– Вы ведь были на вводном инструктаже?

– Разумеется.

– Тогда знаете про… правила переписки?

– Имеете в виду тест "New York Times"? Да, знаком.

Правило простое, будто вырезанное ножом на камне: оставляй только такие следы, которые не страшно увидеть на первой полосе "The New York Times".

Суть – в одном: не оставляй доказательств, если есть хоть малейший шанс, что они обернутся против тебя. Этому учат ещё до того, как новенький успеет вдохнуть запах корпоративного кофе.

Но сейчас происходило обратное. Зная правило, соблюдая его до фанатизма, инициатор разговора сам тянулся оставить бумажный след. Сотрудник, похоже, уловил этот парадокс. Он уставился испытующе, а в глазах вспыхнуло любопытство.

В ответ – прямой взгляд.

– Слыхали слухи обо мне?

– Слухи?.. – он моргнул.

– О точности прогнозов.

– А… вот это… – в голосе мелькнула тень признания.

– Без записей недопонимания неизбежны.

– Ах! – словно лампочка загорелась над головой. Мысль дошла.

Верно. Нужно алиби.

Инвестиционный банкир с подозрительными сделками – наживка для регуляторов. Рынок чует кровь мгновенно. А уж новенький в "Голдмане" с восьмидесятипроцентной точностью на каждом прогнозе? Это красная тряпка для SEC.

"С этими ребятами бодаться – хуже кошмара", – промелькнуло где-то в глубине. Обвинение в инсайде шьётся легко, как детская рубашка. А вот доказать чистоту? Попробуй.

А ведь дальше хуже. Когда шум поднимется, на сцену выйдут настоящие охотники – ФБР, Минюст. Вот уж где каждая ошибка превращается в петлю на шее.

Люди вели себя так, словно они Шерлоки, а перед ними Мориарти – одержимые манией разоблачить тайну моих инвестиций. Зачем терпеть подобную головную боль в этой жизни? Лучший способ – перехитрить их заранее, подложить доказательства ещё до того, как что-то случится. Бумаги, которые убедительно покажут: рост цен на акции был предсказан, а план по вложениям – выверен до последней цифры. Пусть всё, что произойдёт дальше, выглядит как результат холодного расчёта и капли удачи.

"Отныне общение только в письменной форме."

"Понял. Постараюсь быть осторожнее."

Кажется, намёк уловили. Отлично.

В голове мелькнула мысль: "Ну что ж…"

Юридические предохранители были установлены. Пора поджечь фитиль.

Дорога привела в отдел управления активами. Дверь мягко скрипнула, и навстречу вышел тот самый сотрудник, что попадался прежде. На лице его играла улыбка, тёплая, как старый чай из термоса.

"Наконец-то вы дошли", – сказал он, сдержанно, но с каким-то особым блеском в глазах.

Когда-то, давным-давно, дорога уже вела сюда – открывал счёт в "Голдмане". Тогда не хватило миллиона долларов минимального взноса. Ушёл ни с чем. Сегодня всё иначе.

– Теперь я подхожу по требованиям, – произнёс спокойно, протягивая чек.

Хруст бумаги, лёгкий шелест, будто перо пробежало по странице.

– Двадцать шесть и восемь десятых миллиона долларов, – сотрудник даже бровью не повёл.

Видно, в этой конторе к крупным суммам привыкают, словно к дождю в ноябре. Да и слухи наверняка уже дошли: откуда деньги, что за история.

– Вот список компаний для будущих инвестиций, – добавил, вынимая аккуратно сложенный лист.

Документ лёг на стол, как билет в один конец. Десять названий. Под каждым – лаконичная причина выбора, словно клинок, заточенный до прозрачности.

– Ох…, – губы сотрудника дрогнули. Он пытался сохранять каменное выражение, но глаза выдали – там загорелся хищный огонёк.

В руках у него оказалась вещь, которая могла стать легендой – "Единороги Сергея Платонова". Шелест страниц. Бумага зашуршала, будто осенние листья под ногами. Но на последней странице брови поднялись.

– Здесь не указаны суммы и сроки вложений, – заметил он, осторожно поднимая взгляд.

– Всё придёт по электронной почте, когда настанет момент. Просто действуйте по инструкции, – ответ прозвучал мягко, но с нажимом.

– Понял. Однако, если начнём сегодня, нужно распределить стартовый капитал. 26,8 миллиона долларов. Как их разместить? – сотрудник достал перьевую ручку, чёрнильный блеск мигнул на свете лампы.

Зачем ему ручка в XXI веке? Но спорить не стал.

– Всё – в первый вариант.

– Да, а какая сумма пойдёт на первый вариант?

– 26,8 миллиона.

Ручка застыла над бумагой, будто замёрзла в январском воздухе. Сотрудник поднял глаза – в них искрилось лёгкое недоумение. Он явно ждал продолжения, пояснений, хоть намёка на логику. Тишина повисла, вязкая, как патока. Ничего не последовало.

– То есть… из 26,8 миллиона – сколько вы хотите вложить в первый вариант? – переспросил он, голосом человека, который не верит своим ушам.

Все двадцать шесть миллионов восемьсот тысяч долларов.

– …Что?

Слова прозвучали так отчётливо, что в комнате на мгновение стало слышно только тихое жужжание кондиционера. На лицах собравшихся – недоумение, смешанное с едва заметной тенью тревоги. Казалось, смысл сказанного медленно, с трудом пробирается сквозь толщу их сознания, не находя там опоры. Глаза встретились. Голос прозвучал ровно, будто в нём застыло ледяное спокойствие:

– Двадцать шесть миллионов восемьсот тысяч. Всё до последнего цента – на первый вариант.

***

"Он что, совсем рехнулся?" – мысль, словно крик, пронзила сознание сотрудника, стоявшего за стойкой.

– Простите, просто чтобы уточнить….

– Да, всё целиком.

Сколько бы раз вопрос ни повторялся, ответ оставался прежним, твёрдым, как камень. Это была не просто смелость. Это походило на безумие. Безумец, решивший совершить шаг, от которого волосы встают дыбом. Естественно, нужно было остановить его. Но как?

– Может быть, всё-таки стоит распределить средства…, – голос сотрудника дрогнул, словно скрип старой двери.

– Нет. Это решение окончательное, с полной уверенностью.

– Но даже при вашей уверенности… с точки зрения управления рисками…, – слова звучали как слабое жужжание перед гулом грядущей грозы.

– Всё в порядке. Если пойдёт не так – всю ответственность беру на себя.

Ни один довод не пробил броню уверенности. Сергей Платонов стоял на своём, словно дуб, переживший сотню бурь.

– Есть правило, запрещающее вложить всё в одну позицию?

– Ну…, – голос сотрудника запнулся, как колёсико, наткнувшееся на камень. – Это….

Правил не вспомнилось. Никто и представить не мог, что кто-то в здравом уме решится на подобное.

– Мне нужно уточнить, – выдохнул он, ощущая, как в ладонях выступил холодный пот.

Сотрудник почти бегом бросился к начальству. По коридору тянуло лёгким ароматом полированного дерева и кофе, но даже этот уют не мог заглушить леденящий страх. Руководитель, услышав историю, нахмурился так, что складки на лбу потемнели.

– Что? Весь капитал на один вариант?!

Взгляд кричал без слов: "Ты издеваешься?!"

После третьего пересказа суть улеглась в сознании, как ледяной булыжник.

– Это нужно остановить! Разрешить такое – чистейшая халатность!

– Я пытался… но он непреклонен, – ответил сотрудник, чувствуя, как сердце колотится в горле.

– Чёрт, бездарь… – начальник процедил сквозь зубы, но понимал: бесполезно.

Ведь даже его собственные слова не изменили ничего.

Сергей Платонов повторял одно и то же:

– Это мои деньги. Разве не имею права распоряжаться ими по своему усмотрению? Скажите просто – нарушаю ли я правила?

Даже подключение верхушки ничего не дало. Платонов интересовался лишь одним – законно ли это. В итоге вызвали отдел этики и комплаенса.

– Прямого запрета нет. Но придётся зафиксировать, что вас категорически отговаривали, – сухо произнёс юрист, подавая чистый лист бумаги, на котором ещё пахло типографской краской.

Только после подписания отказа от претензий ураган улёгся. Но буря внутри компании разыгралась вовсю. Коридоры наполнились громкими голосами. Слово "олл-ин" звучало в каждой фразе, отскакивало от стен, как мячик. Высокопоставленные менеджеры метались по этажам, каблуки цокали по мрамору, словно отрывистый барабанный бой. Слухи вспыхнули мгновенно, как спичка в темноте. Через час Goldman кипел, словно улей, в который ткнули палкой.