Другие беженцы в городе всё ещё оставались в полном неведении. Внешняя стена школы была невысокой – не больше человеческого роста, каких-то метр семьдесят из утрамбованной земли, кое-где осыпавшейся и покрытой мхом. Любопытные подростки и взрослые мужчины вставали на цыпочки, тянулись, цепляясь ладонями за шероховатый край, и заглядывали во двор.
То, что они увидели, пробрало их до костей: на заднем дворе, прямо на сырой земле, лежали два тела. Тусклый свет луны отражался в свежей крови, что тёмными струйками стекала от дома, впитывалась в пыль и траву, пахла ржавым железом. Даже привычные к тяготам беглецы испуганно отшатывались – впервые за всю историю школы здесь пролилась человеческая кровь.
Шёпот пробежал по толпе, кто-то перекрестился, кто-то торопливо увёл детей прочь. И всё это только сильнее тревожило Алексея Проныру – что же сейчас с Ярославом Косым?
Валентин Бастон тем временем мчался обратно в крепость. На бегу он жадно разворачивал документы, найденные среди чужих вещей, и, всмотревшись в тусклом свете фонаря, заметил надпись: "Крепость 178. Учитель".
Бастон резко втянул воздух сквозь зубы – сердце ухнуло в пятки. Никогда раньше он не сталкивался с подобными бумагами. Обычно удостоверения были просты: имя, место работы, дата рождения, фотография, пара печатей. Всё чётко и сухо. Но здесь… Здесь достаточно было одного взгляда, чтобы понять, кому принадлежит документ.
И в ту самую секунду Валентин вспомнил старые слухи – о человеке из Крепости 178, что пропал более десяти лет назад. Мысль резанула так остро, что он ускорил шаг, а потом перешёл почти на бег.
Впрочем, его терзали сомнения. Он не был человеком высокопоставленным, не имел доступа к секретам, и потому не мог твёрдо сказать – догадка верна или нет.
Но, вместо того чтобы явиться к надзирателям крепости, Бастон направил свои шаги к резиденции Льва Станиславовича Ланского. Все знали: официально он лишь влиятельный бизнесмен. Но всякий раз, когда в крепости случалось нечто важное, шаги людей вели их именно туда. Даже сами надзиратели давно смирились с этим неписаным порядком.
Резиденция Ланского стояла особняком – в самой глухой точке крепости, где узкие улицы вели в тупики, и даже ветер казался чужим. На деле это была не просто усадьба, а огромная военная база, скрытая за высокими бетонными стенами и колючей проволокой.
От ворот крепости до этого места дорога заняла у Бастона почти час, хотя ночь была глухая – без прохожих, без повозок и редких мотоциклов, что обычно тарахтели по булыжникам. Лишь его собственные шаги отдавались гулким эхом по пустым улицам, и этот звук всё сильнее подстёгивал его сердце.
Когда он наконец остановился перед стенами Ланского, липкий ночной туман уже успел облепить одежду, волосы, сапоги. Резкий запах машинного масла и влажного бетона говорил ясно – он прибыл не к дому, а к настоящей крепости внутри крепости.
За воротами базы высился суровый каменный монумент – грубо обтёсанная глыба, на которой было выведено красной краской: "Военная Зона". Краска, густо впитавшаяся в трещины камня, казалась почти кровавой, и от этого сама надпись будто давила на грудь.
На входе дежурила боевая бригада консорциума. Люди в чёрной форме, подтянутые, словно вырезанные из железа, стояли недвижимо, но в каждой детали – в жесте, в том, как они держали оружие, в резком взгляде – чувствовалась готовность сорваться в бой в любую секунду. Металл их винтовок поблёскивал в свете прожекторов, а в ночном воздухе пахло холодным маслом и гарью от недавно проверенных стволов.
Когда машина подъехала ближе, лучи прожекторов резанули по лобовому стеклу, ослепив так, что он вынужден был щуриться. Белые конусы света обрисовали его фигуру, будто выставили на сцену, где в зале сидят десятки глаз и пальцы уже на спусковых крючках.
Он вышел из машины, держась сдержанно, и поднял удостоверение. Голос прозвучал громче, чем он ожидал – как будто ночная тишина сама вытолкнула каждое слово наружу:
– Я Валентин Бастон, частная армия. Мне нужен босс Ланский. Срочно. Речь идёт о Крепости 178.
Секунду спустя он почувствовал холодное, липкое напряжение: не меньше десятка стволов одновременно нацелились ему в грудь и голову. Щёлкнули предохранители – и это щёлканье прозвучало куда страшнее любого выстрела.
– Удостоверение личности, – ровно сказал один из солдат, высокий парень с каменным лицом. Ни угрозы, ни раздражения – сухое требование, за которым стояла сила целой армии.
Валентин, чувствуя, как по спине стекает пот, аккуратно достал из папки бумаги – своё удостоверение и документы учителя. Солдат взял их, не проронив ни слова, и ушёл за ворота. Десять мучительно долгих минут Бастон стоял, чувствуя на себе прицельный взгляд десятка винтовок. Только ветер доносил запах сырой земли и смолы от свежесмолёных досок сторожевой вышки.
Наконец солдат вернулся и протянул документы:
– Личность подтверждена. Можете войти.
Железные ворота со скрипом разошлись, и Валентин впервые увидел территорию базы изнутри.
Военная сила консорциума Потанина считалась эталоном: дисциплина железная, бойцы – будто на подбор. До недавнего времени вся эта мощь стояла без дела – тревогу поднимали лишь на учениях. Но после того как "сверх" пытался убить надзирателя крепости, всё изменилось: уровень боевой готовности подняли до предела.
И вот, едва Валентин переступил ворота, как база ожила. В воздухе загремели барабанные отзвуки шагов – отлаженный, чёткий марш множества сапог по асфальту. Ритм отдавался в груди, как тяжёлый молот, а ночная тишина разлетелась вдребезги. По баракам загорелся свет, люди выбегали, натягивая куртки, окна ближайших домов крепости распахивались – жители просыпались в тревоге. Они не знали, что происходит, но этот марш знали все: это был сигнал сбора боевых частей.
Из ворот базы вылетел чёрный внедорожник, мощный, блестящий, будто проглоченный тьмой. За ним один за другим выкатилась колонна из трёх грузовиков – деревянные борта дрожали от ударов ботинок, пока бойцы вскакивали внутрь.
– Они что, идут на войну? – в полголоса спросил кто-то из жильцов, выглянувший из окна.
– С кем собрался воевать консорциум Потанина? – отозвался другой. – Да если бы война, они бы подняли не три отряда, а всю крепость на уши.
И тут чей-то голос дрогнул:
– А это не сам босс Ланский в чёрном внедорожнике? Он же уже два года носа с базы не показывал! Что-то серьёзное стряслось, раз он сам выехал.
По улице пронеслась дрожь: люди прижимались к окнам, кто-то спешно гасил свет, а кто-то наоборот – высовывался на крыльцо, чтобы хоть краем глаза увидеть редкое событие. Ночь густела, наполняясь тревожным гулом моторов и эхом марша, и казалось, что воздух сам затаил дыхание.
Но больше всех был ошарашен Валентин Бастон. Он не мог оторвать взгляда от бледного лица босса Ланского – тот на мгновение потерял самообладание, когда ему передали удостоверение личности учителя. Слишком уж очевидна была эта нервная дрожь пальцев, спешно спрятавшихся в карман.
И почти сразу вся база пришла в движение, будто кто-то ударил по тревожной кнопке. По асфальтовым дорогам с металлическим лязгом и скрежетом пошли тяжелые гусеницы бронетехники. Фары вспыхивали, режа темноту холодным светом, пахло раскалённым металлом, горелым маслом и озоном от прожекторов. Воздух звенел, будто натянутая струна.
Именно в этот момент Валентин окончательно понял – его догадка насчет учителя оказалась верной. Но если он действительно был тем самым человеком… что заставило его вернуться сюда, в эту глухую крепость?
Ворота дрогнули, и из них рванул прочь конвой Потанина. Чёрные внедорожники вели колонну, за ними следовали военные грузовики, и каждый был набит солдатами.
В это время на школьном дворе, где всё ещё толклись Проныра, ребята и сам учитель, воздух был тревожно густым. Лёха, теребя в руках ржавый гвоздь, вдруг вскинул голову и спросил: