– Они были популярны в школе?

– Популярны – слишком простое слово, – отметил Оливер. – Все, кто общался с Фредом, становились божествами. Та же участь со временем постигла и Мэри.

– Что связывало Мэри и Фреда?

– Они встречались. Но в это до сих пор мало кто верит, до бала их почти не видели вместе, – призналась Элизабет.

– Его ни с одной девушкой, кроме Грейс и меня, не видели, – сказала Амелия и, поддав яду в голос, добавила: – Но я, конечно, отвергла его.

– Вы видели ее в ту ночь?

– Да, я сказала полиции, скажу и вам. Все жутко устали после танцев, уже спали, а я вышла, чтобы выпить воды, и увидела, как ее тень мелькнула на лестнице.

– Почему вы уверены, что это была она, если видели только тень?

– Синее платье.

– Мэри была единственной девушкой в синем?

Она вздохнула, как бы устав от таких плебейских расспросов, сквозящих незнанием.

– Цвет школы – красный, поэтому существует традиция: красный наряд или хотя бы деталь, скажем, бутоньерка или галстук-бабочка, – дань Лидс-холлу. Мэри в тот вечер была в синем. Хотя она и не выпускница, так что ее не должно было там быть вовсе… – Амелия презрительно закатила глаза. – В общем, она покинула корпус.

– Как? Двери ведь запираются.

– Понятия не имею.

– Куда она направилась?

– Откуда мне знать? Я подумала, что это странно, но делать мне нечего – следить за ней. Мы не были подругами. Она мне даже завидовала…

– Какие отношения были у Фреда с Грейс?

– Фред заботился о сестре, – отметила Сэди. – С ней что-то случилось после смерти отца. Фред очень усердно, даже, можно сказать, фанатично опекал ее.

– У Грейс проблемы с головой, серьезные такие проблемы, – отчеканила Амелия. – Скажите, кто еще в здравом уме будет носить теплые колготы в мае?

– Грейс всегда была чудачкой, но после смерти отца стала просто чокнутая. Она и недели в школе не протянула – опять перешла на домашнее обучение.

– Вы никогда не замечали ничего странного между ними?

– Уже то, что они разнополые, а выглядят как одно, довольно странно. Я даже не видел, чтобы они общались, я имею в виду словами. Бред, конечно, но говорили, что они обладают этой близнецовой телепатией, в общем, читают мысли друг друга.

– Ой, вы их больше слушайте, – отмахнулась Эмма. – Да, Грейс была не совсем обычной, но разве ей не полагается такой быть? Учитывая влияние ее семьи. И с Фредом они были не разлей вода, даже когда появился Майкл.

– Фред начал встречаться с Мэри и тогда же поссорился с Майклом?

– Нет, не думаю, – качнул головой Оливер. – Их не видели вместе задолго до Мэри.

– Ты знала Мэри? Какой она была?

– Мы почти не общались, – признала Эмма. – Она какое-то время ходила на тренировки по крикету, там мы и разговорились. Она была очень милой, расспрашивала про Лидсов, но они всем интересны.

– Мэри занималась крикетом?

– Я же говорю, какое-то время. Потом они с Амелией поцапались, точнее, Милли на нее накричала.

– Они враждовали?

– Нет, Мэри не такая. Она просто ушла. Вы не подумайте, я на Амелию не наговариваю. Она бы никогда не сделала ничего подобного, очень дорожит репутацией своей семьи и своим будущим, к тому же она, несмотря на весь этот флер, та еще трусиха: помню, она как-то увидела белку и так верещала, подумала, что это крыса, – у нас чуть перепонки не полопались, даже боюсь представить, что бы она сделала, увидев настоящую крысу.

– Мэри – тихушница, – сказала Сэди, – про таких говорят: в тихом омуте… Никто даже и подумать не мог, что такая, как она, завертит с кем-то вроде Фреда. Когда Амелия узнала об этом, она была вне себя от ярости. Она-то считала, что Фред так или иначе будет с ней.

– У нее были причины так думать?

– Господи, нет, конечно. Фред ей, наверное, за все время и десятка слов не сказал и вообще никогда не был заинтересован в ней.

– Этот вопрос может показаться необычным, но ты видела, чтобы Мэри курила?

– Нет. Вы что? Она была паинькой, этакая Джейн Эйр, зачем-то вышедшая из книги. Даже если дать ей сигарету, она не знала бы, с какой стороны прикурить.

– Зато Майкл дымил как паровоз, – сказала Амелия. – Мы с ним ходили на осенний бал, так он постоянно выбегал из зала, чтобы, как он говорил, пропустить сигаретку. У него даже пальцы пожелтели, и несло от него нестерпимо. Я ему так и сказала, что мы расстанемся, если он не бросит, а он сказал «ну и ладно» и ушел, просто взял и ушел, представляете?

– На кампусе можно курить?

Оливер усмехнулся.

– Официально, конечно, нельзя. Но распивать спиртные напитки до совершеннолетия тоже нельзя, однако вы видели хоть одного подростка, кто ждал восемнадцати? Если да, то, наверное, им и была Мэри.

– У него еще была эта ужасная зажигалка с де Борном и его отрубленной головой. – Эмма дернула плечиком и сморщила курносый носик. – Он постоянно ею жонглировал, когда сидел на веранде, в смысле Майкл, не де Борн. Мистер Лидс исключил бы его за это – он вообще ни с кем не церемонился, но он к тому времени уже умер, а мисс Агнес слишком снисходительна.

– Как думаешь, почему Фред и Майкл перестали дружить?

– Никто точно не знает, но… – Амелия карикатурно закатила глаза, – но думаю, что из-за меня. Помните, я говорила про бал? Так вот, Майкл пригласил меня, и я согласилась, а Фред приревновал.

– Не знаю, – ответила Эмма. – Амелия, конечно, скажет вам, что из-за нее. По ее мнению, все в этом мире происходит из-за нее: наводнение в Таиланде, выборы в США, ссора Майкла и Фреда.

– Скажем прямо, Парсонс – далеко не пример добродетели, – сказал Оливер. – Он был на реабилитации прошлым летом, и с тех пор их великой дружбы как не стало. Самого Фреда даже с сигаретой ни разу не видели, он не мог позволить себе общение с таким человеком – нужно поддерживать репутацию, в том числе репутацию семьи. Если бы директором был мистер Лидс, он Майкла и на порог не пустил бы после всего этого.

– Думаю, это было неизбежно, – продолжала Эмма. – Они слишком разные. Фред – сын Филиппа Лидса, а Майкл – кажется, у него не все дома. Он не отлипает от своего блокнота, а если и отлипает, то постоянно дымит и смотрит на всех так, словно готов навалять. Я даже толком не знаю, как звучит его голос.

– Майкл был знаком с Мэри? Общался с ней?

– Я не видела их вместе, – ответила Амелия.

– Нет, – сказала Сэди. – К тому времени они с Фредом даже не смотрели друг на друга.

– Вам лучше спросить об этом у Майкла, – отметил Оливер.

– Майкл и Фред были на балу в тот вечер?

– Фред – да.

– Я видел только Лидса, – подтвердил Оливер.

– Но я слышала, что… – Амелия подалась вперед, облизнув губы, – что Майкл не пришел, потому что они с Фредом подрались.

– Кто сказал?

– Я услышала от Лиззи, – ответила Эмма.

– А я от Мередит, – признала Элизабет.

– От Оливии.

Генри потратил четыре часа, чтобы добраться до дома Оливии Сандерсон, и еще минут пятнадцать, чтобы ее мать позволила дочери ответить на его вопросы.

– О чем говорили Майкл и Фред перед балом?

– Я в основном видела, а не слышала – мне стало нехорошо в зале, со мной такое бывает, когда вокруг много людей, и я вышла. Это была очень странная беседа.

– Отчего же?

– Язык тела. Знаете, в какой-то миг показалось, что… – Она спрятала смешок за покашливанием в кулачок, но так и не продолжила фразу. – В общем, в итоге все это вылилось в драку. Майкл не рассчитал силу. Фред упал навзничь, и у него кровь из носа пошла, а потом Майкл крикнул, что убьет его, если он приблизится к ней.

– К ней? В смысле, к Мэри?

– К Кэти. Кэти Парсонс.

После вылазки в чащу шел шестой день молчания. Коридоры и галереи Лидс-холла застыли, утопая то во мраке, то в весеннем солнечном свете. Мистер Хайд нахмурил брови, увидев новый эскиз. Буквы в книгах превращались в мешанину чужих идей, которые Майклу были недоступны. Все погибло. Он был соединен с Фредом пуповиной, но отрезал ее, и та гнила и смердела, и вместе с ней гнила и смердела их… дружба? Или то, что все называли дружбой? Едва ли в английском или каком-либо другом языке придумали слово для того, что у них было. Он ждал траурной процессии, представляя себя идущим во главе: флаги подняты, гроб накрыт флагом, короной и скипетром, возложен венок из мирта, роз, пеларгоний и гвоздик – все цветы источали запах крови. Из гроба тоже сочилась кровь, капли размером с вишни с шипением падали на дорогу, припыленную багряным налетом сумерек, оставляя после себя облачко пара и разводы самых различных форм. Со временем они расплывались, превращаясь в буквы. В имя.