Сергей, прищурившись, спросил:

— А если мы сделаем так, чтобы Канарис сам захотел? Дадим ему повод? Документы, слухи, что Гитлер ведёт Германию к краху?

Судоплатов покачал головой:

— Это возможно, но опасно. Канарис умён. Он поймёт, что за намёками стоит Москва. И тогда он может сыграть против нас. У него есть свои люди, вроде Ханса фон Зейдлица, которые следят за советской сетью агентов.

Сергей нахмурился, его голос стал резче:

— Значит, мы должны быть осторожнее. Но не сидеть сложа руки. Ларс может начать с малого — намёки, разговоры. Узнать, насколько Канарис готов действовать. Что нужно, чтобы его подтолкнуть?

Судоплатов ответил:

— Ларсу нужны инструкции. Конкретные слова, которые не вызовут подозрений. И деньги — больше, чем обычно. Он рискует жизнью. Но даже тогда… — он сделал паузу, — шведский посол может не передать намёк. Или передать не так. Нейтралы ненадёжны.

Сергей кивнул, его глаза сузились:

— Деньги — не проблема. Дай Ларсу, сколько нужно. Но он должен быть осторожен. Если его раскроют, мы потеряем канал. И Канарис станет опаснее.

Судоплатов, глядя на Сергея, спросил:

— А если Канарис согласится? Что потом? Покушение на Гитлера… Это изменит всё. Германия, Испания, Франция… Вы готовы к последствиям, товарищ Сталин?

Сергей замер, его пальцы остановились. Он знал из будущего, что будет, если Гитлер останется: миллионы смертей, разрушенные города. Он ответил медленно:

— Последствия… Я знаю, Павел, что будет, если ничего не сделать. Война, которой мы не избежим. Но если Канарис уберёт Гитлера, мы выиграем время. Для нас, для мира. А дальше, мы будем думать, как справится с другими проблемами. Но сначала надо устранить главную на сегодня.

Судоплатов кивнул, но его глаза выражали сомнение:

— Я понимаю, товарищ Сталин. Но Канарис не революционер. Он ратует за Германию, а не за нас. Если он решит, что покушение навредит его стране, он нас предаст.

Сергей, сжав кулаки, сказал:

— Тогда мы должны убедить его, что Гитлер — это главная угроза Германии. Больше чем все иностранные державы. Ларс должен говорить с послом так, чтобы Канарис поверил. Найди слова, Павел. Ты знаешь, как это делается.

Судоплатов ответил:

— Я подготовлю инструкции для Ларса. Намёки, документы, слухи. Но это займёт время. Месяцы. И гарантий нет.

Сергей, глядя в окно, сказал:

— Время у нас есть. Но не бесконечное. Начинай, Павел. И держи меня в курсе.

Судоплатов встал, кивнул:

— Будет сделано, товарищ Сталин. Я доложу, как только Ларс получит инструкции.

Сергей, оставшись один, смотрел на бумаги. Его разум был полон вопросов: сработает ли план? Не выдаст ли Канарис? Не провалится ли Ларс? Он знал, что один неверный шаг мог разрушить всё. Но мысль о будущем, о миллионах, что могли быть спасены, гнала его вперёд.

Шведское посольство в Берлине стояло как островок спокойствия в бурлящем мире. Его высокие окна, обрамлённые светлым камнем, пропускали мягкий свет в просторные залы с паркетными полами, где хрустальные люстры отбрасывали блики на полированные поверхности. Кабинеты, обставленные мебелью из тёмного дуба, хранили тишину, нарушаемую лишь шорохом бумаг и редкими шагами сотрудников. В одном из таких кабинетов, на втором этаже, Ларс Эклунд, советник посла, 38-ми лет, сидел за столом, покрытым зелёным сукном. Его светлые волосы были аккуратно зачёсаны, серые глаза внимательно смотрели на лист шифровки.

Ларс, в строгом тёмном костюме, перечитывал строки, расшифрованные утром: указания от советского куратора были ясны — выяснить, когда посол Карл Густав Хедстрём встретится с Вильгельмом Канарисом, и подготовить почву для осторожных намёков. Прямых разговоров быть не могло — риск разоблачения был слишком велик. Ларс сжал карандаш, его пальцы слегка напряглись, затем он спрятал шифровку в ящик стола, заперев его на ключ. Посольство жило своей жизнью: секретари, шифровальщики, дипломаты ходили по коридорам, каждый был занят своим делом.

Посол Хедстрём, 55-ти лет, с седыми висками и доброжелательной улыбкой, воплощал шведский нейтралитет, но его неофициальные встречи с Канарисом, главой Абвера, были для Ларса ключом к тайнам немецкой разведки. В соседнем кабинете секретарь Анна Линдстрём, 29-ти лет, с тёмными волосами, собранными в пучок, сортировала документы. Дипломат Эрик Бергман, с усталыми глазами, готовил отчёты, иногда бросая взгляд на дверь Ларса. Новый шифровальщик, Олаф Свенсон, с рыжими волосами и внимательным взглядом, работал в комнате, напротив. Младший дипломат Клара Нурдстрём, с короткими светлыми волосами, носила папки по коридорам, в её глазах, при разговоре, часто читалось любопытство.

Ларс встал, поправил галстук и направился к кабинету посла. В коридоре, устланном красным ковром, он встретил Анну, которая несла стопку писем. Она подняла взгляд:

— Господин Эклунд, вы к послу? Он только вернулся с обеда.

Ларс кивнул:

— Да, Анна. Нужно уточнить расписание. Есть что-то срочное?

Анна, слегка улыбнувшись, ответила:

— Письма из Стокгольма. И Эрик опять спрашивал, почему вы задерживаетесь по вечерам.

Ларс, сохраняя спокойствие, сказал:

— Работа, Анна. Передай Эрику, что отчёты сами себя не пишут.

Анна кивнула, но её взгляд задержался на нём чуть дольше, чем обычно. Ларс прошёл дальше, чувствуя лёгкий холод в груди. Подозрения Эрика становились всё более явными, и это тревожило. В кабинете посла, просторном, с книжным шкафом, портретом шведского короля и широким столом, Карл Густав Хедстрём просматривал документы. Его лицо, доброжелательное, но с лёгкой усталостью, осветилось при виде Ларса.

— Ларс, заходи, — сказал Хедстрём, указывая на стул. — Опять Стокгольм требует отчёты?

Ларс сел, держа папку с бумагами, которые он взял для вида:

— Да, господин посол. Но я хотел уточнить ваше расписание на следующую неделю. Много встреч?

Хедстрём, откинувшись в кресле, ответил:

— Как обычно, Ларс. Французский атташе в понедельник, приём в министерстве в среду. А что? Что-то срочное?

Ларс, сохраняя нейтральный тон, сказал:

— Просто планирую, господин посол. Вы упоминали о встречах с немецкими представителями. Это всё ещё в планах?

Хедстрём, задумавшись, кивнул:

— Да, будет. Канарис просил о неофициальной встрече. В пятницу, в его резиденции. Он любит вино и разговоры о политике. Почему ты интересуешься?

Ларс, чувствуя, как сердце бьётся быстрее, ответил:

— Хочу, чтобы всё прошло гладко, господин посол. Немцы придираются к мелочам. Канарис часто просит вас о таких встречах?

Хедстрём улыбнулся:

— Иногда. Он осторожен, но Швеция ему интересна — наш нейтралитет, знаешь ли. Ты вдруг так любопытен, Ларс. Что-то случилось?

Ларс, скрывая напряжение, коротко рассмеялся:

— Нет, господин посол. Просто уточняю детали. Вы же знаете, как важно не упустить мелочей.

Хедстрём кивнул, возвращаясь к бумагам:

— Это точно. Подготовь справку по французским делам, Ларс. И напомни Анне про письма.

Ларс встал, кивнув:

— Конечно, господин посол. Всё будет сделано.

Вернувшись в свой кабинет, Ларс закрыл дверь и сел за стол. Его пальцы коснулись ящика, где лежала шифровка. Пятница. Канарис. Это был шанс, но риск был огромен. Если Хедстрём заподозрит интерес к Канарису, начнутся вопросы. Или хуже — Эрик Бергман, чьи взгляды становились всё более настороженными. Ларс знал, что его работа для Москвы — это балансирование на краю. Два года назад, в Стокгольме, он согласился на предложение куратора: деньги для семьи, вера в то, что СССР может остановить хаос в Европе. Но теперь каждый шаг был для него испытанием. Он достал чистый лист и начал писать отчёт для куратора, шифруя слова: «Встреча в пятницу. К. с послом. Жду указаний».

Вечером, в общем зале посольства, где сотрудники собирались для неформального обсуждения дел, Ларс заметил Эрика, державшего чашку кофе. Тот говорил с Анной: