Рябинин стоял в таверне «Эль Торо», примыкающей к Пласа Майор. Его тёмный костюм был слегка помят, взгляд скользил по переполненной комнате. Таверна гудела: деревянные столы были заставлены кувшинами сангрии, бутылками бренди, тарелками с хамоном, оливками и жареным перцем. Запах табака, вина и пота пропитал воздух, а свет масляных ламп отбрасывал тени на выцветшие картины. Гитарист в углу играл страстную мелодию, а Мария-Луиза, пела о любви и свободе. Рябинин, держал стакан бренди, его резкий вкус с нотами ванили обжигал горло. Он стоял рядом с Мануэлем Кортесом, Раулем Гарсией и Карлосом Мендосой.

Мануэль поднял кувшин сангрии, его лицо покраснело от выпивки, а голос хрипел:

— Антонио, за 1936 год! За Фалангу! За Испанию, которая восстанет из пепла!

Рябинин поднял стакан:

— За Испанию, Мануэль! Но скажи, как мы начнём этот год? Хосе Антонио говорил о революции. Когда?

Мануэль наклонился ближе, пролив немного сангрии на стол, его дыхание пахло вином:

— Скоро, Антонио. Очень скоро. Хосе Антонио договаривается с генералами. Мы ударим, когда красные будут праздновать свои победы. В Мадриде, Севилье, Толедо.

— Генералы? Это серьёзно. Кто с нами, Мануэль? Я хочу быть готов.

Мануэль, несмотря на опьянение, понизил голос, он оглянулся, словно проверяя, не слушает ли кто:

— Имена тебе не нужны, Антонио. Но армия с нами. Поверь.

Рауль Гарсия, подскочил к ним. Он держал стакан красного вина и почти кричал:

— Антонио, ты видел фейерверки? Мы зажжём Испанию!

Рябинин улыбнулся:

— Рауль, ты можешь зарядить своей энергией кого угодно. Но скажи, что ты сделаешь, когда все начнётся? Ты действительно готов драться?

Рауль стукнул кулаком по столу:

— Готов! Я возьму винтовку и пойду за Хосе Антонио!

Рябинин сказал:

— Ты храбр, Рауль. Но война — это не только лозунги, это прежде всего грязь и кровь. Ты готов к этому?

Рауль выпрямился и сказал чуть тише:

— Мой отец умер за Испанию. Я готов, Антонио. А ты?

Рябинин кивнул:

— Я с вами, Рауль.

Карлос Мендоса присоединился:

— Антонио, ты задаёшь вопросы, как священник на исповеди. Почему тебе так любопытно?

Рябинин улыбнулся:

— Карлос, я коммерсант. Люблю знать, во что вкладываюсь. Фаланга — это будущее, но я хочу быть уверен.

Карлос отхлебнул бренди:

— Умно. Мы все надеемся на победу над красными. Именно поэтому я и тренирую ребят.

Рябинин кивнул:

— Тренировки, это серьёзно, Карлос. Расскажи, где вы готовите бойцов?

Карлос, пьяно рассмеявшись, махнул рукой:

— В полях, Антонио! Под Мадридом, в горах, всюду. Но не спрашивай слишком много — пей!

Внезапно в таверну вошёл Хосе Антонио Примо де Ривера, его появление вызвало рёв одобрения. Его тёмный костюм был безупречен, а глаза горели харизмой. Он поднял стакан бренди, его голос разнёсся над толпой:

— Друзья, за 1936 год! За Испанию, которая восстанет!

Рябинин, стоя рядом с Мануэлем, поднял стакан. Он протиснулся к Хосе Антонио и обратился к нему:

— Сеньор Примо де Ривера, ваша речь на собрании была вдохновляющей. Я Антонио Перес, коммерсант из Барселоны. Как я могу помочь Фаланге?

Хосе Антонио улыбнулся:

— Антонио, мы нуждаемся в людях с верой в сердце. Ты коммерсант? Нам нужны ресурсы. Оружие, деньги, связи.

Рябинин сказал:

— У меня есть связи в Барселоне. Но скажите, когда начнётся? Я хочу быть готов.

— Скоро, Антонио. Будь с нами, и ты увидишь.

Разговор прервался, когда толпа хлынула на Пласа Майор, где фейерверки озаряли небо. Рябинин, стоя среди фалангистов, заметил мужчину в чёрном пальто, который подозрительно смотрел на него. Он стоял у таверны, его глаза были скрыты шляпой. «Слежка, — подумал Рябинин. — Я должен исчезнуть». Он повернулся к Мануэлю:

— Мануэль, я вернусь. Нужно встретить друга.

Мануэль, пьяно махнув рукой, ответил:

— Не пропадай, Антонио! Ты наш брат!

Рябинин вернулся в свою маленькую квартиру на окраине Мадрида. Он запер дверь, его руки дрожали, когда он доставал шифрованный блокнот. Под светом тусклой лампы он записал: «Фаланга готовит восстание. Генералы, тренировки в горах, удары в Мадриде и Севилье. Хосе Антонио — центр. Слежка подтверждена». Он спрятал блокнот в тайник. Он думал: «Я близок. Рауль, Мануэль, даже Мария-Луиза — они верят мне. Но этот человек в чёрном… Кто он? Может быть я уже в ловушке?» Он лёг на кровать, звуки фейерверков всё ещё доносились с Пласа Майор, он думал: «1936 год будет годом крови. И я должен быть готов».

Москва в последние дни декабря 1935 года была скованная морозом. Температура упала до −15°C, и снег, падавший всю ночь, укутал Красную площадь, кремлёвские стены и узкие улочки белым покрывалом, скрипящим под сапогами. Ветер с Москвы-реки, порывистый и ледяной, гнал снежинки вдоль гранитных стен, а фонари, украшенные еловыми ветками к Новому году, отбрасывали тусклый свет на сугробы. Запах угля из труб домов смешивался с ароматом хвои от ёлок на площадях и едким дымом грузовиков, пробивавшихся через снег.

Сергей сидел в своём кремлёвском кабинете. Его глаза, уставшие от постоянного напряжения, смотрели на стопку документов: шифрованные телеграммы из Мадрида, отчёты из Аддис-Абебы, доклады агентов. Тиканье настенных часов нарушали тишину. Сергей думал: «Я знаю, что будет. Испания утонет в крови, Франко победит, если мы не вмешаемся. Абиссиния падёт под Муссолини, и фашизм окрепнет. Я должен изменить это. Но как? Один неверный шаг, и я потеряю всё».

Его мысли были смесью знаний XXI века и страха перед настоящим. Он знал, что Гражданская война в Испании начнётся летом 1936 года, и без мощной советской помощи — оружия, танков, самолётов, советников — республиканцы проиграют. «Фаланга готовит восстание, — размышлял он. — Наши агенты в Мадриде пишут о тренировках, о связях с армией. Если мы не поддержим левых, Испания станет плацдармом фашизма». Абиссиния, атакованная Италией с октября 1935 года, была другим вызовом. 'Муссолини использует газ, — думал Сергей. — Хайле Селассие просит помощи, но Лига Наций бессильна.

Дверь кабинета скрипнула, и вошёл Вячеслав Молотов.Его чёрный костюм был безупречен, но очки, слегка съехавшие на нос, и бледное лицо выдавали усталость. Он сказал:

— Иосиф Виссарионович, ты опять не спишь? Эти телеграммы сведут тебя в могилу. Что на этот раз — Испания или Абиссиния?

Сергей, отложил телеграмму из Мадрида:

— Обе, Вячеслав. Испания на грани войны. Фаланга готовит удары, наши люди на местах это подтверждают. Абиссиния стонет под итальянскими бомбами. Мы не можем сидеть сложа руки.

Молотов сел напротив, его пальцы нервно постукивали по столу:

— Ситуация тяжелая, Иосиф. Испания — это болото, в котором можно крепко увязнуть. Если мы вмешаемся, Франция и Британия заклеймят нас агрессорами. Скажут, что мы распространяем коммунизм и угрожаем им. Если не вмешаемся, левые проиграют.

Сергей ответил:

— Пусть заклеймят. Если Франко победит, фашизм укрепится в Европе. Мы должны отправить республиканцам оружие — пулемёты, винтовки, самолёты. И больше советников. Наши агенты уже в Мадриде.

Молотов возразил:

— Оружие? Советники? Это дорого, Иосиф. И рискованно. А Абиссиния? Хайле Селассие просит Лигу Наций, а не нас. У нас нет ресурсов на два фронта. Мы и так отправили им своих людей, технику, оружие, куда же больше⁈

— Лига Наций — пустышка, Вячеслав. Ресурсы у нас есть. Мы должны бить врагов на дальних подступах. Показать миру, что мы против Муссолини. Это особенно важно после их пакта с немцами.

Молотов сжал губы, он откинулся в кресле:

— Ты говоришь, как революционер, Иосиф. Но разве не твои слова были о том, что сейчас не время для мечтаний. Если мы будем раздавать свои ресурсы, нам в критический момент может не хватить самим.

Сергей ответил:

— Знаю. Но если мы не попробуем, история осудит нас. Испания — это наш фронт против фашизма в Европе. Абиссиния — символ того, что мы не позволим фашизму колонизировать другие страны.