не нравится моё предложение – накладываешь вето. Тогда и я не обязан финансировать проект. Точно так же, если твоё решение меня не устраивает, тоже отказываюсь. То, что ты борешься за жизнь, не делает меня обязанным оплачивать твой выбор. Давай проверим, насколько мы совместимы, на условиях равного права вето.

– Должен был отказаться.

Любое продолжение разговора – шаг к ловушке, расставленной умелым мошенником. И все же…

Даже при этих мыслях мозг уже лихорадочно перебирал варианты, прикидывал затраты, выгоды, возможности.

– Финансирование будет только при условии договоренностей. Не договоримся – денег не будет".

Отсутствие средств стало бы ударом, но план оставался прежним – действовать в одиночку. Терять нечего.

– Сначала скажите, сколько денег потребуется на ближайшие полгода.

Мужчина бросил взгляд на стальные часы на запястье, словно давая молчаливый знак продолжать.

Сомнения не исчезли… но решение созрело. Согласиться – хотя бы на время.

– Не стоит жадничать и сразу просить все пятьдесят миллиардов долларов.

Даже если перед ним мошенник, для начала аферы придется вложить нечто реальное. А как только эти деньги окажутся под рукой – связи можно разорвать. Достаточно осторожности – и средства, столь необходимые прямо сейчас, будут получены.

- Главная преграда – академическая среда, – начал он, наконец выговаривая то, что жгло изнутри.

- Учёные отказываются слушать всё, что выходит за рамки IL-6. Даже после того, как на последней гематологической конференции представил свои клинические результаты.

В памяти вспыхнуло то, чего никто не захотел понять: собственные опыты с циклоспорином и иммуноглобулином, три долгих дня без судорог – прямое доказательство того, что проблема кроется в гиперактивации иммунной системы. Открытие, за которое заплачено риском жизни, оказалось выброшено в мусорное ведро. Ни один светило науки не воспринял всерьёз.

- Вы неопытны, вам пока этого не понять, но у медицины всегда есть свои красные линии. Делать выводы по одному случаю – опасно.

Слова застряли в горле. Уголки губ мужчины не дрогнули. Для них он – никто. Ни профессор, ни врач, ни признанный исследователь. Лишь двадцатидевятилетний выпускник медфака, пытающийся казаться знатоком после нескольких лет учёбы. Для академического мира он – всего лишь пациент, играющий в учёного. Казалось, доказательства изменят их мнение. Но и они были сметены одним словом – "совпадение".

- Они слепо верят в существующие ответы. А когда показываю данные, твердят: тесты ошибочны.

- Значит, нет ни одного предварительного исследования, указывающего на иммунную систему как причину? – уточнил мужчина.

Ответом стала тишина. Попытка объяснить всю абсурдность и тупиковость ситуации рухнула – собеседник словно вырезал из речи даже намёк на сочувствие.

- Раз академическое сообщество таково, достать немаркированные рецепты тоже будет непросто.

Холод его голоса пробирал сильнее ветра за окном. Вопросы были сухи, как листы статистики.

- Да. Врачей, готовых помочь, почти нет.