— Ларс вечно занят, Анна. Ты не замечала, что он слишком много времени проводит один?

Анна, пожав плечами, ответила:

— Он советник, Эрик. У него много работы. Ты всегда кого-то подозреваешь.

Эрик, понизив голос, сказал:

— Не подозреваю, а наблюдаю. Времена сейчас неспокойные.

Ларс, подходя, вмешался:

— О чём шепчетесь, Эрик? Опять про мои отчёты?

Эрик, улыбнувшись натянуто, ответил:

— Просто интересуюсь, Ларс. Ты часто задерживаешься.

Ларс, сохраняя спокойствие, сказал:

— Работа, Эрик. Хочешь помочь мне с бумагами?

Эрик покачал головой, отходя. Анна, глядя на Ларса, сказала:

— Не обращай внимания. Он просто любопытный.

Ларс кивнул, но внутри чувствовал, как напряжение нарастает. Эрик был не единственной угрозой. Олаф Свенсон, новый шифровальщик, тоже начал задавать вопросы. Утром, в комнате для шифровок, Олаф, печатая на машинке, сказал Ларсу:

— Господин Эклунд, вы часто запрашиваете старые отчёты. Это для Стокгольма?

Ларс, стоя у стола Олафа, ответил:

— Иногда нужно уточнить детали, Олаф. Работа советника требует много информации.

Олаф, не отрываясь от машинки, сказал:

— Понимаю. Но вы так часто их берёте. Я просто заметил и спросил.

Ларс, улыбнувшись, ответил:

— Внимательность — хорошее качество, Олаф. Продолжай в том же духе.

Но слова Олафа оставили след. Ларс вернулся в кабинет, его мысли кружились вокруг шифровки. Куратор требовал осторожности, но эти намёки Канарису… Прямой разговор с Хедстрёмом был невозможен, но Ларс мог вложить нужные слова в беседу посла с Канарисом — тонкие, почти незаметные. Он вспомнил семью: жену Эльзу, дочерей, Ингу и Софию, ждавших его в Стокгольме. Деньги от Москвы шли на их жизнь, но каждый шаг в этой опасной, двойной, жизни, приближал его к пропасти. Сможет ли он продолжать? Что, если Канарис заподозрит? Или если Эрик или Олаф начнут копать глубже?

На следующий день Ларс снова встретился с Хедстрёмом в его кабинете. Посол, просматривая письма, сказал:

— Ларс, ты уточнил расписание? Французы прислали запрос о встрече.

Ларс, держа папку, ответил:

— Да, господин посол. Всё готово. А с немцами… вы упомянули Канариса. Это важная встреча?

Хедстрём, подняв взгляд, сказал:

— Важная, но неофициальная. Он любит говорить о политике, о нейтралитете. Иногда кажется, что он ищет союзников. Почему ты так интересуешься?

Ларс, чувствуя, как горло сжимается, ответил:

— Просто хочу быть в курсе, господин посол. Немцы непредсказуемы.

Хедстрём кивнул, но его глаза задержались на Ларсе:

— Ты прав. Но будь осторожен со своим любопытством, Ларс. Канарис не простой человек.

Ларс вернулся в кабинет, его мысли были полны сомнений. Пятница приближалась, и он должен был подготовить почву. Вечером, в зале, Клара Нурдстрём, подошла к нему с папкой:

— Господин Эклунд, вот отчёты по Франции. Вы просили их подготовить.

Ларс взял папку, кивнув:

— Спасибо, Клара. Ты всегда все делаешь вовремя.

Клара, улыбнувшись, сказала:

— Стараюсь. Но Эрик опять про вас спрашивал. Он думает, вы что-то скрываете.

Ларс, сохраняя спокойствие, ответил:

— Эрик слишком любопытен. Не волнуйся, Клара. Это просто работа.

Клара кивнула, но её взгляд был полон вопросов. Ларс чувствовал, как сеть вокруг него сжимается. Он вернулся в кабинет, достал шифровку и перечитал её. Куратор требовал действий, но каждый шаг был риском. Ларс знал, что должен быть осторожнее, чем когда-либо.

Утро 16 февраля 1936 года в Асмэре разливалось жарким светом, заливая узкие улочки, где тени от низких домов с плоскими крышами, сложенных из выбеленного камня, падали на пыльную землю. В центре города, у здания итальянского штаба, с широкими окнами и мраморными ступенями, толпились солдаты, их белые мундиры были запылены, винтовки поблёскивали под солнцем. Рынок, в нескольких улицах отсюда, гудел: эритрейцы, в ярких одеждах, торговали зерном, манго, тканями, их голоса сливались с криками мулов и звоном церковных колоколов. В тени навеса, у деревянного прилавка, стояла Асмерэт, эритрейка с морщинистым лицом, в цветастом платье, её тёмные глаза нервно бегали по сторонам. Она теребила край платка, глядя на итальянского офицера, капитана Альберто Риччи, который стоял у входа в штаб, поправляя фуражку. Асмерэт, сглотнув, шагнула к нему и заговорила:

— Синьор капитан, я знаю, кого вы ищете. Полковника. Я видела его.

Риччи, обернувшись, прищурился, его глаза выдавали интерес:

— Говори, женщина. Где? Когда?

Асмерэт, опустив взгляд, ответила:

— Вчера вечером, синьор. Он заходил к Зэре, на окраине. Она… принимает мужчин. Я видела, как он вошёл в её дом.

Риччи, сжав кулак, шагнул ближе:

— Зэра? Кто она? Где живёт? Говори всё!

Асмерэт, отступив, указала дрожащей рукой в сторону холмов:

— На окраине, синьор, у глиняных домов. Её знают. Но я не хочу бед… Дайте мне что-нибудь за это.

Риччи, кивнув солдату рядом, сказал:

— Дай ей десять лир. И веди патруль к дому этой Зэры. Немедленно!

Рядовой Марио Ферри, худощавый, с каштановыми волосами, козырнул и повёл Асмерэт к казначейскому столу. Через полчаса патруль, десять солдат в белых мундирах, с винтовками, шагал по узким улочкам к окраине. Дома, сложенные из глины, с низкими крышами, теснились у подножия холмов, их стены были потрескавшимися, окна завешаны тканями. У одного из домов, с деревянной дверью, стояла Зэра, в простом красном платье. Она чистила миску, её тёмные глаза настороженно следили за улицей. Увидев солдат, она замерла, её сердце забилось быстрее. Марио, шагнув вперёд, крикнул:

— Ты Зэра?

Зэра, отступив к двери, ответила:

— Да, синьор. Что вам нужно?

Риччи, выйдя из-за солдат, сказал:

— Ты знаешь полковника ди Сальви. Где он? Говори, или пожалеешь!

Зэра, сжав миску, ответила:

— Он приходил, синьор. Но ушёл. Я ничего не знаю.

Риччи, махнув рукой, приказал:

— Взять её! В тюрьму!

Солдаты схватили Зэру, её руки связали верёвками, платье порвалось, когда она пыталась вырваться. Она крикнула:

— Я ничего не сделала, синьоры! Отпустите!

Марио, отводя взгляд, повёл её к повозке. Соседи, выглянув из домов, шептались на тигринья, их глаза были полны страха. Зэра, сидя в повозке, думала о матери и брате, о деньгах от ОГПУ, о мести итальянцам. Она знала, что молчание — её единственный шанс, но страх сжимал грудь.

В центре Асмэры, в приземистом здании тюрьмы, с толстыми стенами и решётчатыми окнами, Зэру бросили в сырую комнату. Пол, каменный, был холодным; стол, исцарапанный, покрыт пятнами; единственная лампа бросала тусклый свет. Сержант Винченцо Барди, коренастый, с жестоким взглядом, вошёл, вертя в руках нож с деревянной рукоятью. Его расстегнутый мундир, был запачкан пылью. Рядом стоял капрал Маттео Ланди, худощавый, с нервными движениями, его глаза бегали от Зэры к сержанту. Лейтенант Джулио Мартелли, с аккуратной бородкой, наблюдал у стены, его лицо было безразличным. Винченцо, шагнув к Зэре, привязанной к стулу, сказал:

— Назови имена, девка. Кто был с тобой? Куда дели полковника?

Зэра, стиснув зубы, ответила:

— Я была одна, синьор. Полковник ушёл. Я ничего не знаю.

Винченцо, усмехнувшись, провёл лезвием по её руке, оставив тонкий порез. Кровь потекла, Зэра вскрикнула, но глаза её горели решимостью:

— Бейте, синьор. Я ничего не скажу.

Маттео, стоя у двери, шепнул Джулио:

— Лейтенант, это слишком. Она не скажет.

Джулио, холодно взглянув, ответил:

— Продолжай, Винченцо. Мы узнаем правду.

В это время, на рынке, старик Гэбрэ, с седыми волосами и сутулой спиной, в потрёпанной рубахе, говорил с капралом Лаззаро, который обходил прилавки. Гэбрэ, теребя край ткани, сказал:

— Синьор, я видел троих у дома Зэры. Ночью. Они уводили кого-то на повозке.