Рэйчел почувствовала лёгкий холодок в груди. Она знала немало богатых людей, тех, кто вращался среди влиятельных и знаменитых. Но вот так – сорваться ночью, чтобы искать лекарство от неизлечимой болезни…. Это было новым.
– Можно поехать с тобой?
Он повернул голову и посмотрел с немым вопросом: "Зачем?" Рэйчел быстро добавила:
– Думала начать проект по открытию новых имён в искусстве. Хотела бы увидеть что-то необычное, вдруг это вдохновит.
Сергей усмехнулся уголком губ:
– Только внимания тебе уделить не смогу.
– Не нужно. Просто понаблюдаю со стороны.
– Хорошо. Смотри сама.
Согласие прозвучало легко, словно он сейчас готов был выполнить любую просьбу. Лицо Сергея всё ещё светилось возбуждением. Казалось, внутри горел огонь, который невозможно погасить.
– Мне нужно кое-что просмотреть…, – тихо добавил он, и с тех пор его пальцы не отрывались от экрана смартфона. Подсвеченное синим светом лицо казалось почти нереальным, а молчаливое упорство только усиливало её доверие.
За окном проплывали тёмные улицы, редкие прохожие, блеск витрин круглосуточных магазинов. В салоне пахло табаком и затхлой тканью сидений, а где-то под приборной панелью тихо жужжал вентилятор.
Такси мягко шло по ночным дорогам, а мысли всё возвращались к одному: с кем готов встретиться человек в этот час?..
Он был из тех людей, которыми она восхищалась всю жизнь, но так и не встречала лицом к лицу. Тем, кто видит то, что другим недоступно, кто двигает мир так тихо, что никто этого не замечает.
Сердце глухо стучало, словно барабан в пустом зале. Да, Сергей Платонов оказался настоящей находкой.
***
Филадельфия. Станция Тридцатая улица.
Пять утра – редкий час, когда в зале царит не спешка, а сонная тишина. Воздух отдавал металлом и влажным камнем, лампы глухо гудели под потолком. Немногочисленные пассажиры шагали торопливо, каблуки чиркали по плитке. Легко было заметить высокого мужчину в бейсболке – стоял прямо, поворачивая голову, будто высматривая кого-то среди редкой толпы.
– Дэвид Фаунбаум?
– Сергей Платонов?
– Зови Шоном.
– Тогда называй меня Дэвид.
Фаунбаум, или Дэвид, оказался куда моложе, чем ожидалось. Годы где-то на стыке двадцати и тридцати. Рядом – веселая блондинка с мягким, открытым лицом.
– Моя невеста, Джесси, – представил он.
– А это моя подруга, Рэйчел.
– Любите МакМаффины? – Дэвид усмехнулся, тряхнув шуршащим пакетом с желтым логотипом. От него тянуло жирным теплом, маслом и запахом свежих булочек.
– Рядом есть круглосуточная закусочная, но вам же уезжать через два часа. Зачем терять время? Поедим здесь.
Возражать смысла не было… Но едва голова повернулась, как Рэйчел ожила, глаза блеснули:
– Обожаю МакМаффины! Есть с яйцом?
– Все варианты взял: Большой завтрак, печенье с беконом, сыром и яйцом, хоткейки…
– Печенье! – Рэйчел говорила так уверенно, словно не раз брала в руки эти мягкие, маслянистые лепешки.
Что ж, даже Баффет не гнушается "Макдональдсом". Почему бы принцессе не откусить фастфуда?
– Тогда идем.
Нашли тихий уголок с редкими шагами мимо, пластик холодных сидений слегка поскрипывал. Пакеты легли на столы, запах картофеля и кофе заполнил воздух. Дэвид остался стоять.
– Перед тем как начнем…. Признаюсь в одном.
Он снял кепку – голова абсолютно гладкая, кожа поблескивала под светом ламп. Контраст с молодой улыбкой резал глаз.
– Болезнь Каслмана. Четыре обострения. Химию вкачали так, что волосы все сгорели. Обычно у меня шевелюра ого-го! – нервно хохотнул.
Теперь стало ясно, зачем он примчался в этот час. Не вера в инвестора гнала его сюда. Отчаяние. Человек, у которого смерть дышит за плечом. Дэвид говорил спокойно, без лишних пауз, будто сто раз повторял эти слова:
– Первый удар – четыре года назад. Полтора года провел в больнице, лежал как труп.
Приглядевшись, можно было прочитать на теле следы войны: кожа мягкая, обвисшая, под глазами синеватые тени. Казалось, еще чуть-чуть – и почки сдадутся, и он превратится в надутый водой шар.
– Единственное лечение – ингибитор IL-6. Но мне он не помогает. Никто не ищет обходных путей, поэтому решил взяться сам. Выпускник медфака, в конце концов. Выпускник. Как и тот, кто стоял напротив. Оба ровесники, оба ищут лекарство для самих себя.
"Любопытно…" – промелькнуло в мыслях.
Сначала казалось странным совпадением. Но нет, вовсе не совпадение.
– Конечно, мы оба медики, – спокойно добавил он.
Большинство уверено: редкие болезни не поддаются лечению лишь потому, что слишком сложны. Потому что медицина не доросла. А правда в другом….
Ошибаются они. Техническая сложность тут не чудовище из кошмаров, а вполне управляемый зверь. Всё упирается в ресурсы и руки, которых катастрофически мало – даже первый шаг пока не сделан.
Стоит лишь начать исследования, и современные технологии способны родить лекарство. Тем, кто не просто прошёл школу, а кое-что в ней усвоил, это очевидно. Поэтому вместо того, чтобы опустить руки, решено сделать последнюю отчаянную попытку.
Но сейчас не время топтаться на этом мысленном перекрёстке. Часы тикают. Гулкий, раздражающий тик-так бьёт по вискам, будто отсчитывает не минуты – остаток жизни.
– Позволь мне быть первым, – голос дрогнул от спешки. – Времени почти нет. Хочу решить проблему деньгами.
– Деньгами? Мы говорим не о мелочи на карманные расходы…
– Готов. Если средства найдутся, каковы шансы отыскать лекарство за десять лет?
– Десять лет…, – слова повисли, как капли дождя на стекле.
Лицо Давида изменилось на глазах. Тепло, дремавшее в его взгляде, исчезло, уступив место суровой тени, в которой угадывалась та самая стальная решимость, что бывает у людей науки. Исследователь заговорил с инвестором.
– Всё зависит от масштаба финансирования, – голос стал сухим, будто щёлкнул выключатель. – Если запустить сразу несколько проектов, сроки можно урезать.
– Я готов вложить до пятидесяти миллиардов долларов.
– Простите?..
Глаза Давида распахнулись так, словно кто-то плеснул в них ледяной водой.
– Пятьдесят миллиардов? Что ты на Земле…
– Планирую создать частный фонд. Деньги поступят постепенно, за несколько лет.
– Ох… – Давид уставился в пол, а потом расхохотался, но смех прозвучал не весело, а надтреснуто, как старая скрипка.
– Честно? Я и не ждал пятидесяти миллиардов. Любая сумма поможет. Даже двадцатка сейчас – и завтрак обеспечен!
Как и ожидалось, он не верит. И доказать нечем – на счету пусто, ни намёка на миллиарды. Но ведь цель не в том, чтобы заставить поверить.
– Неважно. Даже если думаешь, что это теория, мне нужен ответ.
Наверняка звучит, как бред. Но времени нет.
– Если бы у тебя было пятьдесят миллиардов, реально ли создать лекарство за десять лет?
– Это… – Давид замолчал. Лицо вновь стало каменным.
Подперев подбородок, уставился в пол, будто в глубине узорчатых плиток можно найти правильный ответ. Мысли, словно тени, проносились в его взгляде. Ему, наверное, приходилось воображать подобное. Да что там – каждый, кому знакома нужда, хотя бы раз мечтал о выигрыше в лотерею. А уж человек, которому смерть дышит в затылок, тем более. Он наверняка не раз продумывал, на что пустил бы такую прорву денег.
Давид вёл исследования, бывал на конференциях, собирал крупицы знаний по капле. У него наверняка уже есть мысленный чертёж того, как сдвинуть ледник болезни с места. Нужно лишь узнать – возможно ли это в пределах десяти лет и пятидесяти миллиардов.
Он поднял взгляд. В глазах полыхнуло решимостью.
– Это возможно.
Конечно, полного ответа у него нет – и быть не может. Но если у меня есть план достать миллиарды, у Давида должен быть план их потратить.
– Сможешь прикинуть, как распределишь эти деньги?