- А меня, ты сможешь простить? – нерешительно спрашиваю, того, кто давно мёртв.

- Мне не за что тебя прощать, любимая. Это тебе следует простить меня, и себя, как видимо, заодно. – Мотя провёл тыльной стороной пальцев по моей щеке и поцеловал ледяными губами. – Я хочу, чтобы ты была самой счастливой на свете, чтобы каждый день вставала и радовалась своей новой жизни, Лизун. Я так отчаянно желал сделать тебя счастливой при жизни, что ты просто обязана быть таковой после моей смерти.

- Я всё ещё люблю тебя. – нежно шепчу, прикрывая глаза, из которых уже готовы пролиться слёзы.

- Я знаю. Просто его ты любишь больше. Это правильно, он красава, чёткий мужик. Правда… да ладно, не суть. А теперь открывай глазки и просыпайся.

- Нет, подожди. Ты приснишься мне ещё, хоть раз?

- Нет, драгоценная моя, но я скоро вернусь к тебе. Обещаю»

Первое, что вижу, открыв глаза, это улыбающееся лицо Янки. Она по-матерински гладила меня по волосам, заботливо поправляя подушку. А стоило едва, пару раз, провести языком по пересохшим губам, помогла приподняться и попить воды.

- У тебя случилась истерика, пришлось вколоть анксиолитики. Если это важно, ты проспала всю ночь и половину дня. Сейчас двенадцать двадцать семь. – уточнила подруга, взглянув на часы. – Видимых повреждений у тебя не наблюдалось, за твоим состоянием следили всю ночь. Если что-то болит или беспокоит, скажи.

- Всё хорошо. Как Демьян? – непослушными губами задаю самый главный для себя вопрос. Янка закатывает глаза.

- Норуль твой Демьян. Пуля прошла рядом с почкой, ничего важного не задела. – я посмотрела на подругу красноречивым взглядом. – Ну, побит основательно, так, по мелочи, ушибы, гематомы, пара рёбер. – по мелочи?! Не знаю, что отразилось у меня на лице, но Янка быстро поправилась. - Эу, эу, всё с ним в порядке. Зашили, уже должны перевести из реанимации в палату. С ним бывало и похуже. А ты, если будешь примерной девочкой, разрешу вечером сходить к нему.

- Спасибо, мамочка. Но я лучше схожу сейчас. – пытаюсь подняться, но голова немного кружится, приковывая к постели.

- Во-от. – триумфально проговаривает Яна. – Сейчас тебя осмотрит врач. Потом ещё немного отдохнёшь, и дашь отдохнуть Дёме, а потом встретитесь.

- Алик небось уже давно торчит у него. – обиженно выговариваю Янке.

- Не думаю, что Дёма сейчас может здраво соображать. Да и Лёшику есть чем заняться. Он подчищает вчерашнее. Уж слишком много шума наделали.

Мы синхронно вздыхаем. Сейчас мысль, что я убийца, не так гложет мою душу, но рубец вины там останется навсегда. И эти лица, я, наверно, буду помнить всю жизнь. Как и истекающего кровью Глеба.

- Я не знаю, в курсе ты или нет, но Глеб…

- Он умер у меня на руках. – перебиваю подругу. – Это он убил Матвея, по приказу Борского.

Лицо подруги искривилось гримасой боли и разочарования.

- Мне очень жаль. Глеб был последним, на кого я могла подумать.

- Мне тоже жаль. – вздыхаю, проглатывая в горле ком, признаюсь в душевных терзаниях, надеясь облегчить боль. - А ещё я убила троих человек. Один, из которых Виктор Борский.

- За своего Лёшика, я, наверно, тоже бы убила. За Егора уж точно. Кык. – она скривилась, высунув язык набок, проведя по шее большим пальцем.

От этой умилительной мордашки я улыбнулась. Я давно не улыбалась. Казалось, целую вечность, хотя делала это только вчера утром. Только вчера, я была изнежена и залюблена своим Медведем, едва первые лучики солнца показались в нашем окошке. А в полдень мы с Янкой строили планы на их годовщину свадьбы, которую подруга мечтала провести в Вегасе, венчаясь в церкви Элвиса Пресли. Ещё вчера мы хохотали и ели мороженое. А кажется, год назад.

- Я убила трёх человек. – печально улыбнулась подруге. Та присела ко мне на кровать и обняла.

- Когда Лёшик лежал в больнице, а я отправляла Егора во Владик, перед посадкой он сказал: «Знаешь, мама, если тебя съел уж, то ты – ужин ужин».

- Хм, смешно.

- Я так же ему ответила. – подруга обняла меня ещё крепче.

Врачи, анализы, полный осмотр. Не знаю, кто из этих паникёров отдал приказ, но меня едва не засунули в аппарат МРТ. Только когда я не на шутку разозлилась, запретила к себе приближаться и отказалась от очередного успокоительного, Янка великодушно пустила меня к Демьяну.

Он лежал на кровати, грудная клетка была перевязана бандажом. Вспомнила слова подруги про рёбра. Забинтованное предплечье, я даже не видела, что случилось с его правой рукой. Нога в лангетке. Отёк на скуле спал, оставляя растёкшийся кровоподтёк. Подбитая нижняя губа покрылась коркой, которую мужчина нервно покусывал, слушая Лёшу. Как только Медведь заметил меня, жестом остановил друга.

- Алик, своди Янку выпить кофе. – Демьян не сводил с меня взгляда, и почему-то внутри всё похолодело. Не чувствовала, такого даже при нашей первой встрече.

Я присела рядом с ним на кровать. Молча. Сжала пальцы на перебинтованной руке. Так же молча, легонько коснулась губами его губ, ненадолго задержав поцелуй, провела языком по вскрывшейся ране, чувствуя солоноватый вкус крови. Он не сопротивлялся, не отталкивал, большой мужчина бездействовал, и сопел как ребёнок.

- Как ты? – спросила, не в силах терпеть затянувшееся молчание.

- В порядке, бывало и хуже. – с тягостным вздохом ответил Медведь. Я в непонимании нахмурилась. – Как ты себя чувствуешь? Мне сказали, у тебя случилась истерика.

- Ерунда, меня догнало. – старалась говорить как можно жизнерадостней, старалась разрядить обстановку. Я уже физически чувствовала, нарастающее напряжение, как вокруг сгущался воздух. – Вчера умерло столько человек, и всё из-за меня. Было как-то не по себе. Ещё и ты в таком плачевном состоянии. Был.

Мы сидели рядом, но очень далеко. Между нами образовывалась пропасть, с каждой секундой становясь всё шире. Трудно поверить, что ещё вчера, у меня не было родней человека, мужчины, который сейчас смотрит с такой отрешённостью. Нерешительно, кладу руку на скованную бандажом грудь. Хочу почувствовать, хочу знать, так же сильно бьётся его сердце, как моё, которое в испуге, готово разбиться о грудную клетку. Демьян тянется за лежащей недалеко папкой и молча вручает её мне.

- Что это? – не знаю, про что именно спрашиваю, про папку или про игру в молчанку, которую он снова устроил, как в самом начале нашего общения.

- Это документы на недвижимость в Испании, которую приобрёл для тебя Матвей. Там есть контакт поверенного. Поскольку Борский тебе больше не угрожает, Алик и наши юристы помогут переоформить дом на твоё настоящее имя. Если всё пройдёт гладко, неделька, и можешь лететь вступать в права собственности.

Он думает, что я хочу уехать от него, поэтому такой? Глупости.

- А если я не хочу уезжать? – натянуто улыбаюсь мужчине.

- Как заблагорассудится. Можешь уехать, можешь остаться и жить в Москве. Теперь ты легко можешь вернуться в свою квартиру, тебя больше никто не побеспокоит.

Вот теперь это уже не глупости, не кажущееся и выдуманное. Демьян действительно порывает со мной, выстраивает границы, воздвигает стены. И делает это так по-детски, делая вид, что между нами не было ничего, как будто не он называл меня своей малышкой. Сглатываю предательский ком, слишком шумно, слишком откровенно выдаю свою обескураженность. Хватаюсь за папку как за спасательный круг, поднимаясь и отступая назад. Делая расстояние между нами реально видимым.

- Да, я бы хотела вернуться к себе домой, – намеренно выделяю эти два слова. – сегодня. С твоего позволения, я бы заехала к тебе, забрать свой рюкзак. – теперь даже язык не повернётся произнести «из нашей комнаты». А ведь ещё вчера он сам говорил, что она наша. Какие глупости.

- Он у Алика в машине, вместе с твоими вещами. – Удар! Нокдаун!

- Хм. – прижимаю папку с документами сильней. Обнимая её руками, обнимаю себя. Чтоб не выдать волнения и накатывающей боли. - Могу я навестить тебя хоть раз. Пока ты здесь. – жалкие трепыхания, понимаю это не хуже сверлящего меня взглядом мужчины.