Пока в округе стояла тишина, все только и делали, что посмеивались над чрезмерной осторожностью Ярослава Косого. Мол, чего он всё тащит их вперёд, если опасность, вроде как, позади? Но стоило протянуться в ночи первому волчьему вою – и у всех разом похолодело в груди. Вот она, правда: именно так и удавалось Косому годами выживать в этих пустошах – он чуял беду раньше других.

– Живее! – кто-то срывающимся голосом закричал, и в его крике не было ни капли показного героизма, только чистый животный страх.

– Те, кто жить хочет – ноги в руки, и без отговорок!

Толпа рванулась разом. Люди, едва поднявшиеся с земли, срывались в ту сторону, куда ушёл Косой с Лёшкой Пронырой и стариком Ваном. И тут же в их памяти всплыло то липкое, парализующее чувство ужаса, которое они пережили, когда впервые столкнулись с жуками-лицехватами.

Всего месяц назад стая волков уже разнесла в клочья шахту. После того кровавого побоища надзиратели из Крепости 334 выгнали туда беженцев – хоронить мёртвых. Те, кто вернулся живыми, долго не могли говорить: запах сырого мяса и прелой крови стоял такой, что выворачивало наизнанку даже привычных к трупам. Ни одного целого тела. Каждое – разодрано в клочья, кости выпотрошены, плоть перетёрта клыками. С тех пор у любого беженца при слове "волк" по спине пробегал холодный липкий пот.

Но страх не прибавил сил. Напротив – чем быстрее они пытались бежать, тем сильнее вязли ноги, тем больнее кололо в боках и ломало суставы. Казалось, воздух вокруг стал вязким, как смола, и каждый шаг давался ценой адских усилий.

А в это время, далеко впереди, у маленького костра сидел Ярослав Косой. Он подбрасывал в огонь сухие ветки, и пламя облизывало чугунок, подвешенный над жаром. Костёр трещал, и с каждой искрой в ночи становилось теплее. Косой лениво отрезал ножом два кусочка копчёного мяса, что заботливо припасла Лариска Юдина, и швырнул их в кипящую кашу. Оттуда тут же пополз густой аромат копчёной свинины, вплетающийся в запах дымка.

Слюна моментально наполнила рот, желудок предательски заурчал. Даун, сидевший напротив, не сводил глаз с кастрюли. Его взгляд был полон тоски и голодной злости, словно он готов был съесть не только кашу, но и сам чугунок, и даже руку, что её мешала.

Косой окинул взглядом сидевших у костра и сказал негромко, но с твёрдой интонацией:

– Не сидите как дохлые мухи. Разминайте мышцы, растирайте ноги и руки. Завтра нам опять придётся бежать, и поверьте, будет куда тяжелее.

От котелка, покачивавшегося над огнём, тянуло густым мясным запахом. Дымок, смешанный с ароматом копчёного, щекотал нос и вызывал у всех зверский аппетит.

– Как же вкусно пахнет…, – протянул Лёха, шумно втягивая носом воздух.

– По дороге подобрал дикий кориандр, – сказал Косой с лёгкой улыбкой, держа в руках пучок зелени. – Разотрем его и бросим в кашу – будет ещё ароматнее.

Обычный горожанин вряд ли бы узнал эту траву: привычный пряный саженец, что продавали на рынке, здесь вымахал выше колена, почти до пояса. Листья шершавые, пахнут резко, терпко – будто сама земля сохранила в них дыхание весны.

Даун сразу поморщился, скривился и надулся:

– Фу! Я эту гадость не ем!

Косой приподнял брови:

– Ты серьёзно? Кориандр – трава ароматная, на вес золота. С какой радости тебе он не по душе?

"Ещё этого урода уговаривать… будет выделываться, вообще хрен что получит"

– Да он же воняет клопами! – выдал Даун, зажмурив глаза. – У меня от одного запаха выворачивает! Как вы только это жрёте?

Ярослав задумчиво посмотрел на зелёный пучок, поднёс к лицу и с деланным интересом произнёс:

– Может, всё дело в том, что я ни разу не ел клопов?

Даун выпучил глаза, растерянно заткнулся и после секунды выпалил:

– Да тоже их не ел, ясно?! Я что, псих какой-нибудь?

Старик Ван тяжело вздохнул и шлёпнул сына по затылку, после чего зачерпнул половник каши и протянул ему. Но порция была маленькая – жидковатая похлёбка без единого кусочка мяса.

– Если уж тебе так хочется кориандра – клади его. Но брось ты издеваться над моим сыном, – сказал старик Ван, не поднимая глаз.

– Старик Ван, – сказал он уже серьёзно, – я помню, как ты тогда встал за Лёшку и Лариску. И не забыл, что всегда относился ко мне по-доброму, особенно когда приносил в город свой улов. Так что не будь таким уж скромным – мы все теперь в одной лодке.

Но твоего ублюдка доведу до крепости и брошу, тварь неблагодарную. Ишь вырастил всего такого из себя. Тут бы не сдохнуть, а он выкобенивается. Лариска достала из сумки ещё несколько металлических мисок – скособоченные, но крепкие. Металл быстро прогревался от горячей каши, и каждый с удовольствием держал посуду ладонями, греясь в промозглом воздухе. Пар поднимался, щекотал лица, в тёмной степи всё это выглядело особенно уютно. А утырок по-прежнему хлебал пустую кашу. Даже его отец не захотел позориться с этим зажравшимся скотом.

Когда-то Косой частенько приносил старику Вану воробьёв. Для вида он торговался, намекал, что может сдать птицу в лавку корейца Ли – мол, там платят дороже. Но правда заключалась в том, что у того воробьёв брали по четыре с полтиной косаря, и Косой знал об этом наверняка. Ван же, бывало, выкладывал до шести штук рублей – и даже не морщился.

Зимой цены на воробьёв у старика Вана всегда поднимались – ненамного, всего на несколько сотен. Но этих денег хватало, чтобы купить себе тёплую куртку. Это было примерно от полутора до двух с половиной тысяч рублей – сумма, которая могла согреть в холодный сезон ничуть не хуже костра.

Иногда Косой ловил себя на мысли, что даже в такие тёмные времена встречаются люди, от которых исходит тихое человеческое тепло. Будто горстка древесного угля, которая тлеет в снегу и не даёт душе замёрзнуть. Своеобразный "Светофор" этого мира. Старик просто брал меньше комиссию, но всё равно сам никогда не был в убытке. А может просто был ловчее и дороже продавал товар. И такое могло быть.

Старик Ван посмотрел на миску сына, где не было мяса, и тяжело вздохнул:

– Я рад, что не ошибся в вас, ребята.

Он знал: и Косой, и Лёха Проныра могли быть вспыльчивыми, колкими, даже язвительными, но сердце у обоих было мягкое. Они не бросали своих и ценили дружбу куда выше выгоды. Не знал он только одного Ярослав со всеми ними подерживал отношения исключительно из прагматических соображений. Зачем тащить на себе лекарства, если есть тот, кто это сделает сам, а если прикинуться валенком, можно ещё и без убийства снять с этого сливки.

– Не волнуйтесь, дядя Ван, – улыбнулся Лёха, хитро прищурив глаза. – Как только доберёмся до крепости 289, мы поможем вам заново поднять ваш продуктовый магазин!

Вот уж действительно кто был лохом и простофилей, так это Проныра. Хотя с другой стороны, иногда можно поработать и на имидж.

– Эх, что уж там…, – старик махнул рукой с усталой улыбкой. – В таком положении, как у нас сейчас, грех за прошлое держаться.

На деле Ван оказался куда проще и мудрее, чем думал Косой. Казалось, он вовсе не был привязан к своей лавке в крепости 334 – всё то имущество, ради которого многие рвали жилы, ему казалось мелочью в сравнении с тем, что пришлось пережить.

Но внезапно спокойствие вечера было нарушено. Издалека донёсся гулкий топот – словно сотни ног выбивали землю. Тяжёлый, неровный, сдавленный дыханием бегущих.

Косой молниеносно выхватил пистолет, лицо его напряглось.

– Жрите быстрее! – бросил он.

Не раздумывая, все начали заглатывать кашу почти кипятком. Металл мисок обжигал ладони, горячая похлёбка жгла нёбо, но никто не жаловался – сейчас было не до того. К счастью, каша уже успела чуть остыть, и иначе каждый наверняка пообжогбы и язык и весь рот.

Косой всмотрелся в темноту. На них летела толпа – человек триста или больше. Паника читалась в каждом их движении.

– Что-то тут нечисто, – нахмурился он. – Они бегут от опасности. Значит, и нам пора ноги в руки!