— Герр генерал, это Хельга Шварц, секретарь Круппа. Моя хорошая знакомая и надёжный человек.
Манштейн, был высоким мужчиной, 48 лет, с пронзительным взглядом и аккуратными усами. Он кивнул:
— Рад знакомству, фройляйн. Ваша работа с Круппом важна для рейха.
Мария, в тёмно-синем платье, улыбнулась, скрывая диктофон в сумке. Она услышала разговор Коха с Ито и Чиано:
— Поставки гаубиц через Роттердам начнутся 20 июля. Геринг и Муссолини одобрили. Италия присоединится к нашему пакту, — сказал Кох.
Чиано, молодой, 32 летний граф, с надменной улыбкой, добавил:
— Муссолини готовит прогулку в Африку. А Антикоминтерновский пакт — это наша оплеуха большевикам.
Мария, держа бокал вина, задавала невинные вопросы:
— Герр Кох,а как Италия поможет в Роттердаме?
Кох, был уже слегка пьяный:
— Муссолини даёт три корабля. Геринг гарантирует нейтралитет Голландии.
После вечера в доме Майнштейна, Мария отправила шифровку: «Италия в пакте, поставки 20 июля, гаубицы. Муссолини готовит прогулку в Африку».
18 июля Франция и Британия направили ноту протеста в Москву, обвиняя СССР в угрозе их колониям из-за поставок в Абиссинию. В ноте, подписанной Иденом и Поль-Бонкуром, говорилось: «Советские грузы в Джибути угрожают стабильности в Африке. Требуем разъяснений».
Сергей набрал номер Молотова в Женеве:
— Вячеслав, предложите им пакт против Германии. Мы прекратим поддержку Абиссинии, если они подпишут антигерманский пакт и поддержат санкции против Японии.
Молотов встретился с Иденом и Поль-Бонкуром в частном кабинете отеля «Бо-Риваж».
— СССР готов ограничить помощь Абиссинии и не влезать в африканские дела, если вы подпишете пакт против Германии и поддержите санкции на нефть и химикаты против Японии.
Иден, теребя запонку, заговорил первым:
— Пакт против Германии возможен, но мы не можем рисковать нашими колониями. Ваши грузы в Джибути вызвали панику в Лондоне. Дайте нам гарантию невмешательства.
Поль-Бонкур, сказал растерянным голосом:
— Франция боится Германии, но мы не хотим соперничества с СССР в Африке. Мы подумаем, но нужны ваши гарантии о невмешательстве в наши дела.
Молотов кивнул:
— Гарантии вы получите. Мы не полезем в вашу сферу интересов, но вы должны поддержать нас в вопросах с Японий и Германией.
На следующий день Лига Наций проголосовала: санкции на химикаты против Японии были приняты, а на нефть и сталь отклонены. Чехословакия и Румыния поддержали СССР, Британия и Франция воздержались.
Молотов, по телефону, тут же сообщил Сергею: «По химикатам санкции приняты, а по нефти — нет. Пакт с Британией и Францией под вопросом».
Молотов смотрел на Женевское озеро, бросив туда маленький камушек, его отражение дрожало в воде. Лига Наций была слабой, Запад защищал только свои колонии, а не мир. Иден и Поль-Бонкур боялись Гитлера, и не доверяли СССР. Сталин требовал совместного пакта и союза, и он чувствовал тяжесть этого груза.
20 июля, в 10:23 утра, в кабинете Михаила Тухачевского прогремел взрыв. Бомба, спрятанная под столом, разнесла деревянную мебель, выбив стёкла и обрушив часть стены. Тухачевский сидел за столом, просматривая отчёты о военной реформе. Взрыв разорвал его тело, осколки пробили грудь и голову. Его адъютант, капитан Пётр Ковалёв, получил тяжёлые ранения, но выжил. Охрана, ворвавшись в кабинет, увидела кровь, дым, и обугленные бумаги.
Бокий, прибыв на место через час, осмотрел кабинет. Следователь ОГПУ Михаил Левин, доложил:
— Взрывчатка — 2 килограмма тротила, таймер швейцарский, заложили судя по всему ночью. Следов взлома входной двери и окон не обнаружено. Это не случайность.
Глеб Бокий стоял с мрачным лицом:
— Это Ежов. Или его люди.
Сергей, стоя в своём кабинете, получив доклад, сжал кулаки:
— Арестуйте Ежова. Немедленно. Проверьте всех, кто был в Генштабе ночью.
Ежова схватили в его квартире. Его нашли в кабинете, где он сжигал бумаги в камине. Агенты ОГПУ, ворвавшись, скрутили его.
Ежов кричал: — Это иностранные шпионы! Немцы, японцы, поляки! Я предупреждал о Тухачевском, он был предателем! Скажите товарищу Сталину, я не виноват!
Сергей стоял у окна в Кремле, глядя на Красную площадь. Гибель Тухачевского была для него ударом. Он знал из будущего о его расстреле в 1937 году, который он мог предотвратить, но не ожидал бомбы. Ежов был арестован. Но это было бы слишком нагло, так расправиться с Тухачевским, зная о последствиях. Кому-то было сильно нужно внести разлад в руководство страны. И Сергей должен был узнать, кто же за этим стоит.
19 июля 1935 года Виктор Рябинин, под видом голландского торговца Питера Ван Дер Бергена, стоял на пирсе №14 в порту Роттердама. Влажный воздух, пропитанный запахом рыбы и машинного масла, холодил его лицо, а крики чаек над головой смешивались с гудками пароходов. Его рёбра болели от допросов в Лубянке, шрам на щеке саднил под солёным ветром, но приказ Сталина гнал его вперёд.
Вчера, с агентом ОГПУ Алексеем Ивановым, он проник на склад №17. Ящики с маркировкой «Krupp AG» были аккуратно сложены: 150 гаубиц калибра 105 мм, 50 тысяч снарядов, отправка запланирована на 20 июля. Накладные, которые Рябинин сфотографировал на плёнку «Кодак», подтверждали: получатель — Токио, порт Йокогама, посредник — голландская фирма «Visser Co», зарегистрированная в Гааге.
Рябинин, прячась за штабелем ящиков, заметил движение в тени — японский агент Ямагути, мужчина, примерно, 35 лет, в тёмном костюме и фетровой шляпе, следил за ним. Его глаза скользили по пирсу, а правая рука в кармане сжимала что-то — возможно, пистолет «Намбy» или нож. Рябинин, сжимая револьвер под пиджаком, отступил в тень, его сердце колотилось, пот выступил на лбу. Иванов, стоя у чёрного хода, шепнул:
— Виктор Павлович, полиция патрулирует причал. Ямагути с ними, он подкупил местных. Уходим через склад.
Рябинин кивнул, передавая плёнку Иванову. Они пробрались через лабиринт ящиков, к служебному выходу. Голландский полицейский, лет сорока, с рыжими усами и красным от ветра лицом, заметил их, крикнув на нидерландском:
— Стойте! Назовите себя! Покажите паспорт!
Рябинин, ответил:
— Питер Ван Дер Берген, проверяю груз для «Visser Co». Вот документы. Они с Ивановым показали паспорта.
Документы, подделанные ОГПУ в Москве, были безупречны: печать Гааги, фотография, подпись. Полицейский, с подозрением оглядев их, вернул документы, но записал имена. Ямагути, стоявший в тени у крана, сделал знак второму агенту — низкорослому японцу в рабочей куртке. Рябинин, заметив движение, ускорил шаг, шепнув Иванову:
— Они знают. Катер у канала, быстрее.
Они добрались до катера, спрятанного у канала. Рябинин, проверив револьвер, отправил шифровку в Москву через передатчик, спрятанный в чемодане: «Поставки подтверждены: 150 гаубиц, 50 тысяч снарядов, 20 июля. Ямагути в порту, полиция подкуплена».
Ночью, в дешёвой гостинице «De Haven», Рябинин изучил карту порта. Ямагути был не один — его сопровождали два агента, а полиция усилила патрули после его визита. Он написал записку Иванову: «Следи за причалом №15, Ямагути планирует проверку груза».
На следующий день, 20 июля, Рябинин вернулся на склад, замаскировавшись под рабочего в синей робе. Он заметил Ямагути, беседовавшего с голландским посредником, Хендриком Ван Дер Линденом, мужчиной средних лет, в дорогом костюме и с сигарой. Ван Дер Линден, поправляя галстук, сказал:
— Груз уйдёт завтра. Три корабля, итальянские, под флагом Панамы. Геринг гарантировал лояльность всех проверяющих.
Ямагути, сказал:
— Токио требует 200 тысяч снарядов к сентябрю. Ускорьтесь.
Рябинин, прячась за ящиками, записал разговор на диктофон, спрятанный в рукаве. Он отправил вторую шифровку: «Итальянские корабли, 21 июля. Токио требует 200 тысяч снарядов».
