Мария улыбнулась.

— Герр Манштейн, спасибо вам за добрые слова. Для меня честь быть знакомой с такими людьми как Герр Кох и вы.

Манштейн, довольный ее словами, кивнул:

— Фройляйн Шварц, что вы знаете о поставках в Роттердам?

Мария, поправляя серьгу, ответила:

— Герр генерал, я секретарь Круппа. Я слышала о поставках каких-то снарядов для Японии. Это все нужно ради какого-то пакта?

Манштейн, улыбнувшись, ответил:

— Вы проницательны. Пакт с Италией и Японией подпишут в ноябре. Наша страна завоевывает все больше влияния в мире.

Мария спросила:

— А что СССР? Они нам мешают?

Манштейн кивнул:

— Сейчас они препятствуют Италии. Их грузы в Сомалиленде, которые предназначены для Абиссинии, могут создать проблемы. Но Геринг знает, как их остановить. Он поставлен лично фюрером, чтобы курировать этот проект. И он сделает все, чтобы их миссия провалилась.

Мария, после встречи, отправила шифровку: «Кох — полковник, Манштейн доверяет. Рим, 10 августа, пакт в ноябре».

13 августа, поздно вечером, Николай Ежов, умер в камере Лубянки от побоев. Его тело, покрытое синяками и кровоподтёками, лежало на бетонном полу, пропахшем сыростью, кровью и мочой. Лицо, разбитое, с заплывшим глазом, было неузнаваемо, рубашка была разорвана, кровь запеклась на губах.

14 августа, рано утром, Левин доложил Сергею:

— Товарищ Сталин, поздним вечером, Ежов скончался. Я сообщил это товарищу Бокию, но он сказал, что вас не стоит будить. Поэтому, я докладываю вам сейчас. Не скрою, я применял к нему пытки. Побои были тяжёлыми, но он не назвал имён. Крепкий оказался, видимо, он надеялся, что если не признается, то его отпустят. Хитрый, гад!

Сергей нахмурился. Тухачевский, Троцкий, теперь Ежов — смерти множились. Он хотел избежать смертей, но ничего не выходило. Смерть Ежова не внесла никакой ясности. Наоборот, оставались одни вопросы. Погрузившись в свои мысли, он даже забыл, что находится в кабинете не один. Его взгляд упал на стоявшего на вытяжку Левина. Он опомнился и махнул рукой:

— Товарищ Левин, ступайте. Впредь, рассчитывайте свои силы, а то вы так всех подследственных перебьете. Даю вам три дня отдыха, отдохните, придите в себя.

Левин кивнул и отдал честь:

— Так точно, товарищ Сталин! Он вышел, оставив Сергея одного.

16 августа 1935 года в горах Тигре, в 200 километрах от Аддис-Абебы, аббисинская армия отрабатывала минную войну под руководством советских инструкторов. Скалистые склоны, усыпанные акациями, колючим кустарником и редкими эвкалиптами, дышали жаром. Воздух был пропитан запахами сухой травы, пороха и пота, а крики шакалов и далёкий звон колоколов монастыря Дебре-Либанос эхом разносились над долиной. Воины Оромо и Амхара, в льняных туниках, учились закладывать мины ТМ-35, маскируя их под камнями и корнями кустарников. Их лица, обожжённые солнцем, блестели от пота, глаза горели решимостью, но руки дрожали от непривычных действий. Лагерь, окружённый шатрами из козьих шкур, пропах кофе, ладаном и дымом костров, где женщины в белых шалях готовили ынджеру — кислый хлеб из тефа. Дети, босые, бегали между палаток, играя с деревянными мечами, подражая воинам Менелика II.

Иван Соколов, агент «Кобра», в пропылённой гимнастёрке, стоял на скале, наблюдал за их работой.

Михаил Ковалёв, показывал воину Оромо, молодому парню лет 25-ти, по имени Асфа, как маскировать мину:

— Асфа, глубина должна быть 10 сантиметров. Камень уложишь сверху, и еще верху положи траву для маскировки.

В шатре, Соколов и Ковалёв разрабатывали партизанский план. Карта Тигре лежала на столе, рядом с кружками дымящегося кофе. Соколов, чертя тропы карандашом, сказал:

— Михаил, разведка доносит: итальянцы готовят наступление через Адуа в сентябре. Перевалы Дебре-Маркос и Аксум будут использованы нами для отражения атаки. Мы расставим тут мины, здесь устроим засады, а здесь, он показал карандашом: будут снайперы на скалах.

Ковалёв, указывая на карту, сказал:

— Тропы Аваш узкие, танки там увязнут. Поставим 500 мин на перевале, 20 снайперов расположим на высотах.

17 августа Хайле Селассие, в военной форме с орденами, инспектировал укрепления на перевале Дебре-Маркос. Каменные баррикады, укреплённые мешками с песком, возвышались над тропами, где акации отбрасывали тени. Воины рыли окопы, их голоса смешивались с рёвом мулов и звоном кирок.

Позже Селассие встретился с вождём Амхара, Текле, и вождём Оромо, Кебеде, стоявшим с копьём, украшенным бусами. Зал дворца Гынф, с резными стенами и запахом ладана, был торжественно обставлен. Селассие сказал:

— Братья, горные перевалы — это наш щит перед вторжение врагов. СССР дал нам мины и винтовки. Мы с вами остановим итальянцев.

Текле был не так уверен, его лицо было суровым:

— Лев Иуды, разведка видела их лагерь в Эритрее. У них очень много солдат, у них есть танки, самолёты. Наши воины верят в тебя, но у нас нет столько оружия.

Кебеде, сжимая копьё, добавил:

— Мои люди готовы, но Франция закроет порты. Как тогда придут грузы?

Селассие ответил уверенным тоном:

— СССР все доставит через Судан. Ночью, с погонщиками. Англичане не могут контролировать всю территорию.

Вожди кивнули. Им оставалось только верить.

16 августа Мария сидела в ресторане «Horcher» на Вильгельмштрассе. Ей, простому секретарю, с небольшой зарплатой, было уже привычным сидеть в роскошном ресторане со своим другом, Вернером Кохом.

Зал, с хрустальными люстрами, белыми скатертями и позолотой, пах жареным фазаном, трюфелями и рейнским вином. Полковник Вернер Кох, выглядел счастливым. Он улыбался:

— Хельга, ты просто золото. Ты покорила Манштейна. На ближайшем вечере, он хочет представить тебя Гудериану и Роммелю.

Мария сделала удивленный вид и застенчиво улыбнулась:

— Полковник Кох, но почему генерал так доверяет мне?

Кох, сказал, отпивая вино:

— Потому что ты умна, и не болтлива. Он говорит, что ты совсем не похожа на тех женщин, которых он знает.

18 августа на приёме в отеле «Kaiserhof», шикарном здании, с мраморными колоннами Манштейн представил Марию Хайнцу Гудериану, и Эрвину Роммелю.

Гудериан, улыбнувшись, сказал:

— Фройляйн Шварц, мы наслышаны о вас. Герр Манштейн много о вас говорил.

Мария застенчиво улыбнулась:

— Герр Гудериан, я рада знакомству с вами. Мне кажется, что Герр Манштейн слишком меня хвалит. Я не так умна, например, я совсем не разбираюсь в танках.

Гудериан рассмеялся:

— Скоро все услышат про наши танки, Фройляйн. Скоро Германия поделит мир.

Мария сделала задумчивый вид:

— Да, я слышала о каких-то итальянских планах. Но, я не знаю. Вдруг они проиграют?

Роммель, стоящий рядом, захохотал:

— Фройляйн, будьте спокойны. Абиссиния не устоит. Их копья против газа и танков Муссолини? Смешно.

Мария замялась:

— А если партизаны? Я слышала, что там много гор, в этой стране?

Роммель кивнул:

— Да, горы — это их преимущество, но не настолько большое, чтобы тягаться с техническим превосходством итальянцев. Итальянцы пусть берут, что хотят, а мы возьмём Массауа.

19 августа Мария гуляла с Кохом по Тиргартену. Липы и каштаны отбрасывали тени, сильная жара уже спала, и прогулка была приятной. Кох, был в штатском, в брюках и белой рубашке, которая делала его моложе, чем армейская форма. Он сказал:

— Хельга, после войны я хочу съездить с тобой в Альпы. А то мы так и сидим в одном Берлине.

Мария кивнула:

— Вернер, а что будет, если вмешается Британия? Или Франция?

Кох ответил:

— Британия и Франция не так сильны, как они любят казаться. Они боятся обострения отношений, боятся войны. Они будут тянуть до последнего, но не вмешаются.

21 августа Сергей, размышлял, как объединить Запад против Германии, Италии и Японии раньше 1941 года. Стены, обитые тёмным деревом, украшали карты и портреты Ленина. На столе лежали шифровки от «Совы», Рябинина, Соколова. Дождь барабанил по окнам, а лампа отбрасывала тени на бумаги, разложенные на столе. Сергей вызвал Вячеслава Молотова, и Климента Ворошилова. Их лица были напряжены, они сидели и ждали, когда Сергей заговорит.