Утро 6 июля 1935 года в Москве было прохладным, дождь стучал по мостовым, смешиваясь с грязью. Виктор Рябинин, вышел из подвала Лубянки, его лицо было покрыто синяками, шрам на щеке кровоточил, рёбра ныли при каждом шаге. Несколько дней допросов — кулаки, электрический ток, ледяная вода, удары дубинкой — не сломали его. Рябинин, еле держась на ногах, вдохнул сырой воздух, его взгляд был полон решимости. Он думал о жене Анне и сыне Мише, ждавших его дома.

Рябинин шёл по Москве, игнорируя боль. У булочной на углу старушка продавала пирожки, их запах напомнил ему дом. Ежов не остановится, а Глеб Бокий спас его лишь ради своих целей.

Виктор смотрел на лужи, отражавшие серое небо. Боль в теле была ничем по сравнению с воспоминаниями о Берлине: выстрел в Тиргартене, последний взгляд Греты Шмидт пред ее пропажей, кровь Шульца на мостовой. Ежов хотел уничтожить его, обвиняя в предательстве, но он добыл чертежи гаубиц Круппа, перехваты писем Хаяси. Скоро его ждала встреча со Сталиным. «Я докажу правду, — шептал он. — Ради семьи, ради страны».

Мария Лебедева, она же, агент «Сова», работала секретарём в офисе Круппа под именем Хельги Шварц. Её задача была в том, чтобы углубить разведку о немецко-японском сговоре и выйти на окружение Манштейна.

7 июля в ресторане «Адлон», она познакомилась с подполковником Вернером Кохом, 42 лет, близким к Эриху фон Манштейну. Кох, в штатском костюме, был обаятелен. За бокалом рейнского вина он сказал:

— Фройляйн Шварц, ваш акцент — это Гейдельберг? — Правильно ведь? Мой дядя преподавал там.

Мария, улыбаясь, ответила:

— Да, я училась в Гейдельберге.

Кох расслабился. После светских бесед и нескольких бутылок вина, его язык развязался, и он заговорил о работе, упомянув поставки через Роттердам:

— Япония платит 2 миллиона марок за 50 гаубиц. Геринг лично следит за сделкой.

Мария старалась сделать вид, что ей мало интересна эта тема. Она допускала, что Кох может проверять ее. Скрывая диктофон в сумке, она спросила, как бы, без особого интереса:

— Это сложная операция?

Кох, потягивал очередной бокал вина:

— Манштейн всё продумал. Нейтральные суда, никаких следов.

Позже она передала шифровку: «Кох подтвердил Геринга и Роттердам».

На следующий день, Мария встретилась с Кохом в парке Тиргартен. Он пригласил её на прогулку, намекнув на встречу Манштейна с японцами 15 июля.

— Фройляйн, вы интересуетесь политикой? — спросил он, внимательно глядя на нее.

— Только делами фирмы, герр Кох, — ответила Мария, скрывая напряжение.

Кох похвастался своими связями с Майнштейном и выходом на немецкий генералитет.

Тем временем, 11 июля в подвале Лубянки капитана Танаку нашли мёртвым. Верёвка свисала с потолка, лицо было синюшным, глаза были открыты.

Ежов доложил Сергею:

— Самоубийство, товарищ Сталин. Он сломался, не выдержал давления.

Глеб Бокий взглянул на Ежова холодным взглядом:

— Это убийство, товарищ Сталин, сказал он глядя на Сергея. На нем замечены следы борьбы. Я считаю, надо проверить охрану.

Сергей приказал расследовать смерть Танаки, подозревая Ежова. Ежов, похоже, зашел слишком далеко и нужно было принимать меры.

12 июля Сергей принял посла США Уильяма Буллита в кремлёвском кабинете. Буллит, в строгом сером костюме, с лёгкой улыбкой, но настороженным взглядом, сел, напротив. Сергей начал:

— Господин посол, Япония угрожает миру. Показания Танаки, чертежи Круппа, перехваты писем Хаяси, подтверждают сговор с Германией. СССР требует санкций: на нефть, сталь, химикаты. Без них Япония, имеющая ресурсы для ведения войны, захватит Азию, и ваши интересы пострадают.

Буллит, поправляя галстук, ответил:

— Господин Сталин, Президент Рузвельт изучил копии документов, о которых вы говорили. Санкции на химикаты возможны. Но нефть — это 40% нашего экспорта. Standard Oil и Bethlehem Steel зависят от Токио. Тем более, что мы придерживаемся политики изоляционизма и идти на такую резкую конфронтацию было бы странно для нас. Президент Рузвельт поговорит с Окадой Кэйсукэ, потребует объяснений по Маньчжурии.

Сергей повысил тон:

— Окада плохо контролирует Квантунскую армию. Их генералы — Хаяси, Уэда, планируют диверсии на КВЖД: 150 килограммов тротила найдено в Харбине. Без санкций война неизбежна, и США окажутся втянуты в эту войну, когда последствия будут уже слишком тяжелые.

Буллит, теребя ручку, ответил:

— Я передам ваши слова президенту. Но не ждите от нас слишком резких действий, господин Сталин.

Сергей проводил Буллита. Его мозг лихорадочно искал ответы на вопросы. Американцы боялись «красной угрозы», но он должен был найти способ заставить их играть по его правилам.

15 июля 1935 года в кремлёвском кабинете, Сергей стоял у огромной карты Африки, приколотой к деревянной панели. Его пальцы, испачканные чернилами, скользили по контурам Абиссинии, а в его времени, Эфиопии, — горной страны, которую он знал из будущего как первую жертву итальянской агрессии. Вторжение Муссолини в октябре станет искрой, разжигающей недовольство Италией в Лиге Наций. А вскоре, три страны с захватнической политикой, подпишут Антикоминтерновский пакт, объединяющий Италию, Германию и Японию. Сергей вызвал Глеба Бокия, и Василия Блюхера. На столе лежали шифровки от агента «Кобра» из Аддис-Абебы и отчёты о японских диверсиях на КВЖД.

Когда они вошли, Сергей сказал:

— Товарищи, Италия готовит вторжение в Абиссинию. Разведка подтверждает: Муссолини собирает 200 тысяч солдат, 3000 танков L3/35, 150 самолётов Caproni. Если он захватит Аддис-Абебу, он завладеет множеством ресурсов. Италия, собралась подписать договор с Японией и Германией, создав ось против нас. Я считаю, мы должны сыграть на опережение.

Мы отправим туда 5000 солдат, 100 военных советников, 20000 противогазов, 50000 винтовок, 200 пулемётов, 10 миллионов патронов и 50 тонн взрывчатки. Блюхер, организуйте переброску через порт Джибути под видом торговых грузов. Бокий, ваши агенты установят связь с Хайле Селассие.

Блюхер заговорил:

— Товарищ Сталин, будет сделано. Джибути под контролем французов, но мы будем использовать подставную компанию «Торгэкс» из Стамбула. Однако, перевозка солдат не сможет остаться незамеченной. Но мы можем устроить с Абиссинией совместные учения.

Следующим заговорил Бокий:

— Агенты «Кобра» и «Гриф» в Аддис-Абебе. «Кобра» — Иван Соколов, 34 года, внедрён в свиту Селассие как переводчик. «Гриф» — Елена Власова, 29 лет, работает в госпитале. Они передают: Селассие готов принять помощь, но он боится британцев и французов. Французский Сомалиленд и британский Судан следят за портом. Нота протеста неизбежна.

Сергей, постучав карандашом по карте:

— Пусть протестуют. Мы используем это. Предложим Франции и Британии пакт против Германии, если они не будут мешать. Бокий, подготовьте шифровку для «Кобры»: Селассие должен принять груз тайно. Блюхер, начните переброску завтра.

На следующий день, Сергей получил шифровку от агента «Кобра», Соколов доложил:

— Император согласен. Но британцы контролируют все корабли в Красном море.

Сергей ответил:

— Отправим посылки, ждите. Избегайте британских патрулей.

Сергей остался в кабинете, глядя на карту. Он вспомнил 1941 год: немецкие танки под Москвой, дым над Сталинградом, Антикоминтерновский пакт, подписанный в 1936 году. Абиссиния была шансом ослабить Италию. Но Франция и Британия могли помешать ему.

15 июля Мария Лебедева, под именем Хельги Шварц, вошла в особняк Эриха фон Манштейна в Берлине. Зал, украшенный хрустальными люстрами и портретами кайзеровских генералов, был заполнен немецкими офицерами в штатском. Тут также присутствовал японский атташе Ито и итальянский дипломат граф Галеаццо Чиано. Подполковник Вернер Кох, представил Марию Манштейну: