— Какой же я дурак… Я должен ее найти, объясниться, попросить прощения, — метался я по палате, как загнанный зверь. В голове крутились обрывки воспоминаний, моменты, когда мы были счастливы: как она смеялась, как светились ее глаза, когда я делал что-то глупое, но приятное для нее.

Наш последний совместный завтрак был светлым пятном за последние полгода. Я хотел снова и снова видеть ее радостную улыбку, удивленный взгляд….

— То, что ты дурак, это вне сомнения… Но если ты сейчас бросишь подготовку к операции, подведешь Лизу. Она ведь так долго этого добивалась, — спокойно ответил Игорь, хоть в голосе и проскользнуло раздражение. — Напиши ее адрес, номер телефона у нас есть. Будем искать, объясняться…

Кажется, я шокировал даже своего лучшего друга.

— Привези Лизу. Я хочу поговорить с ней сам, — попросил, не сомневаясь, что он не подведет.

Я не мог больше держать все в себе.

— Попытаюсь. Давай готовься. Мы все поможем тебе встать на ноги!

— Хотелось бы… Знаешь, какие сны я вижу? Как я танцую с ней свадебный вальс, на своих двоих, — признался, закрывая глаза. Этот сон был моим спасением. Моей надеждой.

— Вот и отлично, гляди, еще на вашей свадьбе погуляем! Все, я пошел искать твою пропажу. — Игорь дал отбой, а я так и остался с телефоном в руке.

Телефон молчал, но я знал, что больше он не будет моим врагом. Глядя на темный экран, прошептал, словно надеясь, что Лиза меня услышит:

— Прости, что так с тобой обошелся. Я найду тебя, обещаю...

Лиза

Приходила в себя с трудом, будто выныривала из бездонной темноты. Мамин голос, словно спасательный круг, выталкивал меня вверх, но я долго не могла за него ухватиться.

Она звала, просила что-то…

Вернуться?

— Мам… — произнесла я хриплым, чужим голосом, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь.

Но перед глазами все плыло… Сквозь мутную пелену я не могла разобрать очертания предметов, что-то тяжелое давило на веки, не давая сосредоточить взгляд.

Надо мной нависла тень, в которой я интуитивно узнала маму.

— Детка, ну зачем было доводить себя до такого состояния? — ее голос дрожал как осенний лист на ветру.

— Не знаю… — прошептала я через силу.

Зрение начало возвращаться, хоть и не сразу. Я смогла разглядеть маму: она сидела рядом, ее лицо было изможденным, а во взгляде читалась боль. На хрупкие плечи был накинут больничный халат.

По моим щекам начали катиться слезы. Я опять ее подвела.

— Вот и я не знаю. Тебя в прошлый раз врачи предупреждали, а ты все свое… Люблю, люблю… — с обидой сказала она.

— Мам, прости… — сглотнула горький ком в горле.

— Да что тут прощать, — вздохнула мама, вытирая слезы. — Главное, что ты пришла в себя. Все остальное — ерунда. Мы справимся, слышишь?

Ее слова были как глоток свежего воздуха, и я почувствовала, что начинаю успокаиваться. Мама взяла меня за руку, и ее тепло согрело мое измученное сердце.

Через несколько минут в палату вошел мужчина в халате. Маме пришлось забрать стул и отойти.

— Итак, что у нас тут? — Доктор пощупал мой пульс, затем приложил стетоскоп к груди. Его движения были быстрыми и точными, но во взгляде читалась тревога.

Послушав сердце, он посветил фонариком мне в глаза, и я почувствовала, как холодный свет пронзил меня насквозь.

— Аппараты убираем, оставляем только измеряющие давление и сердечный ритм.

— Что со мной? — просипела я, не в силах выдавить ничего больше из перехваченного спазмом горла. Голос был едва слышен, словно доносился из-под земли.

— Как врач вы очень плохо отнеслись к своему здоровью, — пожурил мужчина, строго сдвинув брови. — Как можно было игнорировать симптомы? Они же были? — сочувственно покачал головой.

— Головокружение, учащенное сердцебиение, тошнота… Гипертонический криз? — прошептала я, ощущая, как паника захлестывает меня.

— Чему вас в институтах сейчас учат? Еще и педиатр! — раздраженно цокнул языком врач и посмотрел на меня с жалостью. — Вы беременны, и срок вполне приличный — восемнадцать недель!

— Что?.. — Я попыталась встать, но тело все еще не слушалось. Пульс вдруг участился, голова закружилась с новой силой, и я почувствовала, как мир вокруг вновь начинает плыть.

Меня аккуратно уложили на подушку. Мама испуганно схватилась за мою руку, встав с другой стороны больничной койки.

— Вы совершенно безответственны! — воскликнул врач, однако возмущение в голосе тут же сменилось беспокойством. — Сейчас же назначу вам мягкое успокоительное. Себя не бережете, так подумайте о ребенке!

Он подхватил планшет с назначениями и покинул палату, оставив меня в полном смятении и растерянности.

— Мама… — с трудом выдавила я, вытирая глаза, в которых стояли слезы. Сердце разрывалось на части.

— Сейчас ты должна выбрать… — присела она на край койки, стараясь говорить спокойно и сдержанно. — Последствия слишком опасны.

— Тут нечего выбирать. Илья направлен на операцию, и зная его упрямство… — я закусила губу, пытаясь сдержать всхлип. — Думаю, он встанет на ноги, назло себе… и мне заодно. Он справится. А вот я…

— А ты? Ты ведь понимаешь, что твое здоровье не бесконечно. Один срыв за другим, я боюсь, что однажды…

— Эпопея под названием «Спасти Илью» закончена, — прошептала я, и по щеке стекла предательская слеза.

Мама говорила что-то еще, но я уже не слушала. В голове эхом звучали слова Ильи: «Семья мне не нужна».

Мне будто вонзали нож в сердце, из раза в раз. Но он был прав. В нынешней ситуации мы с малышом станем для него обузой...

Я отвернулась, не в силах смотреть маме в глаза. Внутри все сжалось от боли и отчаяния.

«Я справлюсь, — мысленно повторяла я, сжимая кулаки. — Я должна справиться ради малыша. Ради нас обоих».

В больнице я осталась на две недели. Все это время словно находилась в плену своих мыслей и чувств. Решение о том, что наши пути с Ильей действительно разошлись, далось мне непросто. Внутри бушевал шквал эмоций: облегчение смешалось с горечью, обидой, от тоски хотелось выть… Я старалась держаться, не подавать виду, что мучаюсь, но каждый раз слезы предательски наворачивались на глаза.

Телефон включила всего на несколько минут, чтобы позвонить на работу и предупредить, что ушла на больничный. Каждое нажатие кнопки отзывалось тупой болью в груди. А еще я сделала то, что обещала: перевела собранную сумму Илье, вернее, его знакомой. Ему эти деньги были нужнее.

Отключила телефон снова, игнорируя пропущенные вызовы. Не могла заставить себя ответить. Знала, что это вызовет очередной приступ паники, последствия которого могут быть непредсказуемыми.

Мама нашла выход, как всегда. Принесла мне другой простенький телефон и одну из своих сим-карт. Сказала, что так я буду на связи с родными. От этого мое настроение немного улучшилось. Я могла разговаривать с ней, сестрой, бабушкой. Их голоса, пусть и далекие, помогали мне держаться на плаву.

Постепенно я возвращалась в привычный мир, где был кто-то кроме Ильи. Но от каждого воспоминания о нем сердце до сих пор изнывало. Я чувствовала, как эти раны медленно затягиваются, но боль все еще была там, глубоко внутри…

Я обязательно справлюсь. Я буду сильной. И найду выход, даже если это будет нелегко.

Илья

Новостей не было три дня. Ее телефон включился, потом снова стал недоступен. Это давало надежду на то, что с ней все хорошо… Возможно, Лиза решила немного отдохнуть, от меня в первую очередь. Она всегда так делала, когда чувствовала, что я слишком наседаю.

Но сегодня, когда врач сообщил мне дату операции, пришел Игорь. Он выглядел так, словно не спал уже несколько ночей: помятый, с темными кругами под глазами и уставшим взглядом, рассеянно блуждающим по палате.