Хромов сжал губы в тонкую линию. Он понимал резон Косого, но внутри всё же теплилась надежда на удачу.

– Теоретически да. Но на деле не всё так просто, – рассудил он, оглядываясь по сторонам, будто сама чаща могла подслушать его рассуждения. – Чтобы загнать сюда тысячи бойцов, нужны колоссальные запасы. А их просто не хватит. Не в том дело, что еды мало – есть вопросы логистики: доставка грузов, транспорт, люди, снабжение. Даже у Потанина есть пределы. Они притащили слишком много оружия и взрывчатки – значит, ставка сделана на устрашение и мощь, а не на длительную осаду. Я ставлю на то, что передовая группа у них около тысячи человек. Максимум.

Слова Хромова прозвучали уверенно, но в лесу от этого не стало спокойнее. Напротив – тишина вокруг казалась ещё гнетущей, словно деревья слушали и молча спорили с его выводами.

Ярослав задумался. Он видел, что у Станислава взгляд опытного человека, привыкшего просчитывать шаги наперёд. Но внутреннее напряжение не отпускало.

– Хорошо, полагаюсь на тебя, – произнёс он наконец. – Но предупреждаю сразу: если они расставят посты слишком плотно и периметр станет непробиваемым, я пойду в обход. Даже если придётся тащиться через Урал к самой крепости 333.

Сухой ветер с вершины донёс запах сырой земли, перемешанный с железным духом крови. Лес вокруг словно затаился, и даже старые ели не шелестели хвойными лапами. В этой тишине обещание Ярослава прозвучало особенно твёрдо – как клятва.

– Хорошо, – кивнул Станислав Хромов.

Он прекрасно понимал, что решение Косого было верным. Ведь если они втроём – он, Ярослав и Журавлёва – столкнутся лицом к лицу с преследованием хотя бы тысячи вооружённых людей, исход будет один – трагический. В его взгляде проступила решимость, резкая, как натянутый канат.

– Если придётся вести партизанскую войну, нам будет нужно отрезать от себя тех троих… они попросту не выдержат темпа…, – он вдруг осёкся. – Подождите минутку!

Слова застряли в горле. Хромов резко обернулся, нервно вглядываясь в мрак, среди которого звенела только каплями влага, скатывающаяся с веток.

– Где Журавлёва? – спросил он с изумлением, от которого у него даже голос сел.

Ярослав тоже на мгновение остолбенел, словно его ударило током. Он быстро повёл глазами по сторонам, чутко прислушался к каждому шороху леса, потом резко повернулся к Людвигу Булавкину, замыкавшему колонну.

– Ты видел Ярославу? – в голосе прозвучала тревога.

– Нет, я не обратил внимания, – равнодушно отозвался Людвиг, пожав плечами.

Тишина нависла над группой, как тяжёлое одеяло. Только далёкий треск сучьев напоминал, что где-то рядом живёт лес. И тогда до всех дошло: никто не заметил, в какой именно момент Ярослава исчезла.

Если бы пропал Людвиг, Ярослав скорее подумал бы, что того утащило какое-то сверхъестественное чудовище. Но в случае с Журавлёвой всё выглядело иначе.

Косой и Хромов оба не считали её, вместе с Людвигом, Любовью Синявиной и незадачливым солдатом, обузой, балластом, тащить который в глушь уральских гор было в тягость. Но внезапно у обоих возникло совершенно обратное чувство: будто это она считала их пятерых бесполезным грузом.

"Зачем же тогда она вообще пришла сюда?" – с холодком подумал Ярослав. Перед внутренним взором мелькнула догадка: её влекло не то, что было на поверхности, не тайна Урала, о которой судачили в крепости. Нет. Она шла за чем-то большим, куда более мрачным и опасным.

Журавлёва преследовала собственную цель.

Ярослав и Станислав переглянулись, и в этот миг каждый понял без слов, что думает другой.

– Значит так… – голос Косого прозвучал твёрдо и решительно. – Возможно, Ярослава просто отстала. Как товарищи, мы обязаны разделиться и поискать её. Слишком рискованно будет, если её найдут чужие.

Они разошлись в разные стороны – тени, растворяющиеся в темноте. Лес сразу словно стал гуще, налился влажным дыханием и холодной сыростью, а воздух между деревьев зазвенел тревогой.

Людвиг, Любовь Синявина и Ван Лэй остались стоять, переглянувшись с растерянными лицами. Они никак не могли понять, как Ярослава сумела исчезнуть так тихо и незаметно – ни скрипа ветки, ни шороха шагов.

– Вам не кажется, что она ведёт себя странно? – наконец нарушил молчание Людвиг, глядя то на темноту, куда ушёл Косой, то на сторону, где растворился Хромов. – Она ведь заплатила нам немалые деньги, чтобы попасть в нашу группу. А выходит, что у неё здесь своя игра… своя цель.

С этими словами он шагнул ближе, пытаясь уловить хоть какой-то звук. Но там, в глубине леса, уже не было ни Косого, ни Хромова. Оба исчезли так же стремительно, как и Ярослава.

– Что за чертовщина тут творится?! – голос дрожал, как у человека, которого предали. – О каком разделении ради поисков вы говорили? Вы же просто сбежали вдвоем!

Косой, Хромов и Журавлёва каждый по-своему приняли решение избавиться от обузы, когда добрались ближе к сердцевине уральских гор.

Их нельзя было винить: они прекрасно знали, какой силой обладали войска Консорциума Потанина. Прорываться ли напролом или петлять в обход, чтобы выжить – с Людвигом Булавкиным, Любовью Синявиной и Ван Леем в придачу это стало бы самоубийством.

Никто никому ничего не был должен, и потому троица оставила спутников без лишних колебаний.

И все же Косому было горько: ведь он столько дней ухищрялся, пытаясь заслужить благодарность этих людей. Девяносто три жетона признательности – неплохой улов, но теперь, когда ему предстояло двигаться в одиночку, собрать новые будет куда труднее.

А брошенные спутники – Людвиг, Любовь и Ван Лей – растерялись и запаниковали. Их первой мыслью было обратиться под защиту Консорциума Потанина. Но стоило лишь вспомнить слухи о том, как Консорциум поступает с лишними свидетелями, как эта идея обернулась смертным приговором. Выход один – держаться за Ярослава и остальных. Но едва они потянулись за ними, те трое один за другим растворились в камнях и еловых тенях, оставив лишь треск веток под ногами.

И тут, когда на них навалилась тягучая растерянность, вдруг раздалось глухое, тянущееся по земле эхо. Будто по камням и корням елозили железные цепи. Металл скрежетал, застревал, а потом с протяжным "дзынь!" рвался снова вперёд.

У троих, что остались, по позвоночнику побежали холодные мурашки. В висках защёлкало, голова отозвалась тупым давлением – будто невидимая рука схватила их за черепа. Они вспомнили слова: чудовище не выходит днём. Но почему же оно шло за ними, шаг за шагом?

Перед глазами Людвига вставала жуткая картина – окровавленный труп пропавшего солдата, полузадушенные звери, что накануне панически вырывались из чащи. Он даже услышал снова – густой, тягучий звук: капли слюны, вязкой, как смола, падали на листья. Шлёп. Шлёп.

В груди Людвига что-то хрустнуло, и он сорвался с места. Плевать на то, убьёт ли его Консорциум, плевать на всё – лишь бы ноги унесли подальше.

Когда он рванул вперёд, Любовь и бывший раненый словно очнулись и бросились за ним. Но тут выяснилось, что бежать Людвиг мог хуже других. Лёгкие будто обожгли огнём, ноги налились свинцом.

Последний солдат, хоть и был ещё недавно искалечен, успел за эти два дня восстановиться благодаря силе чёрного лекарства. Шрамы затянулись, тело вновь налилось силой. Испуг гнал его вперёд, и в какой-то миг он настиг Людвига, готового вот-вот упасть от усталости.

И тогда произошло невероятное: Людвиг резко выставил ногу поперёк его пути.

Солдат не успел сгруппироваться – с глухим треском и хриплым криком он грохнулся в мокрый мох, камни впились ему в кожу, лёгкие вышибло.

Людвиг не обернулся. Он только стиснул зубы, мысленно пробормотав извинение. Кто-то должен был задержать тварь. И лучше уж не он.

Он мчался, хватая воздух ртом, кашляя и спотыкаясь. Но через несколько ударов сердца донёсся протяжный вопль отставшего, а затем – тот самый жуткий, животный хруст, от которого вены стыли: будто кто-то смаковал свежую плоть, перемалывая её огромными челюстями.