- На колени, я сказал. – боец стоявший рядом, прикладом автомата бьёт по ногам Медведя несколько раз, заставляя опуститься на колени.

- Стреляй, девочка. Прямо в голову, чтоб не мучился. – подстёгивает Борский с лихорадочным блеском в глазах.

- Сделай это, Лиза, малышка моя. Освободи нас.

- Что ты такое говоришь. – качаю головой, поджимаю губы, не позволяя пролиться слезам. – Как я буду жить без тебя?

- Счастливо, Лиза, долго и счастливо. – твёрдость, с какой он это проговаривает, поражает. Он хочет умереть, он сумасшедший. – Умереть, Лиза, за тебя не страшно умереть.

В очередной раз накатывала тошнота, только стоящий в горле огромный ком не давал содержимому желудка вырваться наружу. Я водила глазами по сторонам, разглядывая серые стены, тускло освещённой комнатки. Прикрываю веки, ища в себе остатки той храбрости и смелости, про которую говорил любимый мужчина. Вот он стоит передо мной, рядом Борский, по бокам два бойца с автоматами, сзади двое охранников, пистолет одного из которых у меня в руках. Нам не выбраться отсюда живыми, ясно как божий день. Алик, где ж ты так долго, ты же обещал нас спасти. А теперь мне придётся стрелять в живого человека. Выжить любой ценой, Лиза. Выжить любой ценой. Вот цена твоей жизни. Я обхватываю рукоять двумя руками, мягко кладу палец на спусковой крючок.

«- Знаешь, Матвей, это переходит все грани разумного! – я кричу на мужа, не стесняясь посторонних людей, стоящих поодаль от нас. – Ты своей маниакальностью зашёл слишком далеко. Это курицы, живое существо, я не буду стрелять в них.

- Лиза, прекрати истерику. Тебе придётся. – сквозь зубы выговаривал мне муж.

- Нет, Матвей, твоя паранойя вышла за границы. Я не стану этого делать.

- Я говорил это уже тысячи раз, настанет момент, и тебе, возможно, придётся убить живое существо, и это будет далеко не курица, а человек.

- Я не собираюсь стрелять в человека.

- А если придётся? – мы тяжело дышали, сопротивляясь друг другу. Я порядком устала, всё свободное время меня словно к войне готовили, и эти курицы стали последней каплей в чаше моего терпения.

- Я не стану этого делать. – спокойно отвечаю Моти.

- Дай бог, не станешь. Дай бог, я сумею тебя огородить от этого, а если нет. Если перед тобой будет стоять выбор: ты или огромный мужик с автоматом, я хочу, чтобы у тебя не оставалось сомнений и моралей. Я хочу, чтобы в такой момент ты, не задумываясь, выстрелила, и дала себе шанс выжить. – муж крепко обнял меня, прислонившись к моему лбу своим. - Я готовлю тебя к этому, пытаюсь предугадать возможные события, самым страшным из которых может быть, где ты наедине с десятком вооружёнными бойцами. И когда другого выхода не останется, я хочу, чтобы ты была готова и морально, и физически в считанные секунды положить несколько человек.

- Они же живые. – качаю головой.

- Я знаю, драгоценная моя, я знаю. Выравниваешь дыханье, твердая рука. Сначала рябые, потом белые. Ты должна привыкать к виду крови. Хорошо, что нашлись только курицы, я хотел кроликов.

- Вот кроликов я бы тебе не простила»

И я стреляла, сначала плакала и стреляла, потом мне стало всё равно. Выравниваешь дыхание, твёрдая рука. Не задумываясь, выстрелила, дала себе шанс. Я вскидываю пистолет.

- Давай же, Лизаве…

Выстрел. И первая пуля приходится прямиком между глаз Виктора. Чуть вправо. Выстрел. Чуть влево. Выстрел. Трое. Считаные секунды. Никто не мог предугадать, и этого хватило. Вот только двое за моей спиной явно уже оценили произошедшее, готовясь к ответным действиям. Но один-то безоружен, я надеюсь безоружен. Резкий разворот. Нахожу цель. Взрыв. Инертные колебания, позволяющие едва удержаться на ногах. Автоматные очереди. Двое охранников переключаются на эти звуки, доносящиеся с улицы. Демьян выхватывает у меня из рук пистолет, и кладёт обоих четкими выстрелами. Прижимает мою голову к груди, целует макушку.

- Малышка моя, нам надо выбираться отсюда. Там явно Алик, устроил шоу для нас. – Дёма протягивает мне обратно пистолет, а сам хватает автомат.

Мы с оглядкой покидаем цокольный этаж, перебежками выбираясь наружу. Нельзя стоять, надо двигаться. На первом этаже крики и хаос достигают своего апогея. Бойцы Борского, отступают, похоже, не обращая на нас никакого внимания. Без своего хозяина и начальника, они попросту не знают, что делать, а умирать за просто так многим не хочется.

- С*ка! – рычит рядом Медведь, словивший всё-таки пулю.

Я не разбираю, где свои, а где чужие. Вижу лицо Артёма, который подхватывает под плечо Демьяна. Нас выводят из дома, в окружении нескольких бойцов. Передают в руки Алику. Футболка Демьяна пропитана кровью, он держится за бок. Руки в крови, джинсы в крови. Ему помогают усесться в машину, меня сажая рядом. Захлопывают дверь, и становится чуть тише. А хочется полнейший вакуум. Я как в пьяном бреду, хватаю открытым ртом воздух, не соображая, что происходит. Смотрю на мир как на боевик, не верю, что являюсь его участницей.

Медведь тяжело дышит, Алик матерится, а повсюду кровь. Смотрю на свои руки, они тоже в крови. Снова на Демьяна, а вместо его, вижу бледное лицо мёртвого Глеба. Прикрываю веки, перед закрытыми глазами предстает картина, как выстрелами, один за другим, я убиваю трёх человек. В голову. На раз. Бездыханные тела тяжёлым кулём падают на бетонный пол. Не дышат. Потому что мёртвые.

- Малышка, маленькая моя. – осипшим голосом зовёт меня любимый. – Всё хорошо, слышишь. Всё хорошо, мы выбрались. Потерпи чуть-чуть. Сейчас домчим в больничку.

Мой большой и раненый мужчина меня успокаивает. Прижимаюсь к нему, стараясь не сильно давить на рану.

- Ты должен держаться. Не смей умирать вместе с ними. Не бросай меня.

- Ни за что. Моя маленькая, никогда.

Слёзы быстрыми потоками стекают по щекам. Я едва могу разглядеть, как аккуратно Демьяну помогают выбраться из салона. Как почти закатываются его глаза. Опять в памяти всплывает Глеб. Прикрываю рот в немом крике, пока каталка с Медведем скрывается за дверьми клиники.

Надрывно кричу, раненым зверем. Бьюсь в накатившей истерике, реальность догнала меня и не собирается щадить. Оседаю, пойманная сильными руками Чёрного. Плачу, рыдаю, всхлипываю, едва умудряясь дышать. Я убила их, троих живых людей. Плохих или хороших, но убила. Я убийца. Не лучше Борского, не лучше Глеба.

- А-а, аха-аха… - каждый глоток воздуха причиняет боль. Не раненое сердце истекает кровью, сжимаясь от боли. Я убийца.

- Лизка, всё хорошо. Ты молодец. – Янка вцепляется в меня стальной хваткой, прижимает, убаюкивает, как ребёнка. – Ты справилась. Ты смогла. Ты мой герой. Ты спасла себя, спасла Демьяна. Ты это сделала. Ты молодец.

Шикаю, когда в плечо колет что-то острое, мгновение, и меня начинает отпускать, погружая в темноту и покой.

«Прибрежный песок очень тёплый, и морские волны, накатывающие на мои ноги, не уступают ему. На невероятно голубом небе светит яркое солнце. А лёгкий ветерок, шелестящий в лиственных кронах, дарит вселенский покой и умиротворение.

- Я знал, что найду тебя здесь. – рядом присаживается Мотя, обнимая руками свои колени. – Здесь красиво.

- Да, намного лучше, чем в лесу. Ты же помнишь, я всегда мечтала жить на берегу.

- Помню, Лизун, помню. – вздыхает покойный муж.

- Как ты думаешь, Глеб, правда, всю жизнь любил меня? Ну, ты понял. – поворачиваюсь к нему, разглядывая до боли знакомый профиль. Родные черты лица, врезавшиеся в память, не стёрлись за эти полтора года.

- Я не думаю, я знаю правду. И ты тоже её знаешь. – Мотя посмотрел на меня, и я всё поняла, по его глазам.

- Ты простил его?

- А ты?

- Он умер у меня на руках. Я всё равно на него злюсь, и немножко ненавижу.

- Это нормально, Лизун. Мне уже всё равно. Я простил его почти сразу. Что толку, если бы Борский убил в тот день нас двоих, а так у него был шанс помочь тебе. – Матвей наклонился и потёр большими пальцами себе лоб.