– Это по-твоему управление рисками?! – злость Фабера звучала почти беспомощно.

Но Сергей Платонов сидел напротив, словно вырезанный из камня. Его уверенность бесила.

– Открой раздел про риски. Моя цель не финальное одобрение, а выход в третью фазу. Как только мы туда попадём, стоимость компании взлетит, – голос Платонова был ровным, как сталь.

– В инвестициях не бывает ста процентов!

– Редко, но бывает. Это как раз тот случай. Да, возможны задержки из-за непредвиденных факторов, но в третью фазу мы войдём. Остановка разработки исключена. Если взглянуть на результаты тестов тканей во второй фазе….

Фабер попытался было возразить, но каждый раз натыкался на стену из медицинских терминов и данных клинических испытаний. Сражаться без профильных знаний было бессмысленно, а Платонов владел этой игрой виртуозно. В итоге Фабер сдался, хотя гнев кипел.

– Хорошо, допустим, Genesis – перспективный проект! Но как можно вложить все активы в одну точку?

– Диверсификация нужна тем, кто сомневается. Уверенным нужно давить на газ, – Платонов даже не моргнул.

Рациональный диалог закончился.

– Я никогда не соглашался на такие безумные шаги….

– Соглашался, – отрезал Платонов.

– Что?!

– Состав портфеля, время сделок – всё решаю я. Ты подписал документ, помнишь?

Фабер побледнел. Вспомнил – действительно подписывал, не вникая в детали.

– Да потому что не ожидал удара в спину! Ты даже не предупредил о таком шаге!

– В договоре нет пункта о предварительном согласовании. Я обязан был отчитаться в ежемесячном отчёте – и сделал это.

– Ты думаешь, я оставлю это так?! Отзывай деньги, иначе подам в суд!

Слово "суд" прозвучало резко, но в тот же миг раздалось скрипучее "дрррк" – стул отъехал назад.

Сергей Платонов медленно поднялся. Всё это время он сидел спокойно, но теперь возвышался над Фабером, как башня. Более шести футов роста – внушительная фигура. Холодный взгляд обжёг Фабера, и тот машинально отступил на шаг.

– Это ведь мои деньги! Я инвестор, имею право голоса!

– Право – да. Но не право вмешиваться, – Платонов слегка кивнул.

Затем поднял два пальца – большой и указательный, будто имитируя курок.

– У тебя два пути, старший. Первый – вывести инвестиции. Второй – оставить всё как есть.

Слова звучали как выстрел, а пальцы, сложенные в воображаемый пистолет, метко указывали на Фабера.

– Хочешь вывести – сегодня же запущу процесс. Но расчёт по договору будет 1 марта. И знай: как только выведешь, место займёт следующий инвестор в списке. Вернуться сможешь только, когда освободится окно.

– Выводишь или остаёшься?

Фабер сжал зубы, но так и не дал ответа. Вышел, хлопнув дверью так, что стены дрогнули.

Едва он исчез, в комнате послышалось бодрое "тап-тап, тап-тап-тап!" – сотрудники оживились, пальцы застучали по клавиатурам, разнося новости по каналам. А Платонов сел обратно в кресло и едва заметно усмехнулся.

"Всё-таки хорошо, что взял дилетанта", – мысль прошла тихо, как ветер.

Серьёзные инвесторы действовали бы тише, но с Фабером разговор вышел громким, почти театральным.

Громкая выходка Сергея Платонова неожиданно открыла перед публикой множество фактов – от законности его действий до самой сути инвестиционной стратегии и целей.

"Не так уж плохо, что он теперь выглядит, как какой-то пронырливый мошенник", – шептались люди.

Обычно подобная репутация сыграла бы злую шутку с любым финансистом, но для Платонова это было частью плана. Он словно проводил собственный эксперимент – "тест на афериста".

"Сработает ли это…?" – тревожный вопрос висел в воздухе.

В арсенале Сергея имелось несколько хитрых приёмов – не меньше семи, если всё разложить по полочкам. Но даже самый продуманный замысел оставался лишь схемой на бумаге, а реальность редко следует инструкциям. Новость о его перепалке с Фабером разлетелась по офисам быстрее, чем утренние котировки.

– Он открыто признаёт, что играет в азартные игры!

– Неужели и правда готов рисковать, даже когда инвесторы бьют тревогу?

– Контракт он составил так, что судиться нельзя. Всё это было задумано заранее!

Сергей поставил всё на кон. Уговоры были бессмысленны – либо инвесторы шли за ним в этот безумный забег, либо спрыгивали с поезда.

– А если все потребуют вернуть деньги?

– Разница во времени нас спасает.

– Дата расчётов – первое марта. До того дотянем.

– Ну и хитрец… всё продумал!

Даже если бы все инвесторы сговорились, Платонов мог не возвращать средства сразу. В контракте стояла коварная приписка: "фактическая выплата через три месяца". Значит, до весны он мог продолжать свою отчаянную игру.

– А если не заработает к сроку – банкротство?

– Зато если выстрелит – сорвём куш!

– Готовлю попкорн!

– У меня первое марта теперь красным обведено.

– Эх, как дожить до этого дня!

– А другие инвесторы что? Не требуют возврата?

– Первые двое молчат, третьему плевать, а четвёртый в командировке.

– Только вернулся! Вот сейчас начнётся….

Четвёртым был Фергюсон из промышленного департамента. Несколько дней он колесил по делам, но коллеги уже рвались рассказать ему всё.

– Что?! – брови поползли вверх.

– Сергей вложил весь фонд в одну компанию. Один инвестор взбесился, а Сергей сказал, что всегда рассчитывал на "высокий риск ради высокой прибыли"…

В голосе рассказчика слышалось напряжение – он боялся, что Фергюсон сорвётся прямо на него. Но вместе с этим в груди теплился азарт: "А вдруг будет жарко?"

Что, если Фергюсон устроит разнос? Удержится ли Платонов на своём, даже перед директором, доверившим ему пять миллионов? Но тот лишь кивнул:

– Понятно. Хорошо.

Спокойно развернулся и направился в свой кабинет. Там, опустившись в кресло, достал смартфон и задумался.

Рэймонд Мозли

Джерард Мозли

Наконец-то появился повод набрать влиятельную семью. Только вот кого? Сердце тянулось к отцу, но это могло выставить сына в дурном свете.

После короткой паузы Фергюсон нажал на имя Джерарда.

– Здравствуйте, Джерард. Это Фергюсон из "Голдмана".

– ….

– Мы виделись на новогоднем приёме Crabson Swaine. Я управляющий промышленного департамента в "Голдмане", начальник Рейчел.

– В чём дело?

Холодный голос не смутил собеседника.

– Думаю, вам стоит знать: Сергей Платонов вложил весь капитал фонда в одну компанию.

– … Плохая связь, мне показалось….

– Нет, вы всё услышали верно. Он поставил 26,8 миллиона долларов на одну единственную акцию.

Тишина повисла в трубке, густая и вязкая, словно холодный туман, стелющийся по утренней земле. Даже слабый треск линии казался громом в этой пустоте – такой ошеломленный был Джерард. Фергюсон нарушил тишину резким, нарочито сухим голосом, будто хлестнул кнутом:

– Полагаю, как человек, вложивший пять миллионов долларов, имею право знать положение дел. Счёл нужным поделиться, как коллега по инвестициям. Если это выглядит как вторжение – прошу прощения. Больше подобных вольностей не допущу, уж поверьте.

В голосе прозвучало ледяное высокомерие, и по интонации было понятно – сожаления там не больше, чем тепла в январском ветре. Джерард поморщился. На лице проступило недовольство, едва сдержанное. Но когда Фергюсон сделал уверенный жест, чтобы закончить разговор, тонкий ободок терпения лопнул – Джерард поспешно удержал его.

– Благодарю за информацию, – выдавил он, и слова прозвучали как галька, перегретая жаром.

Уголки губ Фергюсона поползли вверх, словно коварная тень. Наследник семьи Мосли теперь сам цеплялся за него – сладкий момент победы.

– Не знаете ли, по какой причине Сергей Платонов решился на такой шаг? – прозвучала почти мольба.

Фергюсон выдержал паузу, давая собеседнику погрузиться в собственное унижение. К концу разговора Джерард, похоже, забыл гордость – даже произнёс: