Александр Орлов ненавидел беспорядок. Беспорядок в документах, в графике, в мыслях. Его жизнь была отполированным механизмом, где каждая шестерёнка знала своё место. Сейчас в этот механизм запустили бензопилу в виде кризиса «ФармаСинтеза», и он чувствовал, как скрежещут его собственные, до сих пор безупречные, шестерёнки.

Поэтому, когда ровно в 8:00 утра дверь его кабинета распахнулась, впуская не только его нового кризис-менеджера, но и шквал энергии, пахнущий кофе и цитрусовыми духами, его первым импульсом было вышвырнуть нарушителя спокойствия вместе со стулом.

Вероника Колесникова остановилась на пороге, оценивающе окинула взглядом стерильное пространство кабинета — ни одной лишней бумажки, ни одного намёка на личные вещи — и свистнула.

— Ничего себе. Похоже на кабинет патологоанатома, который очень гордится своей работой. Здравствуйте, Александр Викторович. Выглядите бодро для человека, чей бизнес собираются хоронить с почестями.

Орлов медленно поднял глаза от бумаг. На ней не было делового костюма. Ярко-розовая водолазка, тёмные джинсы и потрёпанные кеды с рисунком акулы. В руке — тот самый злополучный стаканчик кофе.

— Колесникова. На вас дресс-код не распространяется? Или вы решили, что кризис — это повод для карнавала?

— Дресс-код — это первое, что умирает при падении репутации, — парировала она, подходя к его столу и бесцеремонно устраиваясь в кресле напротив. — Если я буду выглядеть как все эти зажатые менеджеры, я и думать буду как они. А нам это не нужно. Вам нужен свежий взгляд. Вот он я. Пахнет капучино и безрассудством.

Он откинулся на спинку кресла. Наглость этой женщины не знала границ. Это раздражало. И… вызывало интерес. Как редкий, опасный вирус.

— Ваш «свежий взгляд» уже успел ознакомиться с материалами? Или вы планируете импровизировать?

— О, я ознакомилась. Ваши юристы написали такой поток оправданий, что хочется посочувствовать оппонентам просто за то, что им пришлось это читать. Скучно, сложно и абсолютно нечеловечно. Люди не верят роботам, Александр Викторович. Они верят историям. Часто — самым дурацким. Так давайте создадим свою историю. Историю исправления.

— И как вы предлагаете это сделать? — его голос был ледяным. — Устроить цирковое представление?

— Почти! — она сияла. — Первый шаг: мы не будем отнекиваться. Мы согласимся.

Он поднял бровь.

— Продолжайте. Мне интересно услышать, как самоубийство может быть стратегией.

— Мы выпускаем заявление. Не ваши юристы, а я. От имени компании. Суть: «Да, в процессе сбора данных имели место быть отдельные недочёты системного характера. Мы не оправдываемся. Мы исправляем. Мы уволили трёх менеджеров, которые за это отвечали (имена можно потом придумать), и мы удваиваем финансирование независимых исследований. Кроме того, мы создаём открытый форум, где любой пациент может задать вопрос и получить честный ответ лично от меня. Вероники Колесниковой. Та самая, которая спасает репутации, пока вы спите».

Орлов несколько секунд молча смотрел на неё. Потом его губы тронуло подобие улыбки. Это было похоже на то, как лёд трескается под давлением.

— Вы хотите сделать лицом скандала саму себя? Это либо гениально, либо…

— … совершенно безумно. Я знаю. Но это сработает. Потому что это честно. Ну, почти. Людям надоела корпоративная ложь. Им хочется человечности. Даже если эта человечность — остроумная психопатка в розовом свитере.

Он встал и подошёл к окну, глядя на раскинувшийся внизу город. Его город. Его империя, в которую эта девчонка ворвалась как ураган.

— Вы рискуете всей моей компанией на своей интуиции, Колесникова.

— А вы рискуете всей своей компанией, ничего не делая, — она подошла к нему, встав рядом. Он почувствовал лёгкий шлейф её духов. — Мир изменился, Александр Викторович. Чтобы выжить, иногда нужно перестать быть гранитной глыбой и стать… хамелеоном. Ярким, быстрым и немножко ядовитым.

Он повернулся к ней. Они стояли так близко, что он видел золотистые веснушки у неё на носу и смеющиеся искорки в глазах. В них не было ни страха, ни подобострастия. Был вызов.

— Хорошо, — тихо сказал он. — Вы получаете один шанс. Но если ваша клоунада провалится…

— … вы лично выбросите меня из этого окна? — закончила она за него. — Знаете, для человека с таким дорогим костюмом вы удивительно прямолинейны в угрозах. Договорились. Но предупреждаю, я упрямая. И отскакиваю от любых поверхностей.

Она сделала глоток кофе и направилась к выходу. На пороге обернулась.

— Кстати, насчёт кактуса. Я была права. Закажу емупа с ушами. Он скрасит вашу суровую жизнь. И, возможно, научит вас улыбаться.

Дверь закрылась. Орлов остался один в гробовой тишине своего кабинета. Он снова подошёл к столу и нажал кнопку селектора.

— Мария, найдите, где можно купить… емупа с ушами. И принесите мне кофе. Двойной эспрессо.

В трубке повисло недоумённое молчание.

— Эму… с ушами, Александр Викторович?

— Кактус, Мария. Просто кактус, — он отключил связь и снова посмотрел на дверь. Впервые за долгие годы уголки его губ сами собой потянулись вверх. Война только начиналась, но он уже с нетерпением ждал следующего сражения.

Переговорная напоминала штаб перед решающим сражением, если бы штаб был оформлен в стиле хай-тек и пахло дорогим кофе и страхом. Десять человек, лучшие умы «Орлов Групп», сидели за столом из полированного чёрного дерева. Их позы были скованными, взгляды — бегающими. Они ждали своего лидера, Александра Орлова, и того урагана, который он на них наслал.

Первым вошёл Орлов. Его появление вызвало мгновенную, звенящую тишину. Он был облачён в идеально сидящий тёмно-серый костюм, и каждый его движение был отточен и полон холодной власти. Он молча прошёл к главе стола, окинул собравшихся взглядом, который заставил пары менеджеров постарше потупить глаза, и занял своё место. Он был грозой, сгустившейся перед бурей.

Буря ворвалась следом, вкатив за собой стойку с флипчартом. Вероника была в том же розовом свитере, но сегодня к нему добавились массивные серебряные серёжки в виде пауков.

— Приветствую, команда обречённых! — огласила она, хлопнув в ладоши. Звук получился резким и неуместно весёлым. — Начинаем наше первое собрание по воскрешению из мёртвых. Кто взял попкорн? Шучу. Попкорн будет потом, когда мы начнём хоронить ваших конкурентов.

В комнате повисло ошеломлённое молчание. Вице-президент по развитию, сухопарый мужчина по имени Аркадий Семёнович, с лицом, высеченным из гранита недоверия, скептически хмыкнул.

— Мисс Колесникова, мы здесь для серьёзного обсуждения, а не для…

— … для того, чтобы продолжать хоронить себя заживо? Согласна, — парировала Вероника, перебивая его. Она с громким шелестом прикрепила к флипчарту лист ватмана, на котором был нарисован улыбающийся скелет, пьющий из кружки с логотипом «Орлов Фарма». Подпись гласила: «Наш главный бета-тестер. Результат: 100% отсутствия побочных эффектов. Потому что он уже мёртв».

Александр Орлов медленно повернул голову в её сторону. Его взгляд был тяжёлым, как свинцовая плита.

— Колесникова. Объясните, каким образом чёрный юмор на уровне студенческого КВНа должен спасти многомиллиардный холдинг?

— Элементарно, Ватсон, — она улыбнулась ему во весь рот, явно получая удовольствие от его сарказма. — Сейчас о вас говорят как о бездушной корпорации. Чтобы убить этот миф, нужно показать, что у вас есть… ну, если не душа, то хотя бы чувство юмора. Юмор — это человечно. А люди склонны прощать тех, кто может посмеяться над собой. Даже если шутки ниже плинтуса. Иногда особенно тогда.

— Это не шутка, это кощунство, — прошипел Аркадий Семёнович.

— Кощунство — это скрывать данные о лекарствах, — парировала Вероника, и её голос впервые потерял игривые нотки, став стальным. — А рисование глупых картинок — это терапия. Для вас в первую очередь. Вы все настолько напуганы, что излучаете панику, как радиацию. Пресса это считывает за версту. Мы должны сменить пластинку. С «мы все умрём» на «бывало и хуже».