Когда они наконец разъединились, чтобы перевести дыхание, он прижал её лоб к своему.

— Это ужасная идея, — прошептал он, его дыхание было горячим на её губах.

— Знаю, — она закрыла глаза. — Продолжай.

Он снова поцеловал её, и в этот раз поцелуй был медленнее, глубже, более осознанным. Это была не вспышка ярости, а начало чего-то нового. Страшного, неизвестного и невероятно желанного.

Раздавшийся резкий звонок стационарного телефона на столе заставил их вздрогнуть и отпрянуть друг от друга, как подростков, застигнутых родителями. Орлов с раздражением взглянул на аппарат, но не стал поднимать трубку. Воздух в кабинете снова наэлектризовался, но теперь по другой причине.

— Иди домой, — сказал он, его голос снова приобрёл оттенок приказа, но теперь в нём слышалась хриплая нежность. — Сегодня. Сейчас.

— А ты? — спросила она, всё ещё пытаясь отдышаться.

— Мне нужно… подумать. — Он отвернулся и подошёл к окну. Его спина, обычно такая прямая и неуязвимая, сейчас выглядела напряжённой. — Иди, Вероника. Пока я не передумал и не совершил чего-то, о чём мы оба будем жалеть.

Она поняла, что на сегодня отвоёвано достаточно. Она взяла сумочку и молча направилась к выходу. На пороге она обернулась.

— Я не уйду, Александр, — тихо сказала она. — И не за двойную цену.

Он не обернулся, но она увидела, как дрогнули его плечи. Она вышла, закрыв за собой дверь.

Орлов стоял у окна, глядя на вечерний город. Его сердце стучало с бешеной частотой. Он провёл пальцами по губам, всё ещё чувствуя её вкус — кофе, виски и что-то неуловимо сладкое. Он был прав. Это была катастрофа. Но впервые в жизни он не хотел её избегать. Он хотел нырнуть в неё с головой.

Доставая телефон, он набрал номер.

— Мария, — сказал он, когда секретарша ответила. — Отмените все мои совещания на завтра. И найдите мне всё, что можно, на Алёну. Все её текущие проекты, финансовые потоки. Всё.

Он положил трубку. Война объявлена. И на этот раз он будет сражаться не за компанию. Он будет сражаться за неё.

Солнце, бившее в окна её квартиры, казалось Веронике откровенным издевательством. Как может мир сиять с такой бессмысленной, натужной бодростью, когда её собственная вселенная лежит в руинах, пусть и прекрасных? Она провела ночь без сна, ворочаясь в постели и раз за разом прокручивая в голове тот поцелуй. Его губы. Его руки. Его слова: «Ты — катастрофа».

Она заставила себя встать, принять душ такой холодный, что перехватывало дыхание, и надеть самый строгий, почти монашеский костюм — чёрный, с высоким воротником. Броня. Ей понадобится вся броня, какая есть.

В офисе царила привычная утренняя суета, но Вероника уловила в воздухе лёгкое, едва заметное изменение. Секретарши перешёптывались, замолкая при её появлении. Взгляды сотрудников, обычно скользившие мимо, теперь задерживались на ней на долю секунды дольше. «Знают? Не может быть. Чувствуют? О да, чувствуют. От меня сейчас фонит напряжением, как от высоковольтной вышки».

Дверь его кабинета была закрыта. Она заставила себя не смотреть в ту сторону и прошла в свою комнату, с облегчением захлопнув дверь. Первое испытание было пройдено.

Оно длилось ровно пятнадцать минут. Потом внутренний телефон на её столе резко зазвонил, заставив её вздрогнуть. Голос Марии, секретарши, был профессионально-бесстрастным:

— Вероника, Александр Викторович просит вас к себе. С текущими отчётами.

Сердце ушло в пятки. «С текущими отчётами». Звучало так буднично, так безопасно. Но она-то знала, что это ловушка.

Подойдя к его кабинету, она сделала глубокий вдох, отстучала ритмично и чётко и вошла, не дожидаясь ответа.

Александр Орлов сидел за своим столом, погружённый в чтение документов. Он был безупречен — тёмно-синий костюм, белая рубашка, галстук. На лице — привычная маска холодной сосредоточенности. Казалось, прошлой ночи и не было вовсе. Только емупа с ушами на подоконнике казалась немым свидетельством, что в этой стерильной вселенной возможны какие-то дурацкие, нелогичные вещи.

— Колесникова, — он поднял на неё взгляд. Ни тени волнения, ни намёка на интимность. Только деловой тон. — Отчёт по вчерашней аналитике. И план публикаций на следующую неделю.

Он протянул руку, не касаясь её, когда она подавала папку. Его пальцы были уверенными и спокойными. Вероника почувствовала прилив досады. Неужели он действительно так легко может отключиться? Для него это действительно было просто «хобби»?

— Есть проблемы с блогером Иваном Савельевым, — сказала она, заставляя свой голос звучать так же ровно. — После вчерашней трансляции он начал копать глубже, требует доступ к архивам испытаний пятилетней давности.

— Естественно, — Орлов отложил папку, не глядя на неё. — Ты дала ему слишком много слабины. Теперь он почувствовал вкус крови. Отказать. Вежливо, но твёрдо.

— Это вызовет новую волну недоверия! — не выдержала Вероника. — Мы только что добились прозрачности, а теперь снова уходим в глухую оборону?

Наконец он посмотрел на неё. По-настоящему. Его глаза были тёмными и непроницаемыми.

— Есть разница между прозрачностью и самоубийством, Колесникова. Архивы — это то, что может похоронить нас по-настоящему. Мы не можем этого позволить. Твоя задача — придумать, как отказать, не выглядя при этом виноватыми.

— Моя задача — спасти вашу репутацию, а не хоронить её глубже! — выпалила она, забыв о всякой осторожности. — Я не буду покрывать старые грехи! Если там есть что-то, о чём стоит молчать, мне нужно знать что!

Вокруг его рта легла жёсткая складка.

— Ты переходишь границы. Есть вещи, которые тебя не касаются.

— О, границы! — она засмеялась с горькой истерикой. — А вчера вечером, в моём кабинете, о границах вы, кажется, забыли!

Мгновенная тишина, наступившая после её слов, была оглушительной. Маска на его лице дрогнула. В глазах вспыхнула ярость, но не та, холодная, деловая, а горячая, личная.

— Вчерашний вечер был ошибкой, — прорычал он, вставая. Его рост снова стал доминировать над помещением. — И я не намерен её повторять. Мы будем работать. Профессионально. Или я найду кого-то, кто сможет это делать без личных драм.

Его слова ударили её с такой силой, что она физически отшатнулась. Боль, острая и унизительная, пронзила её. Так вот как он решил поступить. Сделать вид, что ничего не было, а если она сопротивляется — пригрозить увольнением.

— Понятно, — её голос стал тихим и опасным. — Значит, госпожа Орлова была права. Как только становится сложно, вы предпочитаете нажать кнопку «сброс». Удобная позиция для человека, который любит всё контролировать.

Он резко обошёл стол, оказавшись перед ней так близко, что она почувствовала исходящее от него тепло.

— Не смей сравнивать меня с ней, — его шёпот был звенящим, как натянутая струна. — И не смей думать, что ты что-то понимаешь в том, что происходит у меня в голове.

— А как мне понять? — она не отступала, поднимая подбородок. Её глаза блестели от непролитых слёз и гнева. — Вы то целуете меня, как будто я ваше последнее прибежище, то обращаетесь со мной, как с назойливой стажёркой! Дайте мне алгоритм, Александр Викторович! Как с вами правильно? Какие кнопки нажимать, чтобы не оказаться выброшенной за борт?

Он схватил её за плечи. Не больно, но очень твёрдо. Его пальцы впились в ткань её пиджака.

— Единственная кнопка, которую тебе стоит бояться, — это та, что включает моё самообладание. И ты, чёрт тебя дери, находишь её с завидной регулярностью!

Они стояли, тяжело дыша, почти упираясь лбами. Гнев был ширмой, за которой пряталось что-то большее — страх, влечение, полная потеря контроля над ситуацией.

— Я не хочу быть твоей ошибкой, — выдохнула она, и её голос дрогнул.

Его хватка ослабла. Он отступил на шаг, провёл рукой по лицу. Внезапно он выглядел не властным магнатом, а просто уставшим мужчиной.